Королев: факты и мифы
Шрифт:
Из этого примера видно, что Малышев вряд ли мог надеяться на получение каких-либо приказов сверху, напротив – инициативы ждали от него, он должен был, говоря на бюрократическом жаргоне тех лет, «входить с предложениями». А предложения его сводились к тому, чтобы в первую очередь оснастить ракету Р-5 атомной боеголовкой, затем попробовать сделать то же с ракетой Р-11, а работу над большой ракетой вести с учетом возможности установить на ней уже водородную бомбу.
Атомщики, как духи, исчезли за своими непроницаемыми арзамасскими заборами (их охраняла целая дивизия внутренних войск) и там начали готовить атомную «голову» для новой «пятерки». Непосредственно разработка боевой части для ракеты Р-5, притом что атомный заряд подходящих размеров уже существовал, была поручена организации, называющейся теперь ВНИИЭФ – Всесоюзному научно-исследовательскому институту экспериментальной физики в Арзамасе. Во главе нового дела стояли Анатолий Сергеевич Александров (не путать с
Королеву требовалось приспособить ракету к бомбе. Это была работа чрезвычайно ответственная. Сколько было написано (главным образом не у нас) разных фантастических книжек о том, как в результате каких-то роковых ошибок, неверно понятых команд и даже безумия, охватившего летчиков, страшный бомбовый груз направлялся не туда, куда нужно, и какие чудовищные последствия это имело (чаще – могло иметь, поскольку счастливый конец всегда предпочтительнее). Но там летели бомбардировщики с опытными, многократно проверенными людьми, которые, конечно, могли вдруг спятить, но вероятность такого стремительного помешательства была все-таки несоизмеримо меньше вероятности помех в системе управления ракеты.
Приступая к работе над машиной, предназначенной для атомного заряда, Королев сразу понял, что это должна быть принципиально другая машина. Внешне это будет копия Р-5, с теми же двигателями, но система контроля полета и управления этой ракетой должна измениться коренным образом. По своей надежности модернизированная «пятерка» – Р-5М – должна быть ракетой уже иного поколения. Это понимали и «управленцы»: Пилюгин, Рязанский, Черток, Богуславский – их не надо было агитировать. Р-5М была первой ракетой Королева, в которой применялось дублирование и даже троирование некоторых наиболее ответственных систем. Работы по их созданию были проведены в невероятно короткие сроки – примерно за год, так что уже в 1955 году Р-5М была готова к испытаниям.
Атомщики тем временем осваивали Капустин Яр. На полигоне Вознюк выделил им километрах в сорока от стартовой площадки кусок земли, на котором началось строительство «площадки 4Н» – заповедной и неприкасаемой территории атомщиков. Внутри нее, окруженные забором из колючей проволоки с вышками, где сидели автоматчики (этот силуэт стал просто символическим для России, как белая березка), строились два ДАФа 151 – служебных помещения. Первый корпус – «чистый» – предназначался для всех работ, связанных с автоматикой и конструкцией зарядного устройства, второй – «грязный» – для работы уже с самим зарядом, который должен был храниться в подземном бункере, как в сказке – под семью замками, и, тем не менее, ежедневно (!) проверять его должны два (!) человека по специально разработанному ритуалу 152 . Отдельно на «площадке 4Н» были расположены жилые помещения, душевая, столовая, кинозал и комнаты отдыха – атомщики старались, где только возможно, обустраиваться со всеми удобствами, избегая палаточных стадий. Лаврентий Павлович приучил их денег не жалеть, что, скорее всего, правильно, поскольку всякие времянки обходятся, в конце концов, дороже...
151
Раскрыть тайну этой аббревиатуры мне не удалось, никто объяснить ее не может. Наиболее вероятное происхождение этого названия – первые буквы фамилий ведущих специалистов в области создания атомного оружия: Духов-Алферов-Фишман.
152
Многие действительно ритуальные правила, неизвестные в других областях техники и производства, внедренные в годы создания ядерного оружия, цель которых – многократная проверка и контроль всех операций по его хранению и снаряжению, могут показаться чрезмерными, однако они полностью оправдали себя, позволив нашим атомщикам избежать многих роковых ошибок и катастроф.
Стройбаты Вознюка должны были возвести ДАФы к сентябрю 1955 года. В мае Александр Петрович Павлов, которому предстояло вскоре обосноваться на «площадке 4Н», приехал на полигон, чтобы посмотреть, как идут дела. Когда вместе с Вознюком они объехали строительные площадки, обоим стало ясно, что сентябрь – срок абсолютно нереальный. Вознюк сидел мрачный, понимая, что в недалеком будущем ему предстоит большой разнос, но угнетала его не предстоящая кара, вплоть до сдирания генеральских погон, а собственное бессилие: выхода он не видел. Неожиданный выход предложил Павлов, причем выход простейший, примитивнейший и именно поэтому обещавший успех.
