Король воронов
Шрифт:
И вот когда Адам полностью раскрыл для него свои органы чувств, Кабесуотер неуклюже попытался вступить в контакт со своим магом-человеком. Он взял воспоминания Адама и принялся крутить и выворачивать их, подгоняя к иероглифическому языку снов. Грибы на дереве; Блу, чуть не упавшая от спешки, так она торопилась поскорее уйти; ссадина на запястье; особая складка кожи в точности между бровями (Адам знал, что так хмурился Ронан); змея, исчезающая под мутной поверхностью озера; большой палец Ганси, касающийся нижней губы; приоткрытый клюв Бензопилы и выползающий из него червяк…
– Адам? – спросила
Он вынырнул из своих мыслей.
– Да. Я готов.
Они пошли дальше. Трудно было сказать, сколько времени понадобится, чтобы добраться туда, где жила мать Ронана – иногда это не занимало ни минуты, а иногда целую вечность, и Ронан сердито жаловался на это, неся Девочку-Сироту на руках. Он попытался убедить ее пойти своими ногами, но она тут же упрямой бескостной кучкой свернулась на земле. Ронан не желал тратить время на борьбу с ней; он снова поднял ее на руки и понес – с очень сердитым видом.
Девочка-Сирота, очевидно, понимала, что слишком сильно дергает за ниточки; пока Ронан шел, толкая ее на каждом шаге, она издала одну решительную ноту, одновременно брыкнув копытцами. В следующее мгновение невидимая птица откликнулась другой нотой, тремя ступенями выше. Девочка-Сирота взяла тоном выше, и другая незримая птица повторила тот же интервал. Третья нота – третья птица. Они перекликались так, пока вокруг не завертелась песня, синкопированный танец, состоявший из детского голоса и невидимых птиц, которые то ли существовали, то ли нет.
Ронан сердито глянул на Девочку-Сироту, но всем было ясно, что значит этот взгляд. Он держал ее крепко и бережно.
От Адама не ускользнуло, как хорошо они знали друг друга. Девочка-Сирота не была случайным существом, выхваченным из лихорадочного сна. Они вели себя по привычным эмоциональным сценариям, как близкие родственники. Она прекрасно знала, как управлять бурным нравом Ронана, а он помнил, насколько резким можно быть с ней. Они дружили, хотя даже с вымышленными друзьями Ронана было нелегко ладить.
Девочка-Сирота продолжала выкрикивать свою часть мелодии, и было ясно, что эта эксцентричная песня имеет нечто общее с настроением не только Ронана, но и Ганси. Спор в машине очевидно выскользнул у него из головы; он поднял руки и водил ими в такт музыке, как дирижер, ловя падающие осенние листья, когда те пролетали рядом. Каждая мертвая сухая завитушка, которой Ганси касался кончиками пальцев, превращалась в золотую рыбку, которая плавала в воздухе. Кабесуотер внимательно прислушивался к его намерениям – всё больше листьев, кружась, летело к нему и ждало прикосновения. Скоро целая стая – косяк – поток рыб окружил Ганси. Они сверкали, носились туда-сюда и меняли цвет, когда солнечные лучи падали на их чешуйки.
– У тебя всегда рыба, – сказала Блу и засмеялась, когда они, щекоча, закружились вокруг ее шеи и рук.
Ганси взглянул на нее и потянулся к следующему листку. Оба лучились радостью. Адам подумал: как чисто и просто Блу и Ганси любили магию Кабесуотера.
«Легко им быть такими светлыми».
Кабесуотер осторожно ткнулся в сознание Адама, вызывая десяток счастливых воспоминаний прошлого года – ну, больше им неоткуда было взяться, ведь даже Кабесуотер вряд ли сумел бы обнаружить счастливые воспоминания до появления Ганси и Ронана. Адам еще сопротивлялся,
но в голове у него замелькали образы его самого. Адам с точки зрения остальных. Потаенная улыбка, удивленный смех, руки, устремленные к солнцу. Кабесуотер не вполне понимал людей, но он учился. Счастье, твердил он. Счастье.Адам смягчился. Они продолжали идти, и Девочка-Сирота напевала свою песню, и рыбки продолжали носиться в воздухе вокруг, и Адам добавил к ним свое желание.
Получившийся в результате гул удивил даже самого Адама; он немедленно услышал его одним ухом и ощутил обеими ногами. Остальные испугались, когда в начале очередного такта мелодии прозвучал еще один басовитый раскат. Третий «бум» явственно был в такт музыке. Все деревья, мимо которых они проходили, звучали этим преображенным гулом, пока звук вокруг не превратился в пульсирующий электронный ритм, который неизменно играл в машине Ронана или в его наушниках.
– О боже, – сказал Ганси; впрочем, он смеялся. – Нам и здесь придется это терпеть? Ронан!
– Это не я, – ответил тот.
Он посмотрел на Блу. Та пожала плечами. Ронан перехватил взгляд Адама. Когда у того дернулись губы, лицо Ронана застыло на миг, а затем расплылось в улыбке, которую он обычно приберегал для глупостей Мэтью. Адам ощутил одновременно прилив удовлетворения и куража. Он шел по краю. Заставив Ронана Линча улыбнуться, он почувствовал себя таким же наэлектризованным, как в ту минуту, когда заключил сделку с Кабесуотером. С обеими этими силами не стоило шутить.
Девочка-Сирота внезапно замолкла. Адам поначалу подумал, что она каким-то образом поддалась его настроению. Но нет. Они достигли долины роз.
Аврора Линч жила на поляне, окруженной с трех сторон роскошными, пышными розами, которые росли на кустах, лозах и деревьях. Цветы ковром устилали землю и водопадом лились с четвертой стороны – с крутого каменного карниза на склоне горы. Воздух был насыщен солнцем, как свет, видимый сквозь воду, и отдельные лепестки парили в нем, словно плавали. Всё было розовым, нежно-белым или ярко-желтым.
Весь Кабесуотер представлял собой сон, но розовая долина была сном во сне.
– Возможно, девочка составит Авроре компанию, – сказал Ганси, наблюдая, как последние рыбки выплывают с поляны.
– Сомневаюсь, что можно просто всучить человеку ребенка и ожидать, что он будет в восторге, – парировала Блу. – Это же не кошка.
Ганси открыл рот, и Адам понял, что тот готовится произнести фразу на грани оскорбления. Он перехватил взгляд Ганси. Тот закрыл рот. Подходящий момент прошел.
Впрочем, Ганси не то чтобы ошибался. Аврора была создана, чтобы любить – и она любила, применяясь к каждому предмету своих чувств. Она обнимала младшего сына, Мэтью, и расспрашивала Ганси про знаменитых исторических личностей, и приносила Блу странные цветы, которые находила во время прогулок, и позволяла Ронану показывать ей то, что он приснил или сделал на предыдущей неделе. Адаму она задавала вопросы типа: «Откуда ты знаешь, что видишь желтый цвет таким же, как я?» И внимательно слушала, пока он объяснял. Иногда Адам пытался добиться объяснений от самой Авроры, но она не особенно любила размышлять – ее вполне устраивало слушать других, которые размышляли охотно.