Королева в услужении

— Для женщин этот мир жесток, — проговорила Альенора, — но не отчаивайся слишком быстро. Я теперь здесь, я так или иначе постараюсь урегулировать вопрос с тобой и Ричардом. В конце концов, помолвка была совершена по всем правилам и с согласия самого короля. А в Винчестере я слышала, что Иоанна обещали женить на Эйвис Глостер.

— Что стоят обещания? Их дают, чтобы нарушить по усмотрению тех, у кого власть. — В голосе девушки прозвучала горечь.

— Ты сомневаешься в моем обещании, которое я только что тебе высказала?

— Я знаю только одно: на вашем месте я бы постаралась быть благоразумной и покладистой. Я соглашусь на все, что поможет сохранить расположение короля и избавит меня от тюрьмы.

— Но тюрьмы бывают разные! Порой мне кажется, что все женщины рождаются в тюрьме и проводят всю свою жизнь в ней. Для бедных женщин тюремные стены — это нищета, непосильный труд и власть мужа; для богатых — политические интриги, браки по расчету и полновластие мужа… Но прекратим этот разговор. Не сомневайся, когда я встречусь с королем для обсуждения текущих дел, я не забуду о тебе и Ричарде.

— Сударыня, бесполезно пытаться пробить головой каменную стену, — сказала Алис, и прежде чем Альенора нашлась что возразить, затрубили трубы, оповещая о том, что ужин сервирован и король уже по пути к столу. Когда Альенора со своими дамами вошла в зал, Генрих II, Ричард и Иоанн стояли вместе за столом на возвышении и беседовали. Даже издалека можно было видеть, что разговор был тяжелым. Иоанн улыбался и смотрел по сторонам. Заметив Альенору, он дернул Ричарда за рукав. Тот оглянулся, и агрессивная настороженность, явственно сквозившая в его облике, моментально исчезла, угрюмое лицо просветлело. Подбежав к матери, он крепко обнял ее и воскликнул, что очень рад встрече. Сам он выглядел великолепно. Провожая ее под руку к столу, он, понизив голос, добавил:

— Я говорил вам, что не нужно падать духом, что, в конце концов, все уладится. Чтобы вбить в башку старому черту какую-то мысль, нужен боевой топор, но он наконец все-таки сообразил, что, до тех пор пока он держит вас в клетке, я с ним не помирюсь. А у него и без меня достаточно неприятностей. Поэтому он готов позволить мне увезти вас в Аквитанию в обмен на мое обещание впредь вести себя хорошо.

«Как это типично, — подумала Альенора. — Иоанн полагает, что он добился моего освобождения хитростью, а Ричард верит, что выручил меня путем силового давления. И оба, возможно, по-своему правы. И опять для них характерно, — продолжала она размышлять, рассматривая своих красивых сыновей, — что Иоанн одет в шелка и увешан драгоценностями, а Ричард, если не принимать во внимание его могучее телосложение, высокий рост и высокомерный взгляд, скорее похож на обыкновенного лучника, который умылся и переоделся в чистое после ожесточенной схватки».

На Ричарде, в самом деле, не было ничего ценного, за исключением перчаток, которые сшила для него Альенора. Он заткнул перчатки за простой кожаный ремень, который опоясывал заурядную куртку. Но и перчатки уже порядком поизносились: сафьян изрядно потерся, некоторые жемчужины потерялись, и вместо них лохматились обрывки ниток. Как ей было известно, Ричард во время официального присвоения ему титула герцога Аквитанского и графа де Пуатье, получил в подарок от отца роскошный пояс, свитый из золотых колец и украшенный через равные промежутки очень дорогими рубинами и сапфирами. И вот, сидя рядом с Ричардом и накладывая себе в тарелку первое блюдо, Альенора тихо проговорила:

— Ты должен отдать мне в починку свои перчатки: некоторые жемчужины оторвались и утерялись. А где твой красивый пояс? Отцу не понравится, что ты подпоясался простым ремнем. Выглядит словно отрезанный от сбруи.

— Дорогая мама, — рассмеялся Ричард, — вы нисколько не изменились! Постоянно пытаетесь заставить меня соревноваться с Иоанном. Разве его великолепного вида не хватит на двоих? Что же касается отцовского пояса, то я его продал.

— Ричард, ты напрасно это сделал! Какой изумительный был пояс! Отец непременно рассердится.

— Он рассвирепеет еще больше, если узнает, что на вырученные деньги я одел в стальные доспехи шесть отличных воинов и приобрел с дюжину превосходных лошадей. Да и к чему мне столь затейливо украшенный пояс?

— Но ведь это был подарок… — начала было Альенора.

Ричард взглянул на нее, и его ясные голубые глаза сузились.

