Король Севера. Любовь

– Вам решать, милорд, – смиренно ответила Илиен, хотя ей совершенно не хотелось останавливаться на ночлег в деревушке. Сердце звало к мужу, каждый день промедления раздражал. Свидание с Моэралем было возможно лишь в Гофосе, а там он будет пребывать ровно столько, сколько нужно, чтобы дороги подсохли. Илиен не сомневалась – при первой же возможности Моэраль снимется с места.

А значит, на счету каждый день.

Лорд Драмл пришпорил лошадь, обгоняя экипаж. Илиен услышала, как он отдает приказы и откинулась на сидение, с грустью уставившись в окно. Проплыли мимо колья частокола, промелькнуло лицо сторожа, открывшего ворота.

– С каких это пор у нас появилась деревенская стража? – хлюпнув носом спросила одна служанка у другой.

– Война, все боятся, – равнодушно ответила вторая.

За добротной на вид оградой скрывались убогие крытые соломой дома. На воняющей навозом улице столпились зеваки – видеть королевскую карету было для них в новинку. Впрочем, они вели себя тихо, и Илиен не стала приказывать разогнать толпу. Погруженная в мысли о муже, она даже не сразу заметила, как к ее остановившемуся у постоялого двора экипажу бочком пробирается замызганная женщина. Поэтому хриплый каркающий голос, раздавшийся у самого окна, заставил ее резко вздрогнуть.

– Ну, здравствуй, ваше величество! – услышала Илиен, повернулась и увидела говорившую.

Утопая по щиколотку в грязи, у двери кареты, возле окна, где сидела королева, стояла крестьянка. Поначалу Илиен показалось, что женщина – древняя старуха, но после, приглядевшись, поняла: да, говорившая стара, но состарили ее не годы, а перенесенные невзгоды. Лоб и щеки простолюдинки бороздили морщины, уголки губ скорбно опустились, под глазами залегли глубокие тени. Седые волосы, выбивавшиеся из-под криво повязанного платка, неопрятными космами спадали на плечи. Одежда старая, не очень чистая, и все бы могло свидетельствовать о крайней неряшливости говорившей, если бы не аккуратные заплатки, давно, судя по виду, наложенные на поношенное платье, линялое от времени, да самодельные кружева, обрамлявшие воротник. Почувствовав в облике женщины некое несоответствие, Илиен взглянула в глаза крестьянки и отшатнулась – горе, великой силы и глубины горе, горе чистое, незамутненное увидела она на дне мрачно горящих решимостью зрачков. Илиен сама не заметила, как вытащила из кармана золотой и протянула его крестьянке.

И тут произошло невообразимое. Грязная баба с диким нечеловеческим воплем ударила королеву по руке. Монета упала в грязь, сверкнув напоследок блестящим краем. Нерешительно стоявшие до этого стражники, ожидавшие указаний королевы, без приказа ринулись вперед и подхватили крестьянку под руки. Та не вырывалась, лишь глядела на Илиен сверкавшими от ненависти глазами.

– Думаешь, монетку дала, так откупилась? Так?! – заговорила она резким, насилующим слух голосом. – Правильно, кто мы, для вас, богатых, так, мусор под ногами. Я – дерьмо, а ты – королева. К королю своему едешь, конечно. Король севера, так его называют… Два сына у меня было, два, и обоих забрал себе твой король. Забрал молодых парней, вернул два холодных трупа. Двоих детей породило мое чрево, два столпа, на которые опиралась моя старость! А ты от меня монеткой откупиться хочешь!!! Так знай, будет твое чрево проклято во веки веков, семью печатями запечатано! Как матери, мне подобные, остались бездетными, так и тебе вовек не поднять на руки своего ребенка! Проклина-а-а-а…

Вопль старухи оборвался, изо рта хлынула кровь. Илиен широко раскрытыми глазами смотрела на острие меча, проклюнувшегося из костлявой груди.

– Говорят, если проклятие не успеть произнести до конца, оно не подействует, – сказал Улисс Драмл, извлекая клинок из обмякшего тела убитой.

Королева молча задернула занавеску и закрыла лицо руками.

