Королева Теней. Пенталогия

***

К обеду палата превратилась в подобие оранжереи. По части интриг слуги не отстают от благородных синьоров, и однажды Шипам заказали такую важную во дворце персону, как личный садовник дожа. Смерть должна была выглядеть естественной, и гильдия передала заказ мастеру Ларци. Лучано неделю провел в дворцовых садах и теплицах, пропалывая, подрезая и подвязывая то, что ему доверили, пока не удалось капнуть зелье на куст редких голубых лилий, к которым садовник больше никого не подпускал. Через пару дней бедолага скончался от сердечного приступа - переутомился в душном и влажном воздухе оранжереи, не иначе…

Вот именно такой роскошный букет из небесно-голубых фраганских лилий высотой в половину человеческого роста появился в их комнате первым.

Айлин все еще не было, когда его принесли. Лучано обошел вокруг плетеной корзины, скрывающей емкость с водой, потрогал узкие листики и осмотрел каждый стебель, а потом и лилии размером с тарелку каждая. Цветы выглядели невинно, благопристойно и чудовищно дорого. Никакой карточки или записки к ним не прилагалось, но это ничего не значило, разумеется.

– Что ты там пытаешься вынюхать?
– насмешливо поинтересовался Аластор со своей кровати.
– Учти, Айлин вряд ли понравится, если Перлюрен сожрет такую красоту.

Енот укоризненно посмотрел сначала на него, потом - на букет и громко чихнул. А затем еще потер нос лапами для убедительности. Впрочем, пахли цветы действительно очень сильно. Лучано поморщился, понимая, что их аромат скроет любой запах яда. Но не выкидывать же?

А немного погодя местная прислуга принялась тащить все новые и новые букеты, причем такие, что Лучано только диву давался, где их нарвали. К этим уже в большинстве прилагались карточки, и Лучано торжественно зачитывал их скучающему Аластору.

– Оранжевый факультет с глубокой благодарностью и уважением!

Стихийники прислали три корзины роскошных роз, кремовых, белых и нежно-малиновых. Свежие тугие бутоны и едва распустившиеся соцветия сразу заняли целый угол палаты.

– Синий факультет с уважением и глубокой благодарностью!

В корзинке, сплетенной из позолоченной проволоки, торчали самые обычные белые лилии, зато ее усеивали фигурки бабочек и птиц. Стоило поднести к ним руку, бабочки начинали махать крылышками, а птицы звонко чирикали на разные голоса. В первый раз это казалось мило и забавно, но уже на третий жутко раздражало. К сожалению, магическая корзинка не понимала, кто ее трогает, и отзывалась даже Перлюрену, которого очень заинтересовала. Так что ее Лучано убрал подальше и повыше на шкаф.

– Голубой факультет с уважением… Белый факультет с глубокой благодарностью… Хм, неужели синьоры маги не знают других слов? О, что-то новенькое! «Ревенгар, мы рядом!»

Лучано пораженно воззрился на букет, собранный из самых разных растений, причем явно не срезанных садовником, а выдранных с клумбы чьей-то решительной, но не очень опытной в этом деле рукой. И не только с клумбы, но и с лекарской грядки! Розы и лилии, стебли валерианы и наперстянки, амарант, колокольчики и пионы…

– Всеблагая Мать! Они сюда аконит сунули!
– растерялся Лучано.
– Ты это видишь?!

Он выдернул из охапки, перевязанной алой лентой, стебель с розовато-лиловыми цветочками и показал Аластору.

– О, а я его знаю!
– радостно отозвался тот.
– Наш конюх эту траву в конюшне раскладывает. Говорит, от мышей очень помогает!

– Нисколько не сомневаюсь, – язвительно сообщил Лучано.
– От мышей, от крыс, от назойливых супругов - отличное средство! А если еще добавить вон тот пучок… – указал он на наперстянку, –то можно половину здешней Академии на кладбище отправить. Перлюрен, убери лапы!

Он шлепнул енота, который вознамерился попробовать аконит на зуб, и снова растерянно посмотрел на чудовищный букет. Нет, за попытку отравления никто в здравом уме это не принял бы, но…

– А еще здесь внутри бутылка, – сказал он, заглянув в середину цветочной охапки. Вытащил, откупорил, капнул на руку и с должной осторожностью лизнул.
– Карвейн. Альс, я знаю, что Дорвенант - поразительная страна. Но неужели здесь принято присылать благородной синьорине карвейн? Ладно бы ликер или старое вино…

– Думаю, это соученики Айлин с Алого факультета, – посмеиваясь, объяснил Аластор.
– Маги пополняют карвейном резерв, помнишь?

– Ах, боевики!
– сообразил Лучано.
– Тогда конечно…

Бутылка карвейна и странный букет превосходным образом связались воедино. Лучано отправил опасное подношение на тот же шкафчик подальше от цепких лап Перлюрена, а цветы все продолжали нести. Фиалки, перевязанные белыми и зелеными ленточками. Розы. Все те же лилии, но попроще, не аристократически голубые, а желтые в черную крапинку. Еще два букета с красными лентами, уже составленные из приличных цветов, но с неизменным карвейном внутри. Кажется, у синьоров боевиков это было обязательным правилом этикета.

Кроме цветочных даров, на столик Айлин усердные посыльные то и дело сгружали коробки, корзинки и пакетики с конфетами, цукатами, печеньем… При взгляде на них Лучано про себя отчаянно взвыл: не может ведь он перепробовать каждое лакомство! Утешало только то, что вряд ли кто-то задумал отравить их всех, а прекрасно воспитанная синьорина непременно поделится угощением, и рассчитать, кому достанется отравленная конфета, невозможно.

«С чего я вообще решил, что Айлин захотят убить?
– вдруг озадачился он.
– Конечно, ее гадючье величество вряд ли отказалась от своих планов насчет синьорины, но для этого у Беатрис есть я».

Под сердцем кольнуло, будто соглашаясь и напоминая, что проклятие не дремлет, но Лучано предпочел старательно этого не заметить. У него еще имеется время, чтобы придумать подходящее оправдание. И попытаться убедить королеву, что Айлин Ревенгар ничем не угрожает ни королевской власти, ни самой Беатрис. В конце концов, синьорина пожертвовала собой, чтобы спасти наследника! Неужели королева продолжит считать ее коварной и расчетливой интриганкой?

Настроение испортилось еще сильнее, и, когда за Аластором пришел дежурный целитель, чтобы отвести его на перевязку, Лучано растянулся на кровати, шикнул на Перлюрена, рвавшегося к сладостям, и принялся составлять в уме отчет для мастера Ларци. Но родная итлийская речь, которой Лучано владел с виртуозностью прирожденного болтуна, упрямилась и решительно не хотела передавать всю странность того, что с ним происходило в Дорвенанте. А рассказ о приключениях звучал бахвальством и постоянным нарушением правил гильдии, которые предписывали Шипу быть как можно более незаметным. «Идиотто, – вздохнул в сознании Лучано голос мастера.
– Разве можно поддаваться чувствам к заказу? Неважно, охраняешь ты его или пытаешься убить. Они всего лишь твой заказ, мальчик мой. Оба…»

«Я знаю, мастер, – ответил мысленно Лучано.
– И мне самому страшно от того, что со мной происходит. Я не понимаю, чего хочу больше? Чтобы все продолжалось, и неважно, куда меня это приведет, или чтобы стало как раньше, когда я не задумывался о всяких глупостях вроде любви и дружбы. Боюсь, мастер, и в том, и в другом случае пропащий я человек. По-новому жить не получится, просто не имею права, а по-старому не хочу. Такая тоска берет… Но я больше не могу видеть в этих двоих всего лишь строчки в приходно-расходных книгах гильдии. Что со мной сделал проклятый Дорвенант?!»