Королева в раковине

— В университете ты найдешь большую библиотеку, сможешь воспользоваться книгами, и их не надо будет покупать. — Рахель пытается переубедить Наоми и отвести от нее обвинения в индивидуализме.

Девушки восстают против такого ее отношения к Наоми. На общих собраниях директриса учебного центра проявляет удивительную лояльность. В разъяснительной беседе с маленькой капиталисткой она не только требовала от нее давать деньги в коммуну, а нападала на тех, кто жалуется на нее, обвиняя их самих в ненужной трате денег на одежду и всяческие глупости.

Одинокая и напуганная, стоит Наоми на автобусной остановке. Битый час она будет ждать следующего автобуса, ибо снова оттеснена в конец длинной очереди более взрослыми девицами. Не может она себе позволить грубо втискиваться между ними. Девицы нагло прут вперед, не обращая внимания на тех, кто сзади, вопреки указанию Рахели — проследить, не осталась ли там какая-либо ученица. Она одна стоит на остановке, вблизи которой вертятся воры, насильники, убийцы. Атмосфера одиночества и беззащитности пугает девушку. То же самое происходит на уроках природоведения, когда грубые руки и острые локти отшвыривают ее, как комара, от преподавателя Зеева Вильнаи, от которого она старается не отрываться. Ловит каждое его слово о сортах растений, насекомых и вредителях. Но более взрослые девицы плотно окружают любимого преподавателя стеной, отталкивая маленькую Наоми.

На автобусной остановке ее оболевают мысли: страна Израиля уродлива, пустынна, но пафос наполняет жизнь еврейского анклава, помогая его пробуждению. Она будет крепко держаться сионистской мечты, всеми силами закалит свой характер и преодолеет свои слабости. Страна нелегкая, и это определяет формы поведения в обществе. Дикость и грубость сеет семена мутных человеческих отношений. Она должна сохранить душу — даже на фоне поджидающих ее унижений. Рука ее поднимается и скользит по щеке. Затянулась ли на ее щеке рана от камня, брошенного арабом, когда класс шел к Стене Плача…

Этот поход напугал девочку. Перед выходом Рахель Янаит произнесла речь. Сказала, что тот, кто хочет ощутить себя евреем, должен подняться в Иерусалим и помолиться у Стены Плача. Она описала падение Первого Храма, согласно книге Иосифа Флавия (Бен Матитьяу). Голос ее прерывался от волнения и подступающих к горлу слез, когда она рассказывала о том, как коэны и левиты бросались в пламя, охватившее Храм, жертвуя жизнью во имя Бога. Она еще сказала, что от всего великолепия храмовых сооружений, сохранилась лишь западная его стена — Стена Плача.

— Камни этой Стены не мертвы, а вечно живы, ибо евреи со всех концов мира доверяли этим камням все свои горечи, боли и беды. Матери Израиля прижимаются к этим камням в течение многих поколений, шепотом изливая им свои души. Время не властно над этими камнями. Они стоят здесь сотни и сотни лет, как свидетели нашего прошлого могущества и великолепия.

В заключение своей речи она процитировала слова еврейских мудрецов благословенной памяти: «Никогда Божественное присутствие — Шехина — не покидает Стену Плача».

Но никакой святости при посещении Стены Плача не ощущалось из-за истерии, охватившей девушек. Семинаристы-арабы осыпали их ругательствами и камнями. Британские полицейские с демонстративным равнодушием стояли по сторонам дороги. Рахель призвала девушек быть мужественными, но напрасно. Бойцы «Хаганы», находящиеся вблизи стен, спасли девушек от разбушевавшихся арабов, угрожая оружием.

Во время встречи с раввином у Стены Плача страсти успокоились. Он благословил учениц и с особой теплотой обратился к новым репатрианткам, считая чудом то, что они спаслись от Гитлера, и поздравил их с тем, что они вернулись домой, в страну Израиля. Затем он произнес проповедь о важности Десяти заповедей и вкратце назвал причины падения Первого Храма. Девушки поцеловали камни и шепотом произнесли свои пожелания.

