Королева сыска

— Ты не беспокойся. Я милиции ничего плохого не сделал. Они меня не трогают, я им не мешаю… Но в любом стаде есть баран, который все стадо портит, правильно? Только не баран, а коза.

Женщина, понимаешь? Что ей надо — не знаю, клянусь… Но ведь крутится вокруг, выискивает чего-то, а чего — самой небось неизвестно.

В конце ноября Осман почувствовал некое слабое движение вокруг себя, что-то вроде легкого сквознячка. Двадцать восьмого числа какие-то менты пришли к его шестерке Болеку и из этого трусливого барана вытрясли кое-что по убийству народного избранника Марьева. Тогда Осман внимания на это не обратил. Все равно никто ничего доказать не сможет. Но потом эти же менты заявились в контору к Тенгизу — и контора приказала долго жить. Это был уже ощутимый удар, и Осман впервые ощутил тревогу. Он навел справки о женщине-сыщике и встревожился еще больше. Ведь из-за двухлетней давности писем именно этой бабы своему руководству пришлось грохнуть Марьева-депутата: она подошла слишком близко к его группировке, а Марьев-арестант начал бы петь, что твой Меладзе, и сдал бы всех. Необходимо было заткнуть ему глотку. И разве Осман виноват, что марьевское место в результате занял именно он?.. Хотя паниковать было еще рано — Тенгиз лег на дно, а больше ни одна душа не знала, кто заказал депутата, — Осман впал в мрачную задумчивость. Он не понимал, что нужно этой бабе, а непонятки его раздражали. Однако потом баба с помощью дружка-мента зачем-то принялась выпытывать у марьевского прикормыша подробности о гибели депутата. И это обеспокоило старого грузина не на шутку. Если так пойдет и дальше, то…

На столике запиликал сотовый, но быстро замолчал, потому как был переключен на режим автоответчика. Осман Вагранович брезгливо посмотрел на «трубку». Потом поднял глаза на гостя и вздохнул.

— Звонят, чего звонят? Даже здесь беспокоят.

Отдохнуть не дают… О чем я говорил, Валера?

— О женщине из милиции, — бесстрастно ответил Валерий. Пока он никаких выводов не делал.

Ждал продолжения. Хотя упоминание конкретного стража порядка не понравилось ему еще больше.

Обычно в разговорах с кавказским работодателем никогда напрямую не обговаривалось, что именно должен был совершить Валерий, — все строилось на намеках и полутонах, однако они прекрасно понимали, о чем идет речь. И если Осман собирается убрать эту женщину-мента… Знать, совсем из ума выжил.

— Какая женщина?! — возмутился Осман Вагранович. — Не женщина — мент в юбке. Женщина дома сидит, обед делает и детей растит, да? А эта с пистолетом по городу бегает. Что ей надо от меня, не пойму. Деньги вообще не берет. Гордая. Хотел по-людски поговорить с ней, своего человека послал, так она, представляешь, его обратно отправила, честное слово! Не правильно это, плохо… — Он вдруг стих, устало потер левую сторону широкой волосатой груди.

Осман соврал насчет того, что намерения противника ему неизвестны. Чертова Гюрза высказала требования предельно ясно: ей нужен был человек на Литейном, который за определенную плату сдает кавказцу информацию о планах и работе некоторых ментовских отделов — в частности угонного. Но тут уж Осман уступать не собирался. У ментов свои стукачи, у них свои. По-честному, да?

— Устал я, Валера. Старею, наверное. Женщину вот на место уже поставить не могу. Ты пей водичку, Валера, пей, не «бордо», но вкусно.

Валеру Осман Вагранович подобрал в девяносто шестом, аккурат после первой чеченской войны, когда молодой боец разведроты, чудом живой и не раненый, вернулся в родной город, где оказался без работы, без денег в восьмиметровой комнатке на Петроградской. Познакомил их охранник в офисе; Осман сразу обратил внимание на молодого парнишку, готового на все ради приличного существования. Старик не ошибся в своем выборе: щекотливые поручения Валерий исполнял четко, грамотно, без лишних вопросов и сомнений — лишь бы деньги платили. А Осман платил ему исправно, ежемесячно, несмотря на то, есть для него «работа» или нет, а что там происходит в голове белобрысого паренька, кавказца волновало мало.

