Королева карантина
Шрифт:
Монро, как обычно, не ждал нас и двигался по коридору, открывая двери и проверяя пациентов внутри, пока охотился за нашей девушкой. Я предполагал, что они либо спали, либо были не в том состоянии, чтобы закричать в тревоге при виде человека в маске, подглядывающего за ними, что было к лучшему. Я быстро отключил сигнализацию, лежащую на столе, на случай, если кто-нибудь из них протянет руку и нажмет красную кнопку вызова у их кроватей. Нам не нужно было, чтобы кто-то из охранников, дежуривших внизу, взял на себя еще одну проверку здания перед запланированным обходом через час.
Я проигнорировал остальных и их бессистемные методы проверки помещения,
Я прогнал ужасающую мысль о том, что мог бы сделать мой отец, если бы он действительно понял, что кто-то ищет Татум, и вместо этого сосредоточился на текущей задаче. Об этом можно было побеспокоиться в другой раз. И поскольку этому ублюдку, о котором идет речь, удалось удобно ретироваться в неизвестное место, которым он даже не захотел поделиться со мной, мы даже не смогли добраться до него в качестве последнего средства. Что просто означало, что это должно сработать. Это должно было сработать. Я отказываюсь рассматривать какую-либо альтернативу.
Я проверил список имен пациентов в папке, и моя верхняя губа оскалилась, когда я прочитал их, очевидно, нигде не найдя имени Татум, но отметив одного пациента, к которому обратились только по номеру. Если это не было чертовски подозрительным, то я не знал, что было. И это была именно та бесчеловечная чушь, которую мой отец предпочел бы нести. Если у нее даже не было имени, тогда ему не нужно было признавать, что она была реальным человеком, которому он причинял боль и, возможно, убивал, преследуя свои собственные цели. Не то чтобы я был настолько глуп, чтобы поверить, что ему было не наплевать на убийство кого-то ради продвижения своих собственных интересов, но это был именно его стиль. Дотошный кусок дерьма, каким он и был.
— Комната тридцать девять, — прорычал я, выключая компьютер, чтобы никто не догадался, что с его помощью была найдена эта информация, и поворачиваясь, чтобы направиться в ту сторону.
Киан присоединился к Монро в обыске других комнат, и я отошел от них двоих, пока они продолжали открывать и закрывать двери, направляясь в сторону комнаты тридцать девять. Блейк неотступно следовал за мной по пятам, прекрасно понимая, что я, скорее всего, выследил ее первым, и желая быть там, когда я найду ее. Я не мог винить его за это. Мы все отчаянно нуждались в воссоединении с нашей девочкой.
Мое сердце бешено колотилось, когда я приближался к двери в самом дальнем конце коридора, и я не мог удержаться, чтобы не перейти на бег трусцой при мысли о том, что найду ее там, заключу в объятия и посмотрю в эти ярко-голубые глаза, которые поглощали меня. Она была моим любимым наркотиком, и я был безнадежно зависим. Мне нужно было насытиться ею, иначе я знал, что сойду с ума.
Татум Риверс была единственной, кто взглянул на этого бессердечного мужчину-монстра и каким-то образом нащупала пульс, «бьющийся под сарказмом и ядом, которые я носил как щит». Она увидела
разложение и токсичность моей души и нашла в ней что-то еще. То, во что я никогда не верил, но она все равно это обнаружила. Теперь я был ее творением, хотела она этого или нет, и она тоже была моей. Моя Связанная Ночью. И я никогда не позволю ей сбежать от меня.Я добрался до двери, и мне пришлось бороться с каждым сантиметром самообладания, которым я владел, чтобы не распахнуть ее, когда мои пальцы сжались вокруг ручки, и я прерывисто вздохнул. Блейк в знак солидарности положил руку мне на плечо, и я кивнул, прежде чем широко ее распахнуть.
В комнате было темно. Кровать казалась не более чем огромной тенью в центре. Машины, которые должны были следить за жизненно важными показателями, погрузились в гробовую тишину.
— Нет, — выдохнул я, когда камень опустился мне в живот, становясь все тяжелее и тяжелее, его вес угрожал затащить меня в самые глубокие глубины самого необъятного океана, который только можно себе представить. Я тонул. Снова тонул в своем горе и осознании своей неудачи.
Блейк был не так пессимистичен, как я, и он нашел выключатель, щелкнул им, одновременно поднимая оружие и направляя его на пустую кровать.
Мое сердце билось в груди, как дикий зверь, запертый в клетке и отчаявшийся, обреченный и умирающий.
Над кроватью висела белая доска с различными наблюдениями, отмеченными на ней, от жизненно важных показателей до записей об извлечении крови и состоянии пациента, который содержался здесь.
В самом низу доски были слова, которые затопили весь мой мир какой-то отчаянной агонией, когда я смотрел на них.
Пациент скончался в 10:07 утра.
Реанимация не удалась.
Я уставился на лежащее передо мной четкое заявление, и мой пульс участился, а самый изнуряющий страх слишком долго удерживал меня на месте. Но мое сердце отказывалось принимать слова, нацарапанные на той доске. Я просто не мог.
— Нет, — прорычал Блейк в знак отказа, вторя моим собственным мыслям, и повернулся к выходу из комнаты. Он проявлял гораздо меньше осторожности, чем следовало бы, когда промчался по коридору и начал открывать другие двери, проверяя палаты, где спали другие пациенты, продолжая свою охоту, явно не принимая факты в том виде, в каком они были нам представлены.
Я вышел из пустой комнаты и остановился в коридоре, ожидая, пока трое других Ночных Стражей закончат свои поиски, но я уже знал, что они найдут.
— Ее здесь нет, и я ни на одну гребаную секунду не поверю, что она мертва, — прорычал я, не позволяя им даже подумать о панике или какой-либо бесполезной форме горя.
— Как ты можешь быть уверен? — Потребовал Блейк, его глаза были полны беспокойства, в них читалось отчаяние, которое умоляло меня дать ему определенное подтверждение, которого я не мог дать.
— Потому что мой отец знает, что она слишком ценна, чтобы позволить ей умереть так быстро. Кроме того, я не настолько глуп, чтобы верить в то, чего не видел собственными глазами. Она не мертва, пока я не увижу тело, и если кто-нибудь из вас хотя бы подумает о том, чтобы отказаться от нее, то вы ответите передо мной за это.
Никто из них не высказал никаких претензий по этому поводу. Мы все были одинаково полны решимости не верить в ее смерть, поэтому я забыл о словах, нацарапанных на той доске, и решил продолжить наши поиски.