Королев: факты и мифы

Впрочем, мы так упираем на промахи и недостатки, что может создаться впечатление, что СК-9 – полный провал конструктора Королева. Это не так. В Крыму Олег Антонов нарисовал карикатуру, на которой был изображен СК-9 с надписью: «Тара 16 тонн, тормоз Вестингауза – новая конструкция С. Королева». Но через много лет Генеральный конструктор Антонов скажет:

– Порочна, по моему мнению, сама идея тяжелого транспортного планера, но из всего, что было сделано в этом направлении, планер Королева – лучший.

На мой вопрос, собирался ли Королев установить на планере ракетный двигатель, обаятельный Олег Константинович улыбнулся загадочно и сказал почти шепотом:

– Думаю, что этого мы никогда не узнаем. Но выдвигать подобное предположение я не считаю антинаучным. Тем более что дальнейший ход событий это подтверждает...

Николай Иванович Ефремов, тот самый гирдовец, с которым Королев пускал в Нахабине нашу первую жидкостную ракету, а потом строил СК-7, писал: «Для разработки проекта Сергей Павлович привлек несколько инженеров, в том числе и меня. Тут-то и проявились его особые организаторские способности, умение малыми средствами и малыми силами решать серьезные задачи. Мы работали в кустарных условиях: каждый у себя дома, вечерами, и все же проектирование велось быстро и подчинялось единому замыслу конструктора. Общий вид, аэродинамический расчет и определение основных параметров сделал Сергей Павлович. В конструкции намечалась в дальнейшем и установка жидкостного реактивного двигателя. На мою долю выпало проектирование фюзеляжа, оперения и подмоторной рамы. Другому инженеру поручалось крыло. Третьему – оборудование и управление. За Сергеем Павловичем оставалось общее руководство и общая увязка. Сергей Павлович через день-два объезжал наши квартиры, координировал и утверждал сделанное... Проектирование планерлета заняло немногим более двух месяцев».

Но если проектировалась подмоторная рама, значит, двигатель замышлялся заранее! Вот вам и «дальние буксировочные полеты»! Вот вам и «грозовой фронт»! Теперь не трудно ответить и на вопрос, вырвавшийся у начальника РНИИ Клейменова на заседании техсовета: «Да откуда же он взялся, черт подери, этот ракетоплан?»

Ракетоплана пока не было. Чтобы превратиться в ракетоплан надо было еще стать просто планером. И он им стал.

В сентябре 1935 года из разных городов страны стартовали планерные поезда: самолет был паровозом, планер – вагоном. Иногда цепляли не один, а два и даже три планера. До Коктебеля добрался тогда 31 воздушный поезд. Планер Королева должны были буксировать летчик Орлов и техник Бочаров на самолете Р-5. Созданный в КБ Николая Николаевича Поликарпова как разведчик, самолет этот мог быть и бомбардировщиком, и штурмовиком, и до 1944 года состоял на вооружении ВВС, а потом работал в Аэрофлоте. Интересно, что когда в 80-х годах в Ульяновске задумали организовать музей гражданской авиации, оказалось, что ни одного Р-5 не сохранилось, хотя в ГВФ их было более тысячи 48 .

48

В гражданской авиации эти самолеты назывались П-5.

Совершенно случайно таджикские вертолетчики обнаружили остатки Р-5 на одном из склонов пика Ленина. В 1937 году этот самолет, помогая альпинистам, на высоте 5100 метров попал в воздушный вихрь и упал. Летчики остались живы, альпинисты провели их вниз. Чтобы доставить по частям Р-5 в ульяновский музей, была организована специальная экспедиция. Вот такой самолет 19 сентября 1935 года и поднял в небо последнюю и самую знаменитую авиационную конструкцию Сергея Павловича Королева. СК-9 пилотировал планерист Романов – «Романов-черненький», в отличие от «Романова-беленького», который летал с Сергеем Анохиным. Королев летел на своем планере пассажиром: СК-9 был двухместным. Когда стало смеркаться, они поняли, что заблудились: Орлов никак не мог привязать к карте все эти огни, во множестве рассыпанные на земле. Потом нашли Днепр и заночевали в Кривом Роге. До Коктебеля было уже недалеко, ничего страшного не случилось, назавтра они прилетят на слет, но Королев все равно ужасно нервничал, просто места себе не находил...

Той ночью в 22 часа 34 минуты в Калуге умер Константин Эдуардович Циолковский.

Циолковский и Королев. Это целая книга. Создатель космонавтики теоретической и родоначальник космонавтики практической, впервые воплотивший в реальные конструкции мечты гениального – и, несмотря на все славословия и фанфары, до наших дней в полной мере не оцененного человека. Идеи Циолковского – фундамент жизни Королева. Он всегда относился к нему с величайшим уважением, настолько глубоким, что никогда ни письменно, ни устно не позволял, в отличие от многих других 49 , причислять себя к ученикам Константина Эдуардовича, хотя бесспорно более всех других его последователей мог считаться его учеником. В своей книжке 1934 года Королев называет Циолковского основоположником и теоретиком ракетного полета. «Им заложены основы теории ракетного полета, – пишет Сергей Павлович, – дан целый ряд проектов ракетных летательных аппаратов и исследованы многочисленные вопросы, связанные с полетом человека на больших высотах и в космическом пространстве».

49

В 1963 году в газете «Знамя» (Калуга) был опубликован очерк писателя Константина Алтайского об А.Г. Костикове под названием «Ученик Циолковского». С тем же основанием Костикова можно было назвать и учеником Исаака Ньютона.

В течение всех последующих лет Королев постоянно возвращается к трудам и личности Циолковского. В Центральном Доме Советской Армии 17 сентября 1947 года в день 90-летия со дня рождения Константина Эдуардовича, выступая с большим докладом о его жизни и деятельности, Королев заканчивает его так: «К.Э. Циолковский был человеком, жившим намного впереди своего века, как и должно жить истинному и большому ученому». Ровно через десять лет в Колонном зале Дома союзов теперь уже на 100-летнем юбилее Циолковского Королев делает новый доклад. Но эти последние слова повторяет почти дословно, очевидно, считая, что, несмотря на грандиозный прогресс ракетной техники за истекшее десятилетие, мысль эта остается справедливой.

– В настоящее время, – говорит Сергей Павлович, еще невозможно в полной мере оценить все значение научных идей и технических предложений Константина Эдуардовича Циолковского, особенно в области проникновения в межпланетное пространство.

Время иногда неумолимо стирает облики прошлого, но идеи и труды Константина Эдуардовича будут все более и более привлекать к себе внимание по мере дальнейшего развития ракетной техники...

Королев считает, что научное наследие Циолковского неисчерпаемо. В домашней библиотеке книги Циолковского испещрены его карандашными пометками. В последние годы жизни Сергей Павлович задумывает написать творческую биографию Константина Эдуардовича, подбирает документы. По словам жены Королева, Нины Ивановны, он уже составил план будущей книги. У нее сохранилась папочка тонкого картона с несколькими листками этого плана. На папочке – две буквы, написанные рукой Королева: «Кн». Кроме как «книга» расшифровать их трудно. В домашнем рабочем кабинете останкинского дома, ставшего мемориальным музеем, висит фотография Константина Эдуардовича. Когда Королев искал эту фотографию, он говорил жене:

– Ты знаешь, мне хочется, чтобы на портрете Циолковский был полон сил. Я не люблю его фотографий, на которых он старый, дряхлый...

Да, в те годы, когда Сергей Павлович Королев пришел в ракетную технику, Циолковскому было уже за семьдесят. Трудная, не всегда сытная жизнь, болезни, смерть детей рано состарили его. Быть может, он и хотел бы как-то участвовать в работах той же ГИРД, но у него уже не было сил.

Сразу после организации РНИИ Клейменов пишет Циолковскому письмо, рассказывает об институте, добавляет: «Мы считаем, что необходима тесная связь с Вами, как с человеком, давшим и разработавшим основы теории реактивного движения. Мы просим Вашего согласия на посещения Вас тремя-четырьмя руководящими работниками нашего института в ближайшее время».

Письмо Клейменова датировано 7 февраля 1934 года. Циолковский получил его 11 февраля и, как всегда, оперативно откликнулся телеграммой: «Приезжайте 14 февраля». Но никто не приехал. Однако Константин Эдуардович ждет гостей, помнит о них. На следующий день он составляет своей рукой программу работы РНИИ из 18 пунктов, документ, во многом наивный, в котором есть и реактивные «сани», и «естественное очищение воздуха камеры растениями». Видно, что очень смутно представляет себе, чем же занимается Реактивный институт.

Клейменов «трех-четырех руководящих работников» не набрал, уговорил Тихонравова поехать с ним, и 17 февраля они приехали, наконец, в Калугу.

Неизвестно, уговаривал ли Клейменов Королева съездить в Калугу к Циолковскому. Тихонравов этого не помнил. Глушко говорил, что сам, без Клейменова, собирался туда съездить, но не собрался. Не собрался и Королев.

Искренен Королев и правы его биографы, когда пишут, что в начале 30-х годов он заинтересовался идеями Циолковского. В них увидел он по сути программу своей жизни.

Но что мог дать Королеву сам Циолковский – тот старик, которому шел уже восьмой десяток, и портрет которого Сергей Павлович не хотел вешать в своем домашнем кабинете? Ведь речь шла о работе практической, а Циолковский ею никогда, даже в молодые годы не занимался и летающие модельки ракет, которые демонстрировали нам создатели биографического фильма «Взлет», изобретены не Циолковским, а сценаристом Осетинским. Кроме того, надо вспомнить, что в конце жизни самого Циолковского больше интересовали вопросы дирижаблестроения, нежели ракетной техники. В чем мог помочь Циолковский Королеву в 30-х годах? Чем мог он помочь РНИИ?