Королева без башни

– Можно пожить у свекрови. Навряд ли там будет хуже, чем дома.

Наташа подперла щеку кулаком.

– Антон сирота!

– А его мать где? – удивилась я.

Ната вздрогнула и прошептала:

– Лидия Алексеевна умерла. Давно-давно нету Лидии Алексеевны! И Славы нет! Никого!

Лицо собеседницы, и без того худое, резко осунулось, глаза словно замерзли.

– Слава, – прошептала она, – Славы нет. Моя свекровь, Лидия Алексеевна, ушла навсегда, Слава… ох… Слава…

Я испугалась. Наташа выглядела очень странно. До сих пор я сталкивалась с ней пару раз в коридоре, но пространных бесед мы не заводили. Ната была безукоризненно вежлива со мной, но предпочитала отделываться короткими репликами: «здравствуйте», «да», «нет», «пожалуйста». А вот глаза у нее были живыми, а не мертвыми, как сейчас. Потом вдруг Наташа при мне устроила Антону сцену, в тот момент на ее лице явственно читалось раздражение, даже злоба. Помнится, я подумала, что под маской тихони скрывается эмоциональная личность, которая вынуждена подлаживаться к авторитарному отцу и к супругу. Но сегодня в машине сидела совсем не резкая агрессивная женщина. Знаете, взгляд очень трудно подделать. У Наты были глаза старой усталой собаки. Она еще физически живет, но душой давно умерла. И собеседница постоянно, не стесняясь меня, зевала. И кто такой Слава? Неужели Лидия Алексеевна, мать Антона, умерла? Но я отлично помню, как он говорил, что его родительница наконец-то собралась продать автомобиль, оставшийся после покойного мужа. В голове роились разные мысли, а я тем временем продолжала разговор.

– Можно снять комнату.

– Денег нет, – уныло сказала Наташа, – папа нам мало платит.

Я вспомнила слова Макса про выход из любой ситуации и заявила:

– Стоит захотеть, и все уладится. Антон сбудет с рук «покойника», выручит кое-какую сумму, на нее…

– Что? – не поняла Наташа.

– «Мерседес», – улыбнулась я, – ту тачку, которую в вашей семье зовут «покойником»?

На лице Наташи появилось удивление.

– «Мерседес»? Покойник? Ты о чем? Не понимаю.

В этот момент я въехала на парковочную стоянку.

– Это не рынок, – прошептала Наташа.

– Нет, – сказала я, – пошли выпьем кофе.

– Куда? – почти с ужасом спросила она.

– В пиццерию, – ответила я, – вон вывеска.

– Там очень дорого, – сказала спутница, – денег нет… картошка…

– За мой счет! – предупредила я.

Наташа начала канючить.

– Ну… нет… не хочу… в долг… потом… попросишь вернуть…

– Выпитый кофе? – уточнила я. – Хорошая идея. Через месяц непременно попрошу тебя его выплюнуть.

Ната слабо улыбнулась.

– Не получится.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – обрадовалась я.

В пиццерии Наташа растерялась. Наблюдая за тем, как она читает меню, я удивлялась все больше и больше. Совсем недавно на кухне она громогласно отчитала Антона, обзывала его по-всякому и выглядела откровенной хабалкой. После просмотра записи с камеры видеонаблюдения у меня сложилось вполне четкое мнение о дочери Михаила Матвеевича: личная жизнь у молодой женщины не удалась. Супруг ее раздражает до крайности, поэтому она его поносит, развестись Наташа по каким-то неизвестным мне причинам не может. Она завела любовника, к которому бегает тайком по ночам.

Я предполагала провести с Наташей жесткую беседу, зажать ее в угол, пообещать рассказать Антону о ее ночных делишках и вынудить дочку Михаила Матвеевича провести для меня ознакомительную экскурсию по всем тайным местам безумного дома. Но сейчас передо мной сидит замученная, совсем не скандальная, жалкая женщина. О каких любовных связях может идти речь? И неужели Антон мне соврал? Его мать умерла, а жена, похоже, ничего не слышала про автомобиль.

– Кофе дорогой, – шептала Наташа.