— Осман Вагранович, — нерешительно заметил гость, — надеюсь, вы понимаете, что пересекаться с милицией…

— Это не милиция, слушай! — вскинулся грузин. — Это женщина! И она работает сама, без приказа… — Он запнулся, точно раздумывая, стоит ли продолжать, но продолжил:

— Валера, ты мне как родной сын, я о тебе очень беспокоюсь. Сережу Марьева помнишь, упокой бог его душу? Кто его убрал — не найдут никогда, это я тебе обещаю, потому что никому не нужно. Небольшой человек он был, хоть и депутат. Никому не интересно копать глубоко. А эта женщина копает. Зачем — не знаю. Но она была в семье Сережи. Почему-то спрашивала у дочери про ее знакомого. Того самого, который погиб два года назад…

Блестящие водянистые глаза Османа Ваграновича вдруг потемнели. Он прочистил горло и сказал:

— Мне это не нравится.

Это, наверное, было ошибкой грузина. Он знал, что Марьев испытывает к падчерице тайные и далеко не отцовские чувства. Знал и то, что Сергей Геннадьевич ревнует падчерицу ко всем ее приятелям — а особенно к последнему увлечению Алены.

За бутылкой настоящей домашней чачи будущий депутат, разбрызгивая пьяные слюни, рычал, что самолично придушит сопляка, и Осман, тоже захмелевший, ответил: не надо, дорогой, руки марать, найдутся люди для такой работы. Марьев ухватил соратника по «бизнесу» за рукав пиджака: что, правда сумеют помочь? И дорого стоит? А Осман сказал: «Для тебя, дорогой, ничего не стоит!

Потому что твои слезы — это мои слезы, а я не люблю плакать».

Так сказал Осман, потому что уже тогда строил далеко идущие планы в отношении «пахана». Хотел повязать его кровью. И на следующий день связался со своим личным исполнителем.

Пятнадцатилетний приятель марьевской дочки погиб от его, Валеры, руки, по просьбе Османа Ваграновича. «Валера, — сказал ему грузин, — я тебя как брата прошу. Это не работа, это просто дружеская услуга… за деньги. Моему другу очень мешает один биджо. [2] Он его дочку хочет трахнуть.

2

Молодой человек (груз.).

Надо бы проучить засранца, а? Помоги, Валера, Я добро не забываю…» Валера помог — как умел.

Так, чтобы смерть юнца осталась нераскрытой. Но теперь вдруг какая-то баба из ментовки вновь копает это дело… Нет, видно, зря тогда Осман Вагранович впутался в дело с дружком падчерицы. И уж тем более зря поручил его Валере…

— Не бойся, — ласково похлопал он Валеру по руке. — Твоей вины тут нет, я тебя тогда попросил — ты сделал. Спасибо. Это будет только между нами, да?

— Она расследует убийство Марьева? — напрямую спросил Валерий.

Осман Вагранович нахмурился. Очень быстро соображает Валера. Надо быть осторожнее…

— Да нет же, богом клянусь, нет! — искренне воскликнул грузин. — Эта сука просто помогает одному неумному оперу из районного отдела. Без нее опер — так, тьфу, пустое место. А вот она когда-то Сережу чуть не посадила… да не волнуйся ты, говорю! Ее потом уволили с Литейного, послали блядей ловить. Она никакой власти не имеет.

Только это… консультировать, да? — может. И правильно, скажу, нечего таким бабам в милиции делать.

— Но на хахаля дочки она вышла…

— Да, — нехотя признался Осман Вагранович. — Вот поэтому я и беспокоюсь, Валера, дорогой. За тебя. Не за себя. Тут уж я тебе приказывать не могу. Даже просить не могу. Я тебя просто предостерегаю как сына. Сам думай, как быть.

Нет, напрасно Осман послал его поработать с юнцом. Засветил хорошего исполнителя… Ну ничего, еще одно дело — и с ним можно будет расстаться. Жалко, а надо.

— Осман Вагранович, одно дело — какой-то депутат, а другое — мент. Ее дружки ведь землю носом рыть начнут, если с ней что-то случится. Солидарность у них…

— Кто говорит — что-то случится? — удивился грузин. — А если и случится, кто рыть будет? В третий раз повторяю: она уволена в шестерки, ее там, — указательный палец в потолок, — никто не любит, точно. Ненавидят ее за сучий характер…

И потом, она же никому не докладывается. Никто не знает, что она интересуется этим маленьким биджо. Мальчишка, оперок этот, не в счет, без нее он ничего не добьется. Все чисты. Она даже не русская, татарка, что ли, какая-то мусульманка. Знаешь, как русские к мусульманам относятся? Хуже, чем к кавказцам.