Королевская кровь-12. Часть 2

Открыла глаза и долго соображала — почему я смотрю на выставленные в ряд плотные подушки, за которыми в темноте виднеется каменная стена. В отдалении звучали голоса, множество голосов.

Ощущение было странное. Я будто выспалась, но память подбрасывала что-то тревожное, яркое, как слишком реалистичный сон. Такое бывало… бывало, когда я летала!

Я развернулась к комнате, не сразу сообразив, почему она такая серая и маленькая, и увидела зависшую в воздухе огнептицу с крошечным кувшинчиком — в таких слала мне письма Ани. Боба тут не было — похоже, именно птаха пыталась меня разбудить. А за огнедухом, освещаемый его светом, на каменной лавке сидел напротив меня бледный капитан Осокин с обожженным, уже залеченным лицом и выжженными волосами.

Я заморгала, заторможенно протягивая руку вперед. Огнедух кинул мне кувшинчик в ладонь, закрутился и поднялся куда-то наверх. Осокин посмотрел ему вслед и едва заметно поморщился. А затем встал и включил свет.

В голове моей зазвучали слова «Марина Михайловна!» — и я тоже повернула взгляд вслед огнедуху.

Он реял под самым потолком, там, где ранее было малюсенькое зарешеченное окошко, а теперь зияла проплавленная дыра, в которую могла бы пролезть и лошадь. За дырой было темно. На потеках камня застыли вплавленные ручейки железа, и я как наяву увидела вчерашний вечер: как на мой птичий призыв в камеру врываются десятки привязанных моей кровью к замку и фортам огнедухов, собираясь в плотный огненный шар и проплавляя путь к свободе.

Я поежилась и села, вспоминая и все остальное — и поражаясь, насколько диким, действительно птичьим, словно непроснувшимся было мое сознание в ночном полете. Это пугало — то, что древняя, магическая часть меня брала надо мной верх, чтобы полететь к тому, с кем ей хотелось быть. Но и радовало — потому что не будь этой странной связи наших душ, нашего стремления друг к другу, и Люк остался бы под холмом навсегда. И я бы даже не знала, где его тело.

Осокин молча и устало смотрел на меня.

— Простите, Андрей Юрьевич, — сказала я хрипло, вынимая из кувшинчика пробку и вытряхивая на руку свернутое письмо.

Осокин покачал головой.

— Я понимаю, что вы неумышленно, Марина Михайловна. Как себя чувствуете?

Я прислушалась к себе — ничего необычного, только очень голодная.

— Все хорошо. Я давно вернулась?

— Около трех ночи. Залетели сюда в окружении десятков огнедухов, обернулись, сели на кровать, глядя сквозь меня. Было полное ощущение, что вы спите наяву. Я не решился вас трогать, позвал Тиверса, тот сказал, что с вами все в порядке, вы спите.

— Вы меня всю ночь тут ждали?

— А что мне оставалось делать? — спросил Осокин спокойно. — Крыльев у меня нет, ваша светлость. Мы с ним, — он кивнул в сторону зависшего под потолком огнедуха, — вдвоем вас ждали. Он около часа ночи прилетел.

Я подавила чувство неловкости.

— Затем, — продолжил он, — вы пожелали духам спокойной ночи и улеглись, даже не обратив внимание на то, что посланник пытается привлечь ваше внимание. И духи вернулись на башни и на форты.

— А сколько же сейчас времени? — опомнилась я.

— Чуть больше четырех утра, ваша светлость.

— Ого, — я изумленно покачала головой, так и держа раскрытое письмо в руках. — От моего мужа не было информации?

Мне не понравилось выражение лица Осокина. Да и голоса за стенкой начинали нервировать.

— Битва под Норбиджем закончена, Дармоншир победил, — проговорил Осокин. — Из штаба командующего Майлза сообщают, что в том числе благодаря вашим огнедухам бой выигран. Идет зачистка окрестностей города и готовится зачистка соседних городов. Если, — голос его впервые дрогнул, — это имеет какой-то смысл.

— О чем вы? — настороженно спросила я.

— Вам звонили из Бермонта, когда вас не было тут, Марина Михайловна. Передали, что в ближайшие дни, а скорее — сутки, грядут всетуринские катастрофы, и всем людям нужно прятаться либо под землей, либо под защитой храма.

Я наконец-то сообразила, почему мне кажется, что в подвалах так людно. Там собрались обитатели Вейна.

— Да, мы уже перенесли сюда лазарет, переоборудуем камеры под операционные, запасаемся водой и питьем. Нас тут очень много, Марина Михайловна. И из Норбиджа продолжают поступать раненые. Незадолго до вашего пробуждения листолