Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Королева в раковине
Шрифт:

— Со временем привыкнешь к их вкусу.

— Извините, в наш дом не приносили сосиски.

— Девочка, в моем доме ели сосиски в большом количестве.

Они разговорились об отчих домах, о высшем образовании, которое он получил в Германии. Теперь он встречает сестер со смешком:

— Ну, такого вы еще не видели. Профессор продает сосиски.

Он угощает их сосисками и вспоминает свое берлинское прошлое.

Каждый раз Наоми пересекает в автобусе пустынные пространства, простирающиеся от Издреельской долины до Тель-Авива, и удручающие разговоры об европейском еврействе пробуждают в ее душе национальные чувства. И поселенческая деятельность — катализатор и прелюдия к созданию государства евреев, как фундамента безопасности еврейского народа в стране Израиля, вызывает в ней преклонение. Во имя этой великой идеи она готова вынести любое невыносимое страдание.

Глава четырнадцатая

Весна 1940 года. Иерусалимский квартал Тальпиот растет и ширится. Во всяком случае, такое впечатление складывается у Наоми, после длительного отсутствия в Иерусалиме. Она проезжает мимо

небольших разбросанных каменных домиков, в которых проживают многие из германских репатриантов. Несколько дней назад она вернулась на учебную ферму Рахели Янамит-Цви инструктором группы девушек, репатриировавшихся из Чехословакии. Рахель была инициатором ее перехода на учебную ферму, ибо из письма поняла, насколько велики трудности бывшей ее выпускницы в кибуце Мишмар Аэмек. Возвращение в Иерусалим улучшило ее положение. Особенное удовлетворение она испытала, поддерживая своих воспитанников, беженцев из Чехословакии, потерявших свои дома в Европе, отделенных от родных. И это помогало Наоми бороться с собственной личной трагедией.

Здесь, в Талпиот, она находит покой и интеллектуальное наслаждение в доме известного писателя Шая Агнона и его жены Эстерлайн. с. Эстерлайн — женщина симпатичная, образованная, из семьи германских евреев Марк. Она с особым теплом относится к Наоми, возвращая ей давно забытую атмосферу отчего дома. Легкая, почти неслышная, походка хозяйки дома, беседы о литературе и философии на немецком языке возвращают Наоми чувство покоя. Она преклоняется перед преданностью и проворностью, с которой та управляется в доме и ведет себя с мужем. Она правит его рассказы, написанные ужасным, неразборчивым почерком и затем печатает их на пишущей машинке.

Что касается самого Агнона, то его вовсе не интересует происходящее на учебной ферме, словно она вообще не существует. Зато он выпытывает у нее все, что касается жизни в кибуце Мишмар Аэмек. Затем усмехается:

— Что ты знаешь? Открывала ли ты хотя бы раз страницу Гемары?

Язык его подобен бритве.

Эстерлайн успокаивает ее: Агнон это Агнон, и не надо переживать из-за его колючих острот. Каждый раз, когда приходит гость, он жалуется, что ему мешают работать. Так он принимает и Наоми. В тот миг, когда она переступает порог их дома, он, выходя из кабинета на втором этаже, натыкается на нее и гневно буравит ее своим галицианским взглядом — она ведь прервала нить его мысли.

— Эти раввины воруют мое время. Мешают мне полностью отдаться писанию, — услышала она его жалобу на мудрецов из квартала «Меа Шеарим», которые учат главы Талмуда вместе с ним или вообще приходят к нему в гости, послушать его комментарии и дать свои толкования галахическим предписаниям.

Со временем она поняла, что хотя Агнон замкнут в себе, но жаждет общения с раввинами и великими знатоками Торы и веры, между которыми он ступает, как по канату. Он добивался встречи с обожаемым им покойным раввином-сионистом Куком, который был главой раввината страны. После его смерти он приходил к его наследнику и сыну раввину Цви Йегуде Куку. С другой стороны, он добивался встречи с лидером фанатичной религиозной общины Иерусалима раввином Йосефом Хаимом Зоненфельдом, который высмеивал, а то и жестоко ругал раввина Кука за его сближение с сионистами. Вообще о заурядных людях Агнон говорит грубо, и в насмешку ведет себя с ними, как клоун, чтобы облегчить себе собственное присутствие среди них. Он искренне удивлен, что окружение относится к нему с любовью до такой степени, что он подозревает в этом какое-то скрытое от него колдовство.