– Не
могли бы вы, Василий Иванович, используя ваш авторитет в Министерстве обороны, добиться разрешения на досрочную демобилизацию солдат-строителей в том случае, если они сдадут объекты в срок? – спросил Александр Петрович.Вознюк сразу оценил предложение Павлова и без труда добился разрешения на досрочную демобилизацию. После этого энтузиазм на стройке достиг невиданных пределов, работали и ночью, включив прожекторы и прикрепив к груди электрические фонарики. К сентябрю «площадка 4Н» была готова.
С февраля до сентября Королев, занимаясь еще доброй сотней разных других дел, держал под неусыпным контролем все стендовые испытания Р-5М, в результате которых тщательно измерялись режимы перегрузок и вибраций. Ракетчикам удалось удовлетворить непривычно жесткие для них требования атомщиков, которые, впрочем, тоже пошли на некоторые уступки. В середине августа 1954 года Королев проводит третью серию летных испытаний Р-5 уже явно с прицелом на ее модернизацию. На стендах идет отработка отдельных узлов, проверка на перегрузки и вибрацию, но стенд – это только стенд и в январе—феврале 1955 года он начинает испытания первых Р-5М в Кап.Яре.
О напряжении, с которым работал тогда Королев, могут рассказать протоколы испытаний модернизированной ракеты Р-2, академической В-1E, оперативно-тактической Р-11МФ на качающемся стенде и стратегической Р-5М, датированные одними месяцами, а порой и неделями. У него нет времени даже на письма, он шлет домой только телеграммы: «Шлю самый теплый сердечный привет...», «Все благополучно», «Здоров, все благополучно, настроение среднее...», «Очень страдаем от сильной жары, страшно соскучился, очень хочу уже домой...»
Работа над Р-5М вначале проходила без участия атомщиков – отрабатывалась собственно сама ракета. С осени, когда заселилась «площадка 4Н», работа стала общей.
Собственно ядерный заряд в дополнительных испытаниях не нуждался: если правильно сработает вся автоматика подрыва, не взорваться он не может просто по законам природы. Следовательно, проверки и испытаний требовала сама автоматика, «атомные капсулы», запальное устройство. Этим собственно и занимались Павлов и Лилье, но к моменту испытаний Владимира Константиновича перебросили на другую работу, и Павлов остался в Кап.Яре один, вместе с дюжиной своих ребят, из которых ближайшим его помощником, отдавшим очень много сил этой работе, был Владимир Петрович Буянов. Их задача была многогранна. Во-первых, работа автоматики исключала возможность взрыва заряда на старте. Бомба должна была взводиться уже в полете. Но поскольку никто не мог дать стопроцентной гарантии, что ракета полетит туда, куда нужно, взводиться бомба должна была не просто в полете, а только непосредственно над целью, на спуске, когда уже ясно было, что она прилетела туда, куда ее посылали, когда не существовало сил, способных изменить направление движения боеголовки.
Во-вторых, вся эта автоматика должна была выдержать все условия ракетного полета: вибрации и перегрузки на старте, переходящие в невесомость, а затем новые перегрузки, нарастающие при спуске до весьма солидной величины, да еще с аэродинамическим нагревом. Вот и начали проверять: что сработает, что не сработает, что выдержит, что не выдержит.
Вряд ли надо объяснять, что вся эта работа велась под покровом абсолютной и строжайшей тайны с введением предельных режимов засекречивания. Даже в Кап. Яре – наисекретнейшем объекте – мало кто знал о существовании «площадки 4Н» и еще меньше – о том, чем там занимаются. Площадку охраняло особое подразделение госбезопасности, не подчинявшееся командованию полигона. Кроме Вознюка и Королева, никто пропуска на площадку не имел. Что касается ракетчиков, то секретность их была унаследована у гвардейских минометных частей. «Расчеты первых „катюш“ знали, – рассказывал мне Василий Иванович Вознюк, – доску от снарядного ящика потеряешь, расстрел». Так что вчерашним фронтовикам-ракетчикам, работающим теперь на полигоне, секретность была не в новинку. Капустин Яр даже адрес имел фантастический: «Москва-400». Во время испытаний всякая внеслужебная связь прекращалась вообще. «По некоторым ясным тебе сейчас соображениям больше почтой писать не могу...» – сообщает в одном из писем к Нине Ивановне Королев. В другом письме: «Мои письма, видимо, долго не попадут к тебе, так как сейчас здесь очень строго...»
Еще в ХШ веке знаменитый алхимик Альберт Великий, граф фон Больштедт вывел формулу, ставшую для всех служб режима основным руководством к действию: «Нет иного способа сохранить тайну, как не увеличивать числа людей, в нее посвященных». Формула мудрая, ничего более эффективного, действительно, невозможно придумать. Атомщиков Берия просто запер: для выезда из зоны требовалось специальное разрешение, въезд каких-либо посторонних, временных людей, даже близких родственников вообще исключался. Ракетчики жили полегче: Подлипки не входили ни в какую зону. Но о работе ракетчиков с атомщиками в ОКБ Королева знали считанные люди. То же и в ОКБ Пилюгина – знали, что «пятерку» модернизируют, повышают надежность, но зачем и почему? Да, чтобы была надежнее! – вот вам и весь ответ.