Королева пламени

— А еще я не любил платить долги.

— Каковы ваши умения?

— Я здесь бухгалтер и писец. Почтенный гражданин, если вам угодны мои таланты, я в вашем распоряжении.

— Со временем они понадобятся мне. Но вы вольны предоставить их либо нет, — сказал Френтис и затем громко проговорил: — По приказу королевы Лирны эти земли объявляются принадлежащими Объединенному Королевству. Все живущие здесь удостаиваются прав и привилегий, положенных свободным подданным короны.

Рабы по-прежнему стояли неподвижно и смотрели в землю. Только девчушки плотнее прижались друг к другу.

— Вы свободны, — объявил Френтис. — Идите и делайте что хотите. Но я готов приветствовать любого, кто изъявит желание присоединиться к моим братьям и сестрам.

Снова тишина, и даже Текрав посмотрел на него с изумлением.

— Брат, вы зря теряете время, — сказал бывший раб из Королевства, невысокий широкоплечий парень с пятнами ожогов на руках, какие бывают от работы в кузне. — У побитых собак и то больше силы духа, чем у этих.

Френтис оглядел воларцев еще раз и с трудом подавил разочарованный вздох. Увы, рабство — это не просто цепи. Оно связывает душу не меньше, чем тело.

— Мы уходим через час, — сообщил Френтис рабам. — Можете взять с виллы что хотите, но я бы не советовал задерживаться.

Варитай стоял на коленях, голый по пояс, и не выказывал и тени страха. На торсе вился узор шрамов, менее замысловатый, чем тот, что когда-то украшал грудь Френтиса, но похожий на шрамы Лекрана. Судя по всему, нанесший их не заботился ни о красоте, ни о самочувствии мучимого.

— Сколько? — откупоривая флакон, спросила Иллиан.

— Не больше капли, — внимательно глядя на солдата-раба, предупредил Френтис.

Иллиан отлила в крышечку немного жидкости.

— Варитаи слабее куритаев, — опасливо проговорил Лекран, стоящий за связанным солдатом с мечом наготове. — Он может погибнуть.

— Тогда на следующем попробуем меньшую дозу, — пожав плечами, ответил Френтис.

Он кивнул Иллиан, и она капнула на шрамы варитая. В отличие от Лекрана, тот не закричал. Вздернулась голова, вздулись жилы на шее, зубы заскрежетали так, будто вот-вот рассыплются в крошки, широко раскрылись глаза, зрачки сжались в точки, изо рта потекла слюна. Секундой позже варитай рухнул наземь, роняя пену с губ, забился в конвульсиях — впрочем, быстро слабеющих. Вскоре раб затих.

Френтис присел на корточки и пощупал пульс на шее. Тот едва ощущался.

— Он умирает, — вздохнув, сказал Френтис.

На него легла тень. Он поднял голову и увидел глядящего с неприкрытым отвращением Плетельщика. Френтис хотел подняться, но мелькнул кулак, врезался в челюсть и отправил его наземь.

Мир закрутился перед глазами, но Френтис расслышал шорох меча Иллиан, покидающего ножны. Мир остановился, и Френтис увидел стоящего на коленях Плетельщика. Тот приложил ладони к груди варитая и не обращал внимания на Иллиан, приставившую меч к затылку Одаренного.

— Оставь, — велел Френтис Иллиан, поднялся на ноги и махнул ей — мол, отойди.

Плетельщик некоторое время держал ладони на груди варитая, отрешенный, сосредоточенный, с полузакрытыми глазами, с беззвучно шепчущими губами. Иллиан сдавленно охнула: шрамы поблекли, стали рассасываться, и за минуты от них остались едва заметные бледные линии.

Наконец Плетельщик встал, а солдат испустил усталый вздох.

— Он немного поспит, — сообщил Плетельщик и, глядя на Френтиса, сурово произнес: — Свободу нельзя добыть жестокостью.

Тот потер подбородок. Во рту ощущался привкус крови. На лице наверняка образуется изрядный синяк.

— Ладно, — сказал Френтис. — В следующий раз я оставлю это тебе.

Погребальный костер для мужа Лиссель устроили во дворе виллы и обильно оросили сложенное дерево маслом перед тем, как сделать то же самое с виллой. Лиссель оставила владельца живым, хотя и окровавленным, изуродованным, почти обеспамятевшим. Он висел, обмякнув, на столбах, а в луже крови под его растопыренными ногами валялся маленький комок плоти. Лиссель вернула нож Иллиан, а Френтис подумал, что хозяин, скорее всего, смерть в огне примет с облегчением.

Когда начало смеркаться, отряд покинул горящую виллу. Дым поднимался высоко в небо. Во дворе нашли полдюжины повозок, но в стойле — лишь десяток лошадей. Френтис отправил мастера Ренсиаля и Лекрана разведать дорогу, а остальных конных пустил по бокам колонны. Освобожденный варитай сидел в повозке, безвольно болтал головой в такт толчкам и казался совершенно потерянным. От него сумели добиться всего нескольких слов. Он сообщил, что его зовут Восьмой, и настоятельно потребовал сказать, когда дадут очередную дозу карна.

— Это смесь разных наркотиков, — объяснил Тридцать Четвертый. — Она подавляет дух, глушит память, порабощает волю. Восьмой заболеет от его отсутствия этой же ночью.

Френтис вспомнил ночи в лесу после того, как Тридцать Четвертый выбросил свой флакон. Бывший раб корчился и стонал. Он быстро оправился, но он был человеком большой внутренней силы и все-таки помнил свободу. А Восьмой, похоже, был рабом всю жизнь.

— Мы освободили этого человека или прокляли его? — подумал вслух Френтис.

— Свобода не бывает проклятием. Но ее дорога зачастую тяжела, — ответил Тридцать Четвертый.

Сзади донесся крик. Френтис придержал коня. От горящей виллы спешила группка людей. Это был Текрав со стайкой девушек, а с ними несколько рабов помоложе, и все с тюками одежды и разнообразной утвари.

Тяжело дышащий Текрав остановился в нескольких ярдах от Френтиса и умоляюще посмотрел на него. За его спиной сбились в кучку девушки и юноши, не столь перепуганные, как раньше, но все еще настороженные.

— Почтенный гражданин… — заговорил Текрав и умолк, когда Френтис предостерегающе поднял руку:

— Мое имя — брат Френтис из Шестого ордена. Если вы присоединитесь к нам, вы будете свободными — но станете солдатами. Я не предлагаю защиты и не обещаю победы.

Текрав заколебался, нерешительно глянул на компаньонов. Те переминались с ноги на ногу и молчали. Наконец темнокожая девушка, которой явно не было еще и двадцати, заговорила с легким альпиранским акцентом:

— Ваши люди не тронут нас?