Наоми наблюдает за ним со стороны. Она видит, как недовольное его лицо озаряется светом добра и даже красоты, каждый раз, когда слова его несут в себе внезапные жемчужины мудрости. Агнон страдает неутомимым любопытством. Его любимое хобби — вглядываться вглубь человеческой души в попытке ее разгадать. На его пристальный взгляд она отвечает столь же пристальным взглядом. Сложность этого человека приковывает и развлекает ее.

— Эстерлайн, ты испекла сегодня пирог? — спрашивает он, спустившись на кухню.

— Нет, Шмуэль-Йосеф, сегодня не суббота.

— У нас уважаемые гости. Я просил тебя испечь пирог.

— Сегодня не едят пирог.

— Но я же сказал тебе. Я — твой муж.

— Шмуэль-Йосеф, сегодня пирог не пекут.

Агнон разочарован. Именно сейчас ему очень захотелось съесть мягкий и пухлый ломоть медового пирога, и он с таким вожделением произносил его название на идиш — «лейкех», который жена его обычно печет к субботе.

— Шмуэль-Йосеф, в кухне завелись муравьи, — вздыхает Эстерлайн.

— Эстерлайн, нет в кухне муравьев.

— Но, Шмуэль-Йосеф, есть муравьи на кухне.

— Эстерлайн, муравьев в кухне нет.

Есть, и нет. Нет, и есть. Выдающийся писатель тратит слова на мелочи. Взгляд его ласкает лицо жены:

— Эстерлайн выше всяких похвал. Она из аристократической еврейской семьи Европы! — он весьма гордится буржуазной родословной семьи Маркс из Кенигсберга, но долгие годы проживания рядом с ее аристократизмом и высокой культурой, все же, не сделали его аристократом.

Ночами, когда она остается у них в их доме, то накрывается от стыда одеялом с головой.

— Нойми, — повторяется не раз, — тебе это может понадобиться ночью. Агнон стоит на пороге комнаты, где она спит, и в руке его ночной горшок.

— Шмуэль-Йосеф, она не нуждается в ночном горшке, — голос Эстерлайн перекрывает его голос.

Месяц ее работы инструктором на учебной форме завершился. Она возвращается из Иерусалима в кибуц ко всем старым проблемам, к привычному, униженному состоянию. Опять шепотки за спиной: «Проститутка». Весь кибуц знает, что она проводит ночи за чтением книг в читальном зале с Гарри. Ее это не трогает. Она готова платить цену за все эти сплетни за всю ту информацию,

которую передает радиоприемник Гарри о ходе войны на разных фронтах. Гарри оставил кибуц Далия и перешел в Мишмар Аэмек, чтобы быть ближе к своей подруге. Гарри непродуктивен, страдает болезнью отпадения ногтей. Это освобождает его от многих работ, что сердит членов кибуца. Но подруга его, медсестра в кибуце, потерявшая мужа во время арабского погрома, защищает его. Не позволяет его унижать. И Гарри крутится по кибуцу, и многие часы проводит у радиоприемника, с большим искусством находя информацию из разных стран. Знание многих языков дает ему возможность сравнивать новости из разных источников в течение дня. Гарри вертится по кибуцу, как глашатай, сообщая всем о ходе боев. В свободное от работы время Наоми днем и ночью записывает ход событий.

Англия в одиночку противостоит Гитлеру в войне, и не идет ни на какие соглашения с Германией. В своей речи о мире в рейхстаге, первого июля 1940, Гитлер, обращаясь к британской нации, говорит, что не видит никаких причин продолжать с ней войну. Германия будет властвовать над всей Европой. Британии же никто не будет мешать властвовать над своей огромной империей. Черчилль отвергает его предложение. В ответ на это, Гитлер требует от своего генерального штаба готовить операцию по высадке массированного десанта в Британии. Сердце Наоми неспокойно. Британцы сажают детей на корабли, чтобы спасти их от бомбёжки и военных действий. Детям придется вкусить горечь расставания с семьями. Внутренний порыв заставляет Наоми написать рассказ «Дети Англии уезжают», который публикуют в детском приложении газеты «Давар» («Слово»).