Проснулась она поздно. Во дворе уже ждала запряженная карета, вычищенное служанками платье свисало со спинки кровати, ноздри щекотал запах остывающего завтрака. Странно, почти до рассвета королева проворочалась в постели без сна, но потом, уже под утро, ее сморило, да так крепко, что Илиен, сквозь дрему слыша, как суетится прислуга, как поют петухи да мычат запертые в хлевах коровы, не могла вырваться из паутины сновидений.

Взглянув на стоящий у кровати поднос с тонкими ломтиками прожаренного бекона, женщина почувствовала, как предательски заныл – заболел живот. Так всегда случалось, когда Илиен волновалась, так было и в этот раз. Королева откинулась на подушку, дав себе зарок подняться через минуту, и задумалась.

Доверчивая и суеверная от природы, она болезненно восприняла как злое пророчество крестьянки, так и ее убийство Драмлом, но в глубине души была благодарна за это убийство, ища в словах лорда – словах о непроизнесенном проклятии – оправдание. Что если он прав? Что если несчастная женщина и впрямь не успела проклясть ее как положено? Илиен было стыдно за такие мысли, но, увы, она ничего не могла с собой поделать.

А еще Илиен боялась. Там, в Гофосе, до которого осталась пара часов пути, ей суждено было увидеться не только с мужем, но и с отцом, и она представить себе не могла, как оправдаться перед ним за брак Иоли. Отец верил ей, верил настолько, что не побоялся доверить младшую сестру, а она, Илиен, не только не устроила жизнь девушки, она, можно сказать, погубила ее.

А все остальное? Казнь Ульрька, эта неудачная попытка завести свой двор… Как ей глядеть в глаза мужу после всего, что сделано?

Илиен тяжело вздохнула и села. Выбора все равно не было – оставаться в одиночестве в Вантарре она больше не могла.

Сборы не заняли много времени, уже спустя час после пробуждения Илиен вновь сидела в карете. Толпы любопытных вокруг уже не было, лишь пара мальчишек оседлала ближайший плетень. Но королева видела, как мелькают в щелках приоткрытых ставень лица, как едва заметно отодвигаются в сторону занавеси… Село провожало ее недоверием и настороженностью, не зная более, чего ждать от королевы, принесшей им смерть.

Вновь запетляла по степи дорога, и глазам открылся все тот же унылый пейзаж. Не выспавшуюся Илиен скоро сморило, и она, свернувшись калачиком, задремала на сиденье, убаюканная мерными толчками, не посыпаясь даже, когда толчки эти становились сильнее и хаотичнее – это карета застревала в вязкой колее и ее подталкивали сзади.

Разбудил ее лязг цепей и резкий окрик. Вздрогнув всем телом, не понимая, где находится, Илиен села и заозиралась по сторонам.

– Мы приехали, госпожа.

И верно, карета въезжала во внутренний двор, оставляя позади растворенные ворота. Илиен поправила волосы и выглянула в окно.

За свою жизнь ей довелось увидеть лишь два замка: Иэраль, в котором она родилась, и Холдстейн, в котором теперь была хозяйкой. Гофос оказался третьим.

Первое, что бросилось в глаза – обилие людей. Гофос напоминал Холдстейн в день ухода армии, только еще более переполненный. Куда ни кинь взгляд – везде сновали солдаты. Каждый был занят: что-то нес, тащил, куда-то целенаправленно шел. Ржали кони, лаяли собаки, в воздухе висел запах сотен тел, казалось, в небе над крепостью зависло облако пара от дыхания стольких живых существ.

Улисс Драмл подскочил к карете и распахнул дверцу. Илиен, облокотившись о предложенную руку, вышла наружу и тут же сощурилась из-за яркого солнца. А когда распахнула глаза, Моэраль уже стоял перед ней.

Ноги Илиен подогнулись. Она глядела на мужа и видела его как в первый раз. Этого Моэраля она не знала. За прошедшее со дня расставания время он будто вырос на целую голову. Многодневная щетина старила его на несколько лет, а взгляд пронзительных синих глаз, казалось, стал еще суровее. Но каким уверенным в себе и полным жизни он выглядел! Он напомнил Илиен сокола, вырвавшегося на свободу. Тут он был на своем месте, естественном, присущем ему, в мире мужчин, и ей на миг показалось, будто она тут лишняя, она глупо поступила, пытаясь вторгнуться в этот мир, стать частью его.