Король ворон

— Подумать только, ты мог бы нагрезить лекарство от рака, — произнесла Блу.

— Слушай, Сарджент, — парировал Ронан. — Прошлой ночью я собирался нагрезить тебе какой-нибудь крем для глаза, так как ясно, что современная медицина ни хрена для тебя не делает, но мне едва не вручила мою задницу смертельная змея из четвёртого круга ада сновидений, так что, пожалуйста.

Блу выглядела должным образом тронутой.

— Хм, спасибо, чувак.

— Без проблем, брат.

Гэнси постучал ручкой по журналу.

— Раз уж мы откровенны, ты нагрезил другие географические объекты, о которых тебе следовало бы нам рассказать? Горы? Водные объекты?

— Нет, — сказал Ронан. — Но я нагрезил Меттью.

— Ради Бога, — выдохнул Гэнси. Он жил в непрерывном состоянии невозможности, время от времени перемещаясь в более мощное состояние ещё большей невозможности. Во всё это было сложно поверить, но во всё было сложно поверить уже на протяжении нескольких месяцев. Он давно пришёл к выводу, что Ронан не похож на кого-либо ещё, это лишь ещё одна часть подтверждающих доказательств. — Это значит, ты в курсе, что означают те видения в дереве?

Он имел в виду впалое дерево, что выдавало видения каждому, кто в него становился; они обнаружили его, когда первый раз исследовали Энергетический пузырь. Гэнси было показано два видения: одно, где он на грани поцелуя с Блу Сарджент, и второе, где он на грани обнаружения Оуэна Глендовера. Он был заинтересован в них обоих. Оба казались очень реальными.

— Ночные кошмары, — снисходительно ответил Ронан.

И Блу, и Адам моргнули. Блу повторила:

— Ночные кошмары? И всё? Не видения будущего?

Ронан сознался:

— Когда я грезил о том дереве, я сделал так. Наихудшие сценарии. Какая бы дрянная ситуация, как оно думало, круче всего сокрушила бы тебя назавтра.

Гэнси не был уверен, что он бы классифицировал оба своих видения как наихудшие сценарии, но правда в том, что они оба обеспечивали определённую степень дрянных ситуаций. Озадаченное выражение лица Блу предполагало, что она согласна. Адам, с другой стороны, так безмерно выдохнул, что, казалось, он сдерживался несколько месяцев. Неудивительно. Реальная жизнь Адама уже была ночным кошмаром, когда он ступил в дерево. Дрянная ситуация за гранью обыденной действительности должна быть по-настоящему ужасной.

— А возможно, — начал Гэнси, но остановился, задумавшись. — А возможно, чтобы ты нагрезил какую-нибудь защиту Энергетическому пузырю?

Ронан пожал плечами.

— Чёрная фигня в Энергетическом пузыре означает чёрную фигню в моих снах. Я говорил, я не смог достать даже какой-то бальзам для глаза Сарджент прошлой ночью, а это пустяк. Ребёнок смог бы его материализовать. У меня не получилось.

— Я могу постараться тебе помочь, — предположил Адам. — Я мог бы войти в транс, пока ты грезишь. Может быть, я способен очистить достаточно энергии, чтобы у тебя получилось что-нибудь полезное.

— Это кажется таким несущественным, — сказал Гэнси. На самом деле монстр казался таким чудовищным.

Блу села и застонала, держась за глаз.

— Я умею ладить с несущественным. Не думаю, что мы должны предпринимать что-нибудь существенное, пока не поговорим с мамой. Я хочу услышать больше о том, что увидела Гвенллиан. Мой глаз сводит меня с ума и заставляет чувствовать, будто я устала больше, чем на самом деле. Простите, ребята.

Но в наличии больше не было идей, не требующих больше информации, так что остальные тоже использовали этот предлог, чтобы встать и потянуться. Блу направилась на кухню, и Ронан потащился за ней, намеренно толкнув её бедром.

— Ты говнюк, — произнесла она, а он весело рассмеялся.

Гэнси был глубоко тронут зазвучавшим смехом именно здесь, здесь, в Барнс, здесь, в комнате, которая всего в пятидесяти футах от того места, где Ронан нашёл своего отца мёртвым, а свою жизнь — разорванной на кусочки. Этот смех сейчас был таким непринуждённым. Лёгким, что говорило, будто он так свободно появился, потому что возник больше чем по одной причине. Раны затягивались, вопреки всем напастям; жертва, в итоге, выкарабкалась.

Они с Адамом остались размышлять, стоя в гостиной. Окно выходило на тёмную площадку для парковки, где стояли БМВ, развалюха Адама и великолепный Камаро. Свинья смотрелась словно космический корабль в свете от крыльца; сердце Гэнси всё ещё наполняли обещание и магия, тьма и свет.

— Ты ведь знаешь о проклятье Блу, верно? — спросил Адам, понизив голос.

«Если ты поцелуешь свою настоящую любовь, он умрёт».

Да, он знал. А ещё он знал, почему Адам спрашивает, и он ощутил искушение похвалиться и пошутить по поводу выхода Адама из этой ситуации, потому что было странно неловко говорить о нём и Блу. О Блу и о нём. Он снова превратился в ученика средних классов. Но сегодня была ночь правды, и голос Адама был серьёзен, так что он сказал:

— Знаю.

— Думаешь, это относится к тебе? — поинтересовался Адам.

Гэнси осторожно ответил:

— Думаю, да.

Адам посмотрел, благополучно ли ещё на кухне Ронан и Блу, они были там.

— А что ты?

— А что я?

— Проклятие говорит, что ты её настоящая любовь. А что ты? Ты её любишь? — Адам очень аккуратно произнёс «любовь», как будто это был неизвестный элемент в периодической таблице. Гэнси приготовился уйти от ответа, но взгляд, брошенный на Адама, сказал ему, что его друг весьма заинтересован в ответе, и что этот вопрос, возможно, на самом деле о чём-то совершенно другом.

— Да, — коротко и ясно произнёс Гэнси.

Теперь Адам напряжённо повернулся к нему.

— Что это означает? Как ты понял, что это отличается от просто дружбы с ней?

Теперь было абсолютно очевидно, что Адам думает о чём-то совершенно другом, так что Гэнси не знал, как ответить. Это на миг напомнило ему ситуацию в яме с Генри чуть раньше днём, когда Генри ничего не нужно было, только чтобы Гэнси выслушал. Тут было не так. Адаму что-то было нужно. Так что он попытался найти способ сформулировать ответ.

— Полагаю... она меня успокаивает. Как Генриетта.

Однажды он говорил об этом Адаму: о том, как в тот момент, когда он нашёл этот город, что-то внутри него затихло — он даже не осознавал, что в нём всегда что-то было взбудоражено. Адам не понял, но опять же, Генриетта для него всегда имела иное значение.

— И всё? Так просто?

— Не знаю, Адам! Ты просишь дать определение абстрактному понятию, которое никто не сумел объяснить с начала времён. Ты вроде как бросил его в меня, — попытался Гэнси. — Почему мы дышим воздухом? Потому что мы любим воздух? Потому что не хотим задохнуться. Почему мы едим? Потому что не хотим умереть от голода. Как я узнал, что люблю её? Потому что я могу спать после разговора с ней. А что?