Король замка

И все же я знала: она почувствовала интерес графа ко мне и хочет, чтобы я исчезла. Эта мысль кружила мне голову. Потом я снова подумала о ее предложении. При моем честолюбии надо быть сумасшедшей, чтобы отклонить его. Такой шанс выпадает раз в жизни.

Я заехала к Габриелле. Ее живот уже округлился, но выглядела она счастливой, молодой и красивой женщиной. Мы поговорили о будущем ребенке, и она показала мне детское приданое, а я справилась о Жаке. В тот день Габриелла была со мной откровеннее, чем раньше.

— Когда ждешь ребенка, меняешь все свои прежние взгляды, — говорила она. — То, что казалось важным, становится незначительным. Ребенок важнее всего. Теперь я не понимаю, чего я так испугалась. Надо было сказать Жаку, мы нашли какой-нибудь выход. А я запаниковала… Сейчас вижу, что вела себя глупо.

— А Жак?

— Ругает меня за то, что была такой дурой. Но я боялась. Мы уже давно хотели пожениться, но не могли, потому что он должен содержать мать. Жить втроем мы были бы просто не в состоянии.

А я-то думала, что отец ее ребенка — граф! Если бы это было так, она бы сейчас не сияла от радости.

— Если бы не граф… — сказала я.

— Ах, если бы не граф! — Габриелла безмятежно улыбнулась.

— Странно, что ты сказала ему, а не Жаку.

Снова безмятежная улыбка.

— Ничего странного. Я знала, что он поймет. К тому же, только он один и мог мне помочь. И помог. Мы с Жаком всегда будем благодарить его.

Встреча с Габриеллой избавила меня от сомнений, посеянных Клод. Добровольно я не уеду из замка, какие бы мне ни делались заманчивые предложения.

Теперь мною владели два желания: узнать, что скрывается за слоем побелки, и выяснить подлинный характер человека, который стал очень много — пожалуй, слишком много — значить в моей жизни.

Слова «Не забудьте меня» интриговали меня, и я надеялась найти им какое-нибудь продолжение, но на этом надпись обрывалась. Зато я обнаружила морду пса, который, как оказалось, сидел у ног женщины, изображенной на портрете. Работая над этим фрагментом, я наткнулась на следы более позднего рисунка. Я знала об обыкновении забеливать старые изображения и поверх свежей извести писать новую картину, поэтому очень испугалась. Я могла ненароком уничтожить роспись, сделанную поверх портрета.

Исправлять ошибку было уже поздно, и я стала снимать другие слои извести. Через час я сделала еще одно поразительное открытие. То, что я приняла за картину, оказалось дорисовкой гораздо более позднего времени.

Это было тем более странно, что собака оказалась помещенной в ларец, по форме напоминавший гроб. И надпись «Не забудьте меня» стояла именно над собакой в ларце.

Я отложила нож и вгляделась в картину. Собака принадлежала к породе спаниелей — как та, что была изображена на миниатюре, подаренной мне графом на Рождество. И дама была та же самая — как на первой картине, так и на миниатюре, и на стене.

Мне захотелось рассказать об этом графу, и я пошла в библиотеку. Там была только Клод. Она посмотрела на меня с надеждой — подумала, что я пришла принять ее предложение.

— Я искала графа, — сказала я.

Клод нахмурилась.

— Вы предлагаете послать за ним?

— Полагаю, ему будет интересно взглянуть на портрет.

— Когда я его увижу, то передам, что вы его вызывали.

Я сделала вид, что не заметила насмешку.

— Спасибо, — сказала я и вернулась к работе.

Но граф не пришел.

В июне у Женевьевы был день рождения, и в замке устроили праздничный ужин. Женевьева приглашала меня, но я, придумав благовидный предлог, отказалась. Клод — в конце концов она была хозяйкой замка — конечно не пожелала бы видеть меня на празднике.

Самой Женевьеве было все равно, приду я или нет. И графу, к моей досаде, видимо, тоже. Праздник прошел вяло. Женевьева ходила мрачная.

Я купила ей пару серых перчаток, которыми она залюбовалась в витрине одной из городских лавок, и девочка сказала, что довольна подарком. И все же, она была не в настроении.

На следующий день мы катались верхом, и я поинтересовалась, понравился ли ей праздник.

— Нет, — заявила она. — Было отвратительно. Что толку в дне рождения, на который нельзя пригласить гостей? Я бы хотела устроить настоящий праздник… С пирогом и короной…

— Это рождественский обычай.

— Какая разница? Впрочем, наверняка существуют обычаи, придуманные для дней рождения. Надо спросить у Жан-Пьера. Он должен знать.

— Тебе известно, как тетя Клод относится к твоей дружбе с Бастидами.

Женевьева вспылила.

— Я сама буду выбирать себе друзей. Я уже взрослая. Пора бы это понять! Мне уже пятнадцать…

— По правде говоря, это не очень много.

— Вы такая же гадкая, как все остальные!

Некоторое время она, насупившись, ехала рядом, потом пустила лошадь в галоп и скрылась. Я пыталась догнать ее, но она не оглядывалась, и я отстала.

В замок я вернулась одна. Меня тревожило поведение Женевьевы.

Жаркие июльские дни пролетели, как сон. Пришел август, виноград созревал на солнце. Когда я проезжала по виноградникам, кто-нибудь из работников обязательно говорил: «Хороший урожай в этом году, мадемуазель!»

В булочной, куда я заходила выпить кофе, все разговоры с госпожой Латьер сводились к винограду — сколько его уродилось да каким он будет сладким, если немного полежит на солнце.

Приближался кульминационный момент — сбор урожая, и все думали только о нем. Моя работа тоже не могла затягиваться до бесконечности — не сглупила ли я, отклонив предложение Клод?

Я старалась не думать о том, как уеду из замка. В Шато-Гайаре я провела около десяти месяцев, но чувствовала, что только здесь начала жить по-настоящему. Я не представляла себя вне замка. Отъезд лишил бы меня всего, чему я научилась радоваться в этой жизни.

Я часто перебирала в памяти разговоры с графом и спрашивала себя, не придавала ли я его словам смысл, который он в них не вкладывал. Не потешался ли он надо мной, делая вид, что интересуется моей работой? А может быть, через интерес к картинам он косвенно выражал свой интерес ко мне?

Жизнь замка меня захватила. Услышав о ежегодной ярмарке, я захотела принять в ней участие.

О ярмарке мне сказала Женевьева.

— Вам надо открыть свою палатку, мисс. Что вы будете продавать? А раньше вам доводилось бывать на ярмарках?