Наоми оплакивала падение отчего дома и беззвучно жаловалась камням: «Я сбежала от насилия к насилию. У меня был прекрасный дом, дававший мне душевное тепло, покровительство и защиту».

Голова Наоми печально опустилась: «Были у меня братья и сестры, был у меня замечательный отец. Типичный еврейско-германский отец. Лотшин от меня далеко». Волшебные мечты о Палестине ни на йоту не похожи на тяжелую реальность, которой ее встретила страна Израиля, агрессивная и пустынная. Она в смятении, она сбита с толку. Культурные ценности, мировоззрение, принципы, образ жизни и всяческие верования чужды ей. Буржуазные ценности, заложенные отцом, мешают ей. Но она никогда не откажется от железных правил, которые вошли в ее кровь со дня ее рождения. От них она не сможет освободиться.

На автобусной станции она дрожит, как оторванный от дерева лист, в то время как девушки с удовольствием прогуливаются по улицам Яффо и Шломцион, рассматривая модные одежды, драгоценности и всяческие дорогие вещи в витринах магазинов. Она говорит себе, что ей следует примириться со своим положением. Она должна приноровиться к окружающей ее человеческой сухости, ибо ее характер и культура действуют ей во вред. Они отбирают у нее возможность акклиматизироваться в жизни этой весьма нелегкой страны.

Наконец пришел автобус. Он едет через Маханэ Йегуда, квартал, построенный в девятнадцатом веке. Она шагает по узким переулкам, и объяснения Зеева Вильнаи сопровождают ее. Квартал назван по имени мальчика Йегуды Навона, который умер во цвете лет. Его семья купила у арабов скалистые земли, рассеченные ущельями, и построила небольшие одноэтажные каменные домики в память о сыне.

Наоми расхаживает по узким тропам в гаме уличных торговцев, грязи, среди испражнений животных, останавливается около араба в длинном, до пят, платье — галабии, который жарит на раскаленной жаровне каштаны и продает их евреям. Ветер налетает перезвоном церквей. Другой араб привлекает покупателей, выстукивая ритм на сверкающих медью музыкальных тарелках. Наоми покупает у него коричневый сладкий напиток из плодов тамариска.

Квартал, полный жизни и толкотни, позволяет ей забыть грубость девушек на автобусной остановке. Она удивляется запущенности и захламленности дворов, в отличие чистоты и порядка в немецкой колонии темплеров, во дворах которых растут кусты алых, белых и желтых роз, точно так же, как в Германии. По субботам она присоединяется к прогулкам ее землячек в районе немецкой колонии. Когда не видно жильцов, девушки срывают цветы или наполняют карманы созревшими к осени фруктами: персиками, грушами, яблоками. Испуганная, одинокая, но полная впечатлений, возвращается Наоми на ферму. Взросление ее явно ненормально. Собственная личность чужда ей. Мечты ее о главном — совместном переживании со всем еврейским анклавом, разлетелись прахом, и чувствует она себя обломком разбитого сосуда. Рахель все время предупреждает учениц: «Не слоняйтесь в одиночку, вас убьют или изнасилуют». Ворота на ферму заперты, охраняются сторожем, вооруженным пистолетом. Во время перемен соседи — арабы семинаристы — швыряют камни через высокий забор, отделяющий арабский образовательный центр от учебной фермы.

Рахель провозглашает: «Несмотря на опасность, мы не должны падать духом!» И решительным голосом добавляет: «Национальный дом не будет построен мирным путем. Арабские погромы 1909 года не повторятся». Она говорит о наивности жителей старого еврейского поселения в Хевроне. Евреи города праотцев были связаны торговлей и добрым соседством с арабами, за что заплатили высокую цену своими жизнями и имуществом, ибо не верили, что соседи их предали. Эти погромы раскрыли глаза многим в национальных еврейских учреждениях.