Король Шломо
Шрифт:
Ном и Шая только того и ждали. Тут же в середине комнаты появились два плоских камня, и мальчики взобрались на них.
Ном выкрикнул:
– Премудрость провозглашает на улицах, на площадях подаёт свой голос. В самых шумных местах взывает она, при входе в городские ворота говорит она речи свои.
– К вам, люди, взываю.
Голос мой – к сынам человеческим, – вступил Шая. —
Я, Премудрость, обитаю с сообразительностью <…>
У меня совет и мудрость,
Мальчик почесал живот под рубахой и продолжал:
– Господь создал меня в начале пути своего,
прежде созданий своих <…>
когда ещё не было земли.
Я родилась, когда ещё не было бездны и источников, полных воды.
Я родилась прежде, чем погружены среди вод были горы, прежде холмов.
Когда ещё Он не сотворил ни земли,
ни полей, ни начальных пылинок Вселенной.
Когда Он задумывал небеса – я уже была там.
Когда Он проводил круг на поверхности бездны,
когда Он утверждал облака в высоте,
когда закреплял источники бездны,
когда полагал для моря устав свой,
чтобы воды не преступали Его приказ,
когда полагал основания земли —
я была при Нём,
я была радостью каждый день,
веселясь перед Ним всё время…
Он забыл слова, и отец пришёл ему на помощь:
– Послушайте наставления и будьте мудрыми!..
– Про муравья! Расскажи про муравья! – закричал Ном. – Ты всё забываешь!
– Расскажи ты, – предложила Мирьям.
– Пойди к Муравью, – начал Ном, остановился и пояснил: – Это Премудрость обращается к Глупости:
Посмотри на путь его, и ты поумнеешь.
Нет у него ни начальника, ни надсмотрщика,
ни правителя.
Заготовляет он летом хлеб свой,
собирает во время жатвы пшеницу свою.
Доколе, лентяйка, будешь ты спать!
Когда встанешь ото сна своего! <…>
Ном вздохнул и закончил:
– Упорство невежд убьёт их.
А слушающий меня будет жить безопасно и спокойно,
не страшась зла… – Дальше я забыл, – смутился Ном.
– Вы и так много запомнили, – сказала Мирьям. – Ну, вот и хлеб наш готов.
Семья принялась за еду. Потом Яцер бен-Барух допоздна рассказывал о празднике Суккот в Храме.
Дети уснули там же, где представляли «Премудрость и Глупость». Дочери отправились к колодцу мыть посуду. Завтра придут соседи послушать о паломничестве в Храм. Яцер бен-Барух и его жена остались одни, сидели и смотрели на угли,
догоравшие в печи.– Расскажи ещё про Ерушалаим, – попросила Мирьям. – Что делает там народ, когда праздники кончаются?
– Что делает народ? – повторил Яцер бен-Барух. – Одни заняты выделкой кож для сандалий или доспехов, другие варят сыры, третьи выжимают из маслин масло, четвёртые вырезают из бараньих рогов шофары или делают музыкальные инструменты для Храма – всего не расскажешь. Так они и селятся: сыровары на одной стороне города, оружейники – на другой, горшечники – у ручья Кидрон. Ну, а левиты и коэны селятся ближе к Храму. В Офеле строят себе каменные дома приближённые и родственники нашего короля.
Тут он заметил, что жена уснула, сморенная теплом от печи. Яцер бен-Барух уложил Мирьям, накрыл её овечьей шкурой, сделал дочерям знак не шуметь, вышел и остановился перед домом.
К вечеру птицы умолкли, исчезли из виду. Появился тоненький месяц.
Целых пять дней Яцер бен-Барух уходил всё дальше и дальше от Ерушалаима, но сейчас, стоило ему посмотреть в ту сторону, откуда пришёл караван, как лучи от стен Храма будто дотянулись до его лица. Яцер бен-Барух опять услышал слова, которые произнёс король Шломо в Храме, когда читал из Священного свитка:
«Господь избрал мой народ. Значит, Он сохранит его навсегда».
Глава 29
Ещё не окончательно рассвело, когда Шломо поднялся по склону горы к ограде храмового двора. За зиму склон зарос диким укропом и ромашкой, и тропа, протоптанная еру шал аимцами, в утреннем сумраке казалась серебряной.
Недалеко от ограды были сложены сосновые поленья, рабы-хивви привозили их с севера. Дров нужно было много, и храниться они должны были вне Храма. В Девятом и Десятом месяцах шли сильные дожди, и поленья до сих пор оставались прикрытыми ветками. Когда дрова вносили во двор, левиты из службы Проверки долго осматривали каждое полено, чтобы в нём не оказалось древоточцев.
Заря едва прикоснулась к небу над ещё не пробудившимся городом. Король Шломо посмотрел на восток и разглядел внизу Храмовый сад, ще, должно быть, уже начали работать левиты. Тимна, царица Шевы, подарила Ерушалаиму драгоценные саженцы ароматических растений, в почве Храмового сада они принялись и уже через год вошли в состав благовоний для воскурения на Золотом жертвеннике.
Полюбовавшись Ерушалаимом с вершины горы, король Шломо вошёл во двор и направился к Храму. Левиты и коэны, попадавшиеся навстречу, приветствовали его, спеша по своим делам: скоро в Храм потянется народ.
Проходя мимо мастерской, где изготовляли посуду для священнослужителей, король Шломо остановился возле левита, который вытачивал из базальта большую тарелку. После того, как они поздоровались, левит сказал:
– Посуда, которую делает здесь раб твой, – каменная.
Слепой мальчик в это время высверливал внутреннюю часть чаши, подливая туда воду и направляя бронзовое сверло. Доводили посуду до гладкого состояния пальцами.
Король Шломо попрощался и пошёл дальше. Поровнявшись со столами для разделки туш, он загляделся на ловкую работу коэнов. Пока одни отделяли задние ноги овцы и вынимали её внутренности, другие, молодые, босоногие и весёлые, несли уже обмытые части по скользкому пандусу наверх и там посыпали их солью, третьи вилками и лопатками раскладывали куски на решётке так, чтобы мясо быстрее сгорало.