– Ерунда, тебе за него не надо платить, – успокоила я спутницу.

– Твоих денег жалко, – вздохнула Ната.

Я позвала официантку.

– Нам два латте и пирожные.

– О! Нет, – испугалась Ната.

– Ты сидишь на диете? – улыбнулась я.

– Зачем? – вскинула она брови.

– Тогда ешь спокойно. Принесите нам еще ягодный десерт! – велела я.

– Безумство! – всплеснула руками моя спутница.

Официантка опустила глаза.

– Если счет более пятисот рублей, мы даем десятипроцентную скидку.

Наташа вздохнула.

– Полтыщи? Полтыщи?! Выкинуть просто так? Да на них неделю жить можно!

Подавальщица с изумлением глянула на меня.

– Несите, – распорядилась я. – Послушай, тебе платят деньги?

– За что? – тихо спросила она.

– За работу! – уточнила я.

– Дочь обязана помогать родителям, – вздохнула Наташа.

– Но не всю же жизнь, – не выдержала я. – Неужели ты сама не хочешь реализоваться? Сделать карьеру? Уйти от мрачного отца?

– Мне и так нормально. Папа хороший, просто он малоразговорчивый!

– Не дай бог язык протрется, придется новый покупать, деньги тратить, – выпалила я.

Наташа вздохнула.

– Что?

– Извини, – смутилась я, – глупая шутка. Ты служишь у родителей кем-то вроде домоработницы?

Наташа, испуганно смотревшая на блюдо с пирожными, которое поставила в центр стола официантка, еле слышно возразила:

– Мы все трудимся. Папа на диване не лежит, он за всем следит, готовит. Мама чистоту наводит, Антон работает… ну и я… Тоже…

– Хорошо идет бизнес? – осведомилась я.

Собеседница сгорбилась.

– По-разному. Летом много свадеб, в сентябре тоже. В конце декабря у людей Новый год. Это очень весело, ставят елку!

На лице Наташи появилось выражение детской радости. Она снова уперлась взглядом в пирожные, но взять не решилась.

Я, наплевав на манеры, схватила эклер и положила его на маленькую тарелку.

– Ешь! И пей кофе. Скажи, сколько денег тебе дает отец?

Наташа решилась отхлебнуть из стакана и ахнула:

– Это молоко! Взбитое, словно сливки. А под ним не цикорий!

Неужели в Москве осталась молодая женщина, которая ни разу не пробовала напиток из молочной пены и эспрессо? А слово «цикорий» сразу пояснило, что в доме Груздевых не употребляют ни кофе, ни его растворимый вариант. Правда, сейчас большинство докторов пишет о вреде обжаренных зерен и предлагают хлебать по утрам отвар из сушеных желудей. Я как-то раз, решив стать адепткой здорового питания, купила банку с надписью «Биопродукт из стопроцентного растительного сырья», но насладиться содержимым не смогла. Поверьте, цикорий походит на настоящий кофе, как самокат на «Феррари».

– Сколько тебе платят за работу? – повторила я вопрос.

Наташа опустила взор.

– Ну… папа тратит эти средства на мое содержание.

В первую секунду я не поняла, что имеет в виду бедняжка, потом до меня дошел смысл сказанного.

– Михаил начисляет тебе зарплату, но не дает на руки, а забирает себе? Может, тебе устроиться на службу? Там никто не отнимет заработанного!

Наташа вздохнула.

– Я ничего не умею! Только убирать, гладить, стирать.

Я решила подбодрить беднягу.

– Сейчас большой спрос на прислугу. Можно устроиться к богатым людям, хорошие домработницы нарасхват!

– Лучше убирать у мамы с папой, – прошептала Наташа. – К чужим ездить надо, деньги на транспорт тратить!

– Тебе будут платить, – я попыталась вразумить мямлю, – да, родителям следует помогать, но дети не рабы.

– Меня не возьмут чужие, – убежденно произнесла Ната. – Я плохая! Очень плохая! Спасибо папе, что он меня терпит. Я ем, пью, сплю, пользуюсь водой, электричеством, зимой отопление работает… на мое содержание много уходит.