Королева Златого Леса
Шрифт:
И Шэрра бежала рядом с Роларэном, всё так же не зная устали, шла на свою смерть, чтобы выжить.
Чтобы, победив одно чудовище, подарить второму шанс.
Они могли бы взять лошадь. Шэрра отмахнулась от мысли, насколько это было бы логично — не идти пешком, а воспользоваться услугами деревенских. Но вдыхать запах снега, падающего с небес, отчего-то было до того спокойно, что она не могла отречься от шанса наконец-то наполнить свои лёгкие чистым от людей воздухом.
Роларэн на сей раз не останавливался. Он не сбегал, он не спешил к Каене, чтобы убить её, или, может быть, оставить
Им не надо было спешить. И пусть хотелось верить в геройство перед Златым Лесом, девушка прекрасно понимала, что Роларэн решился убить Каену не ради остальных эльфов и даже не ради мести. Ей вообще казалось, что единственное, что могло толкнуть этого мужчину на действия, это его дочь, кем бы она ни была. И Шэрре почему-то страшно хотелось узнать хотя бы её имя, но спросить почему-то девушка не решалась. Может быть, полагала, что это лишнее — трудно было сказать с точностью и лёгкостью, свойственной привычно людям.
Теперь они выбрали чёткую дорогу — и продвигались уверенно на юг, а Шэрре казалось, что она то и дело проваливается в воспоминания, с которыми ни за что не хотела бы сейчас столкнуться.
— Не молчи, — попросил вдруг Роларэн.
— Зачем мне говорить?
— Чтобы вокруг не было так тихо. Чтобы можно было думать о чём-то, кроме Каены, — ответил он.
— Подумай о том, что ты можешь быть счастлив после её смерти, — предложила девушка. — Как ты вообще можешь её любить? Откуда в тебе это? Неужели…
Он не дал ей договорить, коротко мотнув головой.
— Как женщину — никогда, — ответил он. — Иначе всё это давно бы уже закончилось.
Шэрра кивнула. Она почти поняла — может быть, немного не хватало аргументации, но требовать её от Роларэна было бы уже слишком. Он и так многое ей рассказывал — много всего, что она и вовсе не имела никакого права узнавать. Но чувствовать, что идёшь на смерть по собственному выбору, было приятнее, чем шагать, будто бы на привязи, туда, куда ей укажут.
— Ты действительно хочешь выжить?
— Вообще или ради… — Шэрра повернулась к нему, не сбавляя темп. Роларэн уже почти перешёл на быстрый шаг, она — тоже, сама того не заметив, но сейчас захотелось вновь побежать вперёд. Может быть — она, по крайней мере, хотела бы отчаянно в это верить, — так удастся не просто сберечь силы, а больше не прерываться на долгие беседы? Она смогла бы сбежать от правды, которую ему обещала. Он сам отвечал почти на все вопросы, наверное, потому, что они уже отдали друг другу почти все долги.
— Ради, — ответил он. — Зачем тебе это?
— Долги, — пожала плечами она. — Я долго считала, что ты умер. И ты не представляешь, как же в этом человеческом мире мне было одиноко. Хотя, впрочем, — она повела плечами. — Представляешь. Ты узнал меня сразу?
— Я подумал, что это было бы логично, — ответил Роларэн. — Но признать тебя сразу не мог. Это была талантливая иллюзия. И ты права. На следующей остановке мы возьмём лошадей.
— Я проходила этот путь пешком — но очень долго. Я пряталась сначала у границы — пока не научилась
скрывать острые уши.— Каена за тобой никого не посылала.
— Это не имеет значения. Мне всё равно хотелось скрыться от неё, — возразила девушка, — а это было довольно трудно осуществить у границы. Не то чтобы мне было настолько страшно — я думала, что умру, пока отползала от границы. И мне тут же захотелось обратно. Будто бы у меня вырвали душу из груди. Но у меня её нет. Ведь я родилась без Златого Дерева.
— Возможно, оно ещё не выросло? — Рэн хмыкнул. — Ты не можешь знать. Не можешь быть уверена в том, что никогда не увидишь его листву.
— А это трудно — узнать своё дерево?
— Нет. Ты почувствуешь сразу, как только увидишь. Я тоже почувствовал. Быть Вечным не так уж и просто, сама понимаешь, но с деревом у меня всегда было единение лучше, чем со всеми окружающими. Даже чем с моей драгоценной женой.
— Ты даже не любил её.
— Любил, пока она не сделала с нашей дочерью… — он запнулся. — Тебе не стоит об этом знать.
— Ты боишься, что меня это остановит?
— В определённые моменты, — вздохнул Роларэн, — я на это надеюсь. Мне хотелось, чтобы ты никогда не согласилась со мной туда идти. Чтобы не пришлось выполнять то, на что тебя обрекаю. Но, Шэрра, ты должна помнить — эльфы не предают.
— Предают, — покачала головой она. — Меня предавали. Не раз предавали.
— Не так, Шэрра. Вечные не предают. Иначе они не были бы вечными. Твари Туманные — это всё то, что из нас не получилось. Все наши грехи. Твари Туманные — это, Шэрра, наши дети и внуки, которых мы погубили. Те, кому не дали жить, те, кому не подарили душу. Твари Туманные — это то, что взросло на наших землях вместо Златых Деревьев. Твари Туманные терзают каждого за именно его грехи. Но меня они любят — ластятся, трутся о ноги головами. У меня нет убитых моей виной детей. У меня нет тех грехов, что были у других. Мой грех страшнее. Никогда не мог убивать чудовищ. Не получалось.
Шэрра зажмурилась, шагая уже вслепую. Наверное, это было очень трудно — любить детей, которых ненавидели их собственные родители, испытывать какое-то странное тёплое чувство к тем, кого на самом-то деле полагалось ненавидеть. Но в тот же миг ей казалось, что Роларэн был бесконечно прав, называя Тварей чужими детьми, любимыми, чужими наследниками. Чужими грехами. Она помнила их зловонное дыхание — и помнила, как много-много раз её миновали Твари.
Маму не миновали.
— Мою мать, — наконец-то промолвила она, — убили всё же не слуги королевы, а то, что она меня спасала. Она ведь обрекла на смерть детей своего мужа, чтобы укрыть одного-единственного родного ребёнка.
— И я прекрасно её понимаю. Ради этого можно и погибнуть.
— В детстве я всегда задавалась вопросом, какой же у меня отец, — не дала ему продолжить Шэрра. — В пять или шесть лет, когда я смотрела на твою розу, думала, что это он подарил её моей матери.
— Шэрра…
— Я знаю. Ты не можешь быть моим отцом. Ты просто поспешил, — она на ходу потянулась к его руне, преграждая мужчине путь. — И немного меня не дождался.
— Да, — облегчённо улыбнулся Роларэн. — Да.
— Когда мы остановимся?