Королева пламени
Шрифт:
Когда бывшие рабы с ножами и кнутами в руках окружили бывшего хозяина, Ренсиаль сказал:
— У него были жена и дети. Я их отпустил.
— Само собой, мастер, — подтвердил Френтис и подумал, что воларцы-хозяева всегда молят о пощаде.
И этот упал на колени, воздел руки — высокий крепкий мужчина, судя по виду и регалиям на вилле, военный. Быть может, известный офицер, герой войны, пожинающий плоды успешной карьеры, обзаведшийся внушительным домом, семьей, рабами. А теперь он всего лишь перепуганный человечек, обмочившийся, молящий о пощаде. Отчего воларцы всегда выпрашивают жизнь?
Когда началась пытка, Френтис
Френтис немного понаблюдал за тренировкой и с удовольствием отметил, как умело и легко Иллиан заправляла рекрутами, ни дать ни взять — мастер на тренировочной площадке Ордена. Иллиан обучала работе с шестом, необходимой для обращения с копьями и алебардами, — в немалой степени потому, что другого оружия не хватало. Френтис поставил своих кузнецов перековывать как можно больше инструментов в топоры. Пока не появится достаточно оружия, придется торчать на вилле, а это скверно. Чтобы восстание не теряло темпа, Френтис послал в противоположные стороны Лекрана и Ивельду, дав каждому по две сотни бойцов и приказ освободить как можно больше рабов.
Подошел Тридцать Четвертый. Бывший раб облачился в снаряжение, взятое с тел офицеров отряда вольных мечников, и являл собой образец военной аккуратности: вычищен каждый дюйм доспехов, сияют надраенные пряжки.
— Он готов? — спросил Френтис.
— Он исцелен, брат, и полностью готов ездить верхом. Но все еще отказывается говорить.
— Это странно. Когда они понимают, что вы такое, их не унять.
— Кто я, а не что я, — с необычной резкостью поправил Тридцать Четвертый. — И то, чем я был раньше.
— Да, конечно, — с виноватой улыбкой сказал Френтис. — Проводим его?
Воларец отказался называть имя, но его отыскали в письмах, найденных в командирском багаже. Парень сидел во дворе, прикованный к акации.
— Почтенный гражданин Варек, как ваше здоровье? Уже лучше? — присев рядом на корточки, осведомился Френтис.
Воларец не ответил. Он прислонился к стволу и глядел с усталой злобой. Очнуться в цепях и увидеть свой батальон наголову разгромленным — не самое легкое переживание.
— У меня хорошие новости для вас, — сказал Френтис и велел Тридцать Четвертому разомкнуть кандалы. — Вас ожидает свобода.
Варек насторожился. Френтис уловил проблеск поспешно скрытой радости в его глазах.
— Уверяю, я не пытаюсь обмануть вас, — заметил Френтис, взялся за цепь и дернул.
Воларец нехотя поднялся на ноги и все время косился — ожидал удара. Френтис повел пленника через двор, зная, что тот обязательно подметит, сколько бывших рабов тренируется с оружием. У арки входа на виллу ожидал Дергач.
— Надеюсь, мы не ошиблись — это ваш конь? — снимая наручники, спросил Френтис.
Воларец немного расслабился, потер ободранные кандалами запястья, посмотрел на коня, потом на Френтиса. И заговорил впервые с тех пор, как очнулся:
— Я ни за какую награду не предам мой народ.
— Вряд ли свобода будет вам наградой, — заметил Френтис. — Думаю, вы понимаете, что
вас ожидает в Новой Кетии. Вы — побежденный опозоренный сын знаменитого отца. Вы не сможете вынести стыда. Но, прежде чем покончить с собой, пожалуйста, сообщите своим мучителям: произошедшее с вами скоро случится и с ними. Еще до конца года их город падет, все, кого они держат в неволе, будут освобождены. Но моя королева полна сострадания, она согласится пощадить принявших ее условия.— Вы обезумели, — выдохнул воларец.
— Защитники должны уйти со стен, оставив ворота открытыми. Все вольные мечники должны сложить оружие, все рабы, включая варитаев и куритаев, должны быть освобождены. Город станет собственностью королевы Лирны Аль-Ниерен, и она со временем справедливо распределит земли и богатства.
Френтис шагнул ближе к Вареку и, ощущая нарастающую злость, добавил:
— Если вы не согласитесь на эти весьма умеренные требования, ваш город будет полностью разрушен, а все взятые с оружием воларцы — казнены.
— Вы и в самом деле верите, что эта шваль способна захватить Новую Кетию? — мотнув головой в сторону тренирующихся рабов, произнес Варек. — Полагаете, Совет будет праздно ждать, пока вы подойдете к городу? Вас разотрут в пыль прежде, чем вы увидите стены Новой Кетии. С тех псов, кто останется в живых, сдерут кожу и оставят гнить на солнце — и это еще если им повезет.
— Похоже, вы не в курсе последних новостей, — улыбнувшись, заметил Френтис и, придвинувшись к воларцу, доверительно шепнул: — У вас больше нет Совета. У вас императрица, а уж она, поверьте мне, будет лишь смеяться, наблюдая, как я превращаю в пыль ваш город.
— Я приму все, что ожидает меня, и готов стерпеть тысячелетнюю муку за шанс снова встретиться с вами в бою, — с угрюмой решимостью сказал Варек.
— Но перед тем возьмите пару уроков фехтования, — посоветовал Френтис и сказал Дергачу: — Проводите почтенного гражданина до заката. Если он хоть раз обернется — убейте.
Новое тело сильнее оставленного на берегу. Оно прыгает, вертится с быстротой и точностью просто на зависть, но все же…
— Ты ведь тоже чувствуешь это, — замечает Посланник, развалившийся в кресле на балконе.
Он в теле арисая, одного из немногих с кровью Одаренных, высокого и тощего. За ним стоят еще шестеро, у всех разные лица, но одинаковое выражение на них. Женщина никогда раньше не встречала так много Посланника, и это действовало на нервы. Одного и так более чем достаточно.
Она опустила короткий меч, выпрямилась — нагая, блестящая от пота после упражнений. Если Посланника и возбуждало это зрелище, то ни одно из шести его тел не подало вида. А небо за ними уже потемнело. Как странно и неприятно. Когда она вернулась в башню Совета, был полдень. То есть в новой оболочке контроль над временем стал еще хуже.
— Что чувствуешь? — спросила она.
— Онемение. Холод уже не холодит, как прежде, жара не печет. И с каждым разом все хуже. Сейчас я не чувствую почти ничего. — Разглядывая ее, он склонил голову, хищно ухмыльнулся. — Ты ведь чувствуешь на этот раз?
Она подавила вспышку гнева. Посланник прозорлив. Эта оболочка была старше прежней, ее хозяйка родилась не в рабстве и оставила множество воспоминаний, постоянно всплывавших с раздражающей ясностью. Вот она играет с братом на берегу горного озера… вот смеется фокусам, которые показывает отец…