Дети Англии уезжают

Зародился новый день. Он был похож на обычные дни в Англии. Туман колыхался в воздухе, моросил мелкий дождик, и солнце пыталось выглянуть сквозь облака, чтобы послать хотя бы привет людям внизу.

Но что случилось? Удивленное солнце быстро убирается за облака, ибо в это утро Англия выглядит совершенно иной, чем в обычные дни. Порты Англии полны народа. Звучат сирены, трубы трубят, солдаты замерли в строю. В порту множество кораблей, готовых к отплытию.

Знаете, почему? Слушайте внимательно. День этот, родившийся в будничной цепи дней, необычен и важен для Англии, потому что в этот день дети Англии покидают свою родину, чтобы найти далеко от нее убежище — в Канаде, Австралии и Америке.

Дети уезжают из Англии. Еще немного, и не услышат, и не увидят на улицах городов, в парках, в селах — детей. Замолкнет их смех, прекратятся их игры, но зато не будет слышен плач раненого ребенка. И об этом думают люди, собравшиеся на причалах. Остаются лишь взрослые — отцы и матери. Они остаются, чтобы защищать свою страну, ибо еще немного, быть может, через несколько дней или недель, из-за моря, большие самолеты, похожие на хищных птиц, прилетят и попытаются уничтожить здания и парки Англии. Но все миллионы англичан, отцы и матери, не думают о домах, которые они построили, и не о цветах и деревьях, которые они посадили. И не о книгах, которые они написали. И, также, о картинах, которые они собирали в течение сотен лет. Всему этому грозит разрушение и уничтожение. Но в душах всех людей — одна мысль: как спасти жизнь и будущее Англии. И потому встал весь народ и решил — пока минет гнев и зло, расстаться с детьми и отослать подальше, чтобы они могли вернуться здоровыми, полными сил — построить заново, все, что может быть разрушено жестоким и ужасным врагом.

Дети поднимаются на корабль. Они не печальны, они не плачут. Им объяснили, почему они должны оставить все, что дорого им, и любимо ими от рождения. Они с гордостью говорят: мы тоже едем, как солдаты будущего, солдаты мира. И снова стонут сирены, трубы трубят, салютуя детям Англии. Звучит музыка расставания, развеваются знамена. Родина прощается со своими детьми.

Корабли отдаляются от причалов. Уже исчезли из глаз детей берега Англии. Только море сопровождает их, как старый и верный друг. Даже темное облачное, любимое детьми, небо Англии стало светлым и столь чуждым. Дети немного взгрустнули. «Ребята, не будьте такими грустными, — говорит один из ребят, — ведь мы же все вернемся». Ведь ясно, что Англия победит, и с окончанием войны мы вернемся домой. Но как будет выглядеть тогда Англия? Быть может, уже не будут широкие проспекты Лондона, села и парки, и даже дождик над Темзой не будет таким красивым, как раньше. Но также будет уничтожено все уродливое и скверное, как мрачный рабочий квартал и фабрики без капли солнца и воздуха. Но настанет день, и мы вернемся, чтобы построить новую Англию, красивую и счастливую. Люди забудут такие слова, как уродство, катастрофа, голод. И слово «война» будет вычеркнуто из словаря. Когда мы начнем строить новую жизнь, больше войны не будет. Так отбросим печаль. И ни один ребенок в мире не должен быть печальным. Вернемся мы на родину, как солдаты мира, и вместо ружей, на плечах наших будут молоты.

Дети забыли, что они одиноки и оставлены в огромном море, ибо перед ними возник новый мир, который им предстоит построить. Они танцуют, поют, радуются. И знамя на флагштоке радостно развевается, и солнце шлет им теплые лучи, и волны ласкают корабли, на которых плывут дети. И мы радуемся их будущему, ибо мы тоже возвращаемся на свою родину и тоже радуемся новому миру. Над головами детей летают птицы. Летите, птицы, летите во все концы мира, передайте всем наше решение. Когда вернемся, мы построим новый мир, свободный и счастливый.

И мы, дети страны Израиля, с вами, — дети Англии, ибо и мы хотим участвовать в построении нового мира.

Поделиться с друзьями: