Королева-пугало

— Нам лучше двигаться и ночью, — сказала Ниа. — Мы слишком заметны днем.

— Мне нужно солнце, чтобы направлять нас в Лормеру.

— Смотри на звезды.

— Я не умею, — голос Кирина был напряжен.

— Днем идти безопаснее, — сказала Сестра Надежда, заставив их замолчать. — Днем мы хоть видим, что к нам приближается. Или преследует. Ночью мы слепы.

Час спустя мы убедились в ее правоте. Мы заметили на горизонте черные точки, что скоро стали всадниками, и я ощутила, как напрягся Кирин, я сжалась от страха. Мы замедлили лошадей. Я вытащила из-за пояса нож.

Мои ладони стали влажными, когда они приблизились, две фигуры в плотных плащах. Было невозможно понять, мужчины это или женщины, трегеллианцы или лормерианцы, нож ощущался слабо в руке. Я крепче сжала нож и медленно дышала, готовая наброситься. Но всадники проехали мимо, не открывая лица, и мне стало плохо из-за того, что адреналин не нашел выхода. Когда Кирин склонился и тихо спросил, в порядке ли я, я увидела, что нож дрожит, и спрятала его за пояс.

Мы остановились у ручейка в двух милях от Ньютауна, после спора между Кирином и Сестрой Надеждой насчет того, кто способнее, Надежда пошла к городу одна и пешком, чтобы поискать припасы, оставив нам лошадей. Мой желудок так сжался, что я молилась, чтобы мы нашли еду. Я не помнила, когда в последний раз так далеко путешествовала без еды. Я огляделась в поисках ягод или корешков, но была почти середина зимы, и я не была экспертом в собирании припасов в лесу. Эррин бы знала, будь она здесь, и от этой мысли мой желудок сжался. Только бы она была в порядке. Я тихо молилась тому, кто послушал бы. А потом я села в тишине рядом с Нией и Кирином. Сестра Надежда вернулась через час с огромными глазами.

— Ньютаун захвачен, — сказала она, рухнув рядом с нами и проведя рукой по волосам. — Поставили врата. Они не сильно прочные, деревянные балки с проволокой, но их охраняют люди, на их руках знак трех звезд. Я больше никого не видела, наверное, там комендантский час.

— Там были големы? — спросила я.

— Я их не видела. Но могут быть.

— И еды там не было? — спросила Ниа.

Сестра Надежда покачала головой.

— Мне жаль.

И мы провели еще одну ночь на земле, и было еще хуже, потому что пошел ледяной дождик через час после того, как мы улеглись, и вскоре я чувствовала его костями. Мы даже не думали о достоинстве, жались друг к другу, как лисята в норе, дрожали дружно под дождем. Как только мое тело онемело достаточно, чтобы уснуть, небеса стали серыми, и Сестра Надежда встала из нашего гнезда и заставила вставать нас. Похоже, никто из нас не привык обходиться без еды, судя по хору урчащих желудков, который мы пытались заглушить водой из ручья. Мы проверили лошадей и отправились в путь, обойдя Ньютаун еще до восхода солнца.

Я слишком устала, чтобы говорить, одежда промокла и начала понять, желудок урчал, не переставая, словно в нем оказалось злое животное, грызущее меня. Ниа ехала, согнувшись, держась за живот, лицо Сестры Надежды кривилось. Нам нужна была еда, и поскорее.

Мы заметили фигуры на горизонте после полудня и пришли в себя, насторожились из-за угрозы, мое сердце уже знакомо нервно билось, мы выхватили оружие и ждали.

Вскоре стало ясно, что они идут пешком, вдвоем, одетые в коричневую шерсть, а не броню, и мое облегчение отразилось на лице женщины, прижимавшей сверток к груди. Мы остановили лошадей рядом с ними, сверток в руках женщины зашевелился, но там оказался не ребенок, как я думала, а маленькая черно-белая собака. Она лизнула лицо женщины, и я не сдержала улыбку.

Мужчина обратился к Кирину с певучим трегеллианским акцентом.

— Если вы едете в Тирвитт, то зря. Если только вы не поддерживаете этого Спящего принца.

— В Ньютауне так же, и в Тремейне, — хмуро сказал Кирин. — Оба потеряны.

Мужчина выругался.

— Не знаешь, как ситуация в Трессалине?

— Нет. Но, судя по следам на Королевской дороге, армия пошла на юг после Тремейна, так что…

Мужчина мрачно кивнул, и я вспомнила, где слышала раньше Тирвитт.

