Король Севера. Любовь
Шрифт:
Рейна поморщилась.
– Миледи! Госпожа Молдлейт! – нестарая заплаканная женщина в богатом, пошитом у хорошей портнихи платье, кинулась в грязь под ноги Рейне. – Заступись, госпожа, накажи убийцу!!!
Мать Ритвы. Интересно, дочь была ее единственным ребенком?
– Убили, убили мою ненаглядную, пред смертью поглумились!!!
Рейна слегка коснулась плеча женщины кончиками пальцев.
– Встань. Я приехала сюда судить.
Всхлипывающая Амина поднялась, отошла в сторону, прижалась к кряжистому мужчине с посеревшим от горя лицом – мужу. Отцу.
–
Помост для суда здесь был и помостом для казней, и подниматься на него было не в пример выше, чем в Холдстейне. Бережно поддерживаемая кастеляном, Рейна взошла и села в приготовленное кресло. Мягкостью оно не отличалось.
– Введите обвиняемого!
Глухо зароптала толпа. Среди собравшихся Рейна различила леди Розанну, ее мужа, вечно сохраняющего скучающий вид, Сорию, судя по виду, весьма взволнованную, нескольких других лиц из благородных. Простолюдинам не было числа.
Немного поодаль стоял Байярдов соглядатай – Эффсин Шарх.
Распахнулись двери ближайшего дома, появились стражники, волоча за собой парня со страшно разбитым лицом.
– Он это, он!!!
– Небось из тайной гильдии убийц!!!
– Какой там гильдии! Голь подзаборная! На сережки позарился!
– Мало того, что убил, так еще и снасильничал!
– Только вот перед смертью или после?!
Зашлась в новом крике мать Ритвы. Рейна плотнее сжала губы. Она и в страшных фантазиях не смогла бы поставить себя на ее место. Рука скользнула к животу.
«Ох, не место для тебя тут, маленький…».
Убийцу поставили перед помостом, стража отогнала толпившихся вокруг людей. Заочно осужденный поднял на Рейну тяжелый взгляд мутных, налитых кровью глаз. Били его серьезно.
– Я, леди Молдлейт, волей короля и моего лорда-мужа, наместника сего города по слову благородного Уолдера Молдлейта, вершу сегодня суд над этим, представшим предо мной человеком. Пусть день этот не осквернит неправедное решение.
Ифори за ее спиной одобрительно хмыкнул. Леди с честью выполняла свой долг.
– Я, пользуясь правом, врученным в руки мои, верша почетную обязанность, спрашиваю имя твое.
– Я Канд. А рода у меня нет, – ответил пленник.
Слова его звучали глухо из-за разбитых губ.
Толпа вновь зароптала: «Что это еще за человек, без рода? Разве только благородным да простолюдинам из тех, что побогаче, положено родовое имя? Нет родового прозвания, скажи: «Я сын такого-то оттуда-то». А то, нет рода!»
– Откуда ты, Канд?
– Из Гофоса.
– Кто твой отец?
– Нет у меня отца. И матери тоже нет.
– Что ж, Канд-безотцовщина, ты знаешь, почему ты тут?
Вновь тяжелый взгляд заплывших глаз.
– И подумать не могу, миледи.
Рене сунул Рейне в руки заранее заготовленную грамотку. С трудом разбирая корявый почерк, она прочитала:
– Некий Канд из Гофоса обвиняется в том, что ради наживы, воспользовавшись обманом, снасильничал и убил Ритву Ливок, дочь Главы гильдии кожеделов. Ты признаешь свою вину, Канд?
– Нет!!! – крик обвиняемого звенел от отчаянья. – Нет в том моей вины!
– Да как же нет?! –
вскричала Амина Ливок. Слезы ушли из ее глаз, уступив место всепоглощающей ненависти. – Как же нет, когда ты к ней в сад лазил, я видела!– И я видела! – вперед пропихнулась дородная баба в цветастом платке. – Я видела! Что, теперь отпираться будешь?
– Ну, лазил, – признался парень. – Но не убивал я ее.
– А что ты тогда в саду делал? – хриплый голос потерявшего дочь отца был едва слышен в вое толпы.
– Любовь у нас была, – ответил парень.
Рейна подалась вперед, вглядываясь в разбитое лицо. Что-то ускользало от нее, что-то, чего она пока не могла понять…
– Стража! Кто его задержал?
– Мы и задержали, миледи, – подал голос один из приволокших парня стражников.
Толпа, заинтригованная происходящим, замолкла.
– По карманам у него смотрели?
– Смотрели. Вот, – стражник протянул руку. На огрубелой ладони блеснул широкий золотой браслет. Дутый. Весьма подходящий для молодой девчонки, – золотинку нашли.
– Ее это, ее! – вновь залилась слезами безутешная мать. – На день рождения дарили.
– Ну-ка, дай.
Рейна, с трудом скрывая брезгливость, взяла в руки несчастливое украшение. Еще вчера его носила светящаяся первой любовью девочка… Уже завтра руки, так любовно украшаемые блестящей безделушкой, станут пищей для червей…
Так и есть, все как говорил Рене, у замочка следы запекшейся крови.
– Откуда ты взял браслет?
– Нашел, всеми богами клянусь, нашел!!! – парень кричал так, что слышала вся площадь. – Шел мимо канавы, глядь, блестит что-то, я и поднял.
– Всем бы так везло! – раздался из задних рядов молодой задорный голос.
Кто-то рассмеялся: нехорошо, зло.
– Ты сам понимаешь, насколько это глупо звучит? – тихо спросила Рейна.
– Понимаю… Только я правду говорю, госпожа… И лазал я к ней в сад, потому что любил… А не потому, что убить хотел.
Рейна задумалась. Врет или не врет? Она могла бы, конечно, приговорить его к казни… Но как жить потом с сознанием причастности к гибели невинного человека? Более того, не падет ли гнев богов на голову ее ребенка?
Толпа внизу требовала крови…
– Она отдавалась тебе по доброй воле? – едва слышно спросила Рейна Канда. – Ты был с ней?
Парень помотал головой.
– Рене! – Рейна встала. – Пусть его уведут на время. Я хочу взглянуть на девушку.
– Да что вы, госпожа! – на лице кастеляна отразился непритворный ужас. – Как можно! Господин узнает, не простит, вы о ребенке подумайте!
– Ты заставил меня судить в этом деле! Так не перечь. Где девушка?
Ритва лежала в сарае ее собственного дома, бережно укрытая простыней. Не дожидаясь особого указания, стражник сорвал покров, и Рейне открылось искаженное предсмертной мукой лицо. Леди Молдлейт поспешно замахала руками, приказывая закрыть покойницу. Для того, что ее интересовало, не требовалось обнажать несчастную полностью.
– На ней следы насилия, миледи, это я и без всякого осмотра бы сказал, – вездесущий Рене и сейчас стоял рядом с Рейной.