— Когда я кому-нибудь что-то дарю, а это, признаюсь, случается очень редко, я сразу же отказываюсь от всяких прав на вещь. Получивший подарок может поступать с ним, как ему заблагорассудится, и может отдать или, если охота, бросить в ближайший пруд. А с отцом беда вот в чем. Он щедрый человек. Может подарить вам еще до завтрака знатный титул, обширные земли, город или замок, половину королевства, а потом за обедом спросить, как вы распорядились подарком, и визжать подобно ошпаренной свинье, если ваш ответ придется ему не по вкусу… Но я уже говорил об этом раньше. Он нанес мне поражение, хитростью захватил вас и бросил в Винчестерскую тюрьму, и только потому, что я послал своих лучших воинов помочь брату Генриху. В следующий раз… — Лицо Ричарда потемнело. — Мне кажется, он понимает, что встретил во мне достойного противника. Отсюда и эта семейная встреча. Плата за мир со мной — ваша свобода. Я дал ясно это понять.

— А я все удивлялась: зачем мы собрались? — сказала Альенора, вспоминая многозначительную улыбку Иоанна.

— О, только для того, чтобы он мог нас благословить, чтобы все выглядело благопристойно и сентиментально, выглядело так, будто никто не испытывает к нему неприязни. Вот увидите, еще сегодня он попросит вас поблагодарить его за то, что он в течение десяти лет предоставлял вам бесплатно кров и питание в Винчестере.

Ужин шел своим чередом. Было очевидно, что Генрих II решил во что бы то ни стало угодить Альеноре. Обычно он — хотя и обладал завидным аппетитом — не любил особенно засиживаться за трапезой, и некоторые придворные, в первую очередь пожилые, почти беззубые люди, жаловались: король-де не дает им справиться со своими порциями. Чаще всего он вообще не садился за стол, а, шагая взад и вперед по залу, схватывал там и сям кусочек-другой и продолжал на ходу диктовать указы или обсуждать различные планы.

Но в этот вечер все было торжественнее. Одно изысканное кушанье сменялось другим. Кубки для вина никогда не пустовали; на дальнем конце зала менестрели исполняли мелодичные песни Аквитании. Постепенно Альенору охватило полудремотное ощущение благополучия. Два дня, проведенные в седле, утомили ее, хотя и заметно освежили, а встреча с Ричардом и его уверенность, что она вернется с ним в Пуату, пробудили в ней надежды. Возможно, все еще утрясется?

Наконец Генрих II поднялся и направился через занавешенную арку в задней части возвышения. Семь членов его семьи последовали за ним в комнату отдыха. В камине полыхал яркий огонь, а вблизи на скамьях и столах были разложены принадлежности для рукоделья, музыкальные инструменты и различные игры, за которыми дамы коротали зимние вечера. Алис, взглянув на Ричарда, взяла в руки лютню, а Альенора, усаживаясь поближе к огню, подумала: «Любовь к музыке упрочила бы их союз».

— Я приказал затопить камин в кабинете Соломона, — сказал Генрих II. — Там мы сможем спокойно поговорить… Вы двое, — взглянул он угрюмо на Ричарда и Иоанна, — далеко не уходите. Можете потом понадобиться.

Какую-то секунду он стоял в нерешительности, размышляя: не предложить ли Альеноре руку, но потом, отказавшись от этой мысли, направился к двери в дальнем углу комнаты.

Кабинет Соломона представлял собою мрачное помещение. Одну из стен покрывало огромное полотно, на котором была вышита цветными нитками, лишь слегка поблекшими за сто лет, сцена суда Соломона над двумя женщинами, предъявлявшими свои права на одного и того же ребенка. Чертами лица и одеждой Соломон сильно смахивал на нормандского рыцаря — вероятно, на самого герцога, покорившего Англию, а две бедные еврейские женщины — очень опрятные и чрезвычайно огромные — были одеты монахинями. Альенора, знавшая, как выглядят восточные монархи и еврейские женщины, не могла удержаться от смеха, когда увидела эту сцену впервые, и вот теперь, после стольких лет, она вновь взглянула на нее с легкой улыбкой.

Во исполнение приказа Генриха II в камине горел яркий огонь, но поскольку камин давно не топили, в комнате было прохладно, а от трех голых стен шел пар. В прежние времена, когда королевский двор находился в Виндзоре, Альенора часто пользовалась этим кабинетом. В нем было удобно укрыться от шума и суматохи, царивших в общих залах, и здесь ей довелось принимать многих доверенных людей, выслушать немало секретных сообщений и дать кучу полезных советов.

Сегодня вечером король Англии, по-видимому, чувствовал себя так же неловко, как любой из этих людей, посещавших Альенору в прошлом в этой комнате. Внезапно он, прерывая затянувшееся молчание, проговорил: