Королева пламени

Пока Дарена неподвижно сидела, талесса нервно расхаживал взад-вперед. Ваэлину нечасто доводилось видеть его настолько встревоженным и даже напуганным.

— Среди вашего народа тоже есть Одаренные, — напомнил Ваэлин и кивнул в сторону Кираль. — Она служит Малессе, как и вы.

— Ей должно, потому что подобное пристало знать одной Малессе. А детей вроде этой забирают в Гору, если те не успевают вырасти мусором или того хуже.

— И что с ними происходит в Горе?

— Кто-то возвращается, кто-то нет, — пожав плечами, ответил вождь.

Ваэлин посмотрел на Дарену и вспомнил рассказ о волке и людях, пришедших разорить деревню. Волк увел ее прежде, чем ее забрали в Гору. Он спас ее от смерти — или от чего-то похуже?

Дарена скривилась, застонала, обмякла. Кара и Кираль вовремя подхватили ее, не дали рухнуть в костер. Дарена задрожала — в тело понемногу возвращалось тепло. Наконец она встала, превозмогая боль, вымученно улыбнулась.

— В пяти милях к северо-западу отсюда, изо льда, торчит скала. Там один человек, но много котов. Думаю, он ощутил меня. Вряд ли ему это понравилось.

Мудрый Медведь тяжело ударил посохом в лед, поморщившись, брезгливо выговорил имя на своем языке. Железный Коготь ощутил ярость хозяина, приковылял к нему, заворчал.

— Ты знаешь, кто противостоит нам? — спросил Ваэлин.

— Шаман Кошачьего народа. Тот, кто отправил свой народ на войну. Кошачьи люди называли шамана Тенистый Путь. Медвежий народ называл его Безглазым.

Сентары выстроились в боевой порядок — в шеренгу длиной в сотню шагов по каждую сторону от гвардейцев, — и отряд двинулся на северо-запад. В центре Одаренные вели коней и пони. Люди Орвена держались позади, с мечами наголо, внимательно осматривали окрестности. Ваэлин шел впереди рядом с Альтурком и Мудрым Медведем, Кираль — следом, со стрелой на тетиве. Перед отрядом с обманчивой ленцой ковылял Железный Коготь, останавливался, принюхивался.

Ваэлина поразила внезапная перемена в шамане. Если не считать морщин на лице, у него будто исчезли все приметы возраста. Шаман крепко держал посох, шел бодро, ровно и уверенно, не спускал с медведя глаз и будто лучился силой и энергией. Ваэлин уже видел подобное и знал, откуда у шамана силы: тот намерен мстить.

Медведь остановился, и шаман поднял посох, призывая отряд остановиться тоже. Медведь глядел вперед, переминался с лапы на лапу и глухо ворчал. Впереди лед вздыбился причудливыми колоннами и скульптурами, полускрытыми низко висящим туманом. Вдали виднелся серый шпиль скалы, о которой говорила Дарена. Он походил на вонзившийся в небо кривой нож.

— Хорошее место для засады, — заметил Альтурк, рассматривая топорщащийся лед.

Шаман подошел к своему медведю, взял посох двумя руками, поднял над головой и застыл. Кираль вдруг охнула. Похоже, Мудрый Медведь дал противнику знать о себе. Охотница мрачно, но с откровенным уважением, даже с благоговением посмотрела на старика, хотя в ее взгляде читался и ужас. Ваэлин задумался, что же такое подсказала Кираль ее песнь.

Шаман опустил посох, но остался стоять на прежнем месте.

А через несколько секунд со стороны ледяного хаоса прилетел ответ: какофония шипения и завываний. Ваэлин слышал такие звуки в своей жизни лишь от одного существа. А во льду их было много. Ваэлин вынул лук. Кираль поспешно подошла к Мудрому Медведю. Ваэлин сбросил тяжелые шкуры и встал с другой стороны от шамана, положил стрелу на тетиву, впился взглядом в лед.

— Вон! — закричала Кираль и подняла лук, но Ваэлин оказался быстрее.

Его стрела уже вылетела, ударила в серебристо-серую тварь, выпрыгнувшую из-за ледяной колонны. Тварь сделала несколько шагов, упала в снег, покатилась, затихла.

Мудрый Медведь сурово буркнул и пошел вперед, Железный Коготь заковылял следом.

— Нужно подождать, там еще! — воскликнул Ваэлин.

Но шаман не обратил внимания и не остановился. Из-за колонн выскочили с дюжину боевых котов и понеслись к нему. Они были размером со Снежинку, но истощенные, с лезущей клоками нечистой шерстью, а их глаза…

Хотя взгляд Снежинки бывал крайне свирепым, он никогда не светился настолько лютой злобой. Ваэлин всадил стрелу в кота прямо перед собой, Кираль подбила еще двоих. Зазвенели тетивы сентарских луков, коты падали под ливнем стрел. Но шесть оставшихся невредимыми мчались прямо на шамана, и стрелять в них было уже поздно.

Первый кот, самый большой и тощий, оскалил клыки и прыгнул на Железного Когтя. Глаза кота пылали не звериной, а людской ненавистью, застарелой и безумной. Но медведь поймал его на лету, не дал укусить, отшиб назад. Тварь забарахталась на льду, сжалась и снова прыгнула. От ее жалобного вопля заболело в ушах. На этот раз Железный Коготь решил наверняка убить, схватил лапами кота, норовившего вцепиться в глотку, и хряснул об лед. Затрещали ребра. Затем медведь наступил на тело и бил лапами, пока труп не превратился в кровавое месиво.

Ваэлин положил третью стрелу на тетиву — и обнаружил, к своему ужасу, что Мудрый Медведь развел руки и стоит, беззащитный, перед набегающими котами. Ваэлин прицелился в бок ближайшего кота, но ладонь Кираль легла на предплечье.

— Не надо. Подожди!

Альтурк гаркнул команду, сентары опустили луки и только смотрели с ужасом и суеверным почтением, как шаман протянул руку к зверю — и тот отпрянул, перестал рычать, из глаз ушла ненависть. Шаман обвел взглядом остальных котов — и с ними произошло то же самое, каждый оробел, попятился, прижался ко льду. Некоторые даже задрожали.

Шаман сурово посмотрел на Ваэлина:

— Ты идешь. Остальные ждут здесь.

Они пошли вдвоем сквозь лабиринт ледяных колонн. Железный Коготь поковылял за ними, но не смог протиснуться и был вынужден лезть поверху.

— Как тебе удалось? — спросил Ваэлин, хотя не был уверен, что хочет услышать ответ. А уж понять, наверное, и вовсе нет никакой надежды. Чем больше Ваэлин узнавал шамана, тем больше удивлялся его странной — и пугающей — силе.

— Безглазый слабеет, — с удовлетворением отметил шаман. — Узы тоньше. Теперь коты мои.

— Значит, не было нужды убивать остальных?

— Нет мяса на всех, — сухо ответил шаман, свирепо посмотрел на спутника и приказал: — Молчи. Ничего не делай. Слушай.

Они подошли к пролому в ледяной стене на месте выпавшей колонны. За ним виднелся уходящий в небо гранитный шпиль. Там, где к его бокам лепился лед, шпиль отсвечивал, будто металлический. За проломом простиралась полоса гладкого льда — словно огромный замерзший ров перед замком. В ноздри ударила тошнотворная гнилая вонь. Под восточным краем скалы расползалось черно-бурое пятно. Вблизи Ваэлин рассмотрел скопище костей: большей частью тюленьи хребты и ребра, но там и тут виднелись обглоданные человеческие черепа. Сильнее всего воняла разодранная туша пони, валяющаяся перед неглубоким гротом в скале. Судя по грубой, но почти правильной форме, грот вытесали людские руки, чтобы создать хоть какое укрытие от здешней лютой погоды.

У входа в грот на креслице из связанных ремнями костей сидел мужчина в заплесневелых шкурах. Он был стар, хотя и помоложе Мудрого Медведя, дряблую белесую кожу избороздили морщины, на лысой голове и впалых щеках виднелись язвы, а вместо глаз темнели застарелые шрамы. Мужчина сидел так тихо, что Ваэлин сперва принял его за труп, но заметил шевеление ноздрей — а потом тонкие губы растянулись в улыбке.

— Старый приятель, мы поговорим на языке моего брата, — сказал Безглазый шаману Медвежьего народа. — Как думаешь, это справедливо?