— Там был лагерь за городом, да? — сказала я. — Для беженцев из Лормеры. Что с ними случилось?

— Потеряны, — сказал он. — На них напали первыми. Бедняги оказались в ловушке, как крысы. Там была ограда, и они пытались выбраться, убежать, но не смогли. Это все, что спасло нас. Мы услышали крики из Тирвитта…

Он говорил, я видела, как двигаются его губы, но не слышала слова. Бедные люди. Мой народ. Они оказались заперты в лагере, вдали от домов, у них было только то, что они могли взять с собой, и они не спасли себя или любимых. Не смогли жить. И погибли.

Внутри снова закипел гнев, наполняя меня огнем, желанием двигаться, делать что-нибудь. Сражаться, мстить, все исправлять.

— …план был идти в Трессалин, но теперь… — мужчина все еще говорил, и я прислушалась вовремя, чтобы уловить. — Куда вы идете?

— В лес, — быстро сказал Кирин. — Пока что.

Мужчина снова кивнул.

— Знаю, некоторые отправились туда.

Мы замолчали, я видела, как мужчина смотрит на лошадей, на его лице мелькнула хитрость. Он с безразличием скользнул взглядом по Кирину, мне, Сестре Надежде и Ние, которые молчали. Нехорошее предчувствие сдавило грудь, и я попыталась поймать взгляд Нии, но лишь заметила, что она смотрит на сумку на спине мужчины, выражение ее лица отражало такое же желание, как и у него. Воздух, казалось, сгустился.

— Нам пора, — сказала я и заставила лошадь двигаться, нарушая растущее напряжение, которое замечала только я, все посмотрели на меня. — Удачи вам, — сказала я мужчине и его жене и подняла руку, показывая нож на поясе.

— И вам, — сказал он с ноткой разочарования.

Я потянулась к поводьям и хлестнула ими, заставляя лошадь неспешно бежать, чтобы уйти от них.

— Что такое? — спросил Кирин, когда я дала лошади снова идти.

— Мне не понравилось, как он смотрел на лошадей. И как Ниа смотрела на его сумку, — тихо сказала я. — Для нас опасны не только люди Аурека, — я увидела, как его костяшки на поводьях побелели. — Нам нужно быть осторожнее, — сказала я. — Лошади ценны.

— Как и ты, — отметил Кирин. — Слушай, может, мы…

— Мы договорились, — я прервала его. — Мы едем в Лормеру.

— Я хотел только сказать, что, может, не стоит говорить, что мы едем в лес. Пусть думают, что мы едем к берегу. Лиф знает, кто мы, сколько нас. И нас будет легко выследить.

— Ты прав. И нам нужно избегать людей. Не стоит общаться с ними.

Кирин согласно кивнул, Сестра Надежда поравнялась с нами.

— Неплохая мысль, — сказала она. В ее тоне было уважение, почти тепло. Это никак не наполняло мой пустой желудок, но как-то помогало.

Мы прибыли на окраину Алмвика, и солнце пробилось сквозь тучи, бросая на нас тусклый, но приятный свет. Кирин повел нас через развалины лагеря армии Трегеллана — палатки, склады и конюшни, о которых он рассказывал, пропали. Немного забытого оружия осталось в грязи, мы забрали все, что могли: больше ножей, булаву без рукояти, маленький меч, погнутый щит и шлем с вмятиной. Каким-то чудом мы наткнулись на мешок с галетами, сушеным мясом и фруктами, лежавший у палатки капитана, как ее назвал Кирин. Мы напали на еду, как животные, хоть сухари и были твердыми настолько, что я беспокоилась за зубы, я все равно пихала их в рот. Так делали и остальные. Это была лучшая еда в моей жизни. Мы доели все, запили водой из колодца. Кирин показал мне старый дом Эррин, где не осталось даже старого плаща, хотя я нашла старую книгу со сказками Трегеллана в кожаной обложке с позолотой под перевернутой кроватью.

Я хотела убрать книгу в сумку, чтобы потом отдать ей, но вспомнила Лифа на моей кровати в Лормере, рассказывающего, как его мама читала ему сказки. Любопытство пересилило, и я открыла книгу и увидела лицо Аурека. Я бросила книгу в печь, хоть там и не было огня. Решетка сдвинулась, и я нашла инструменты аптекаря, скрытые под решеткой. Ниа воскликнула, увидев их, и осторожно вытащила, а Сестра Надежда улыбнулась. Мы тщательно завернули инструменты, в последний миг я добавила в сверток книгу. Эррин сама решит, нужна ей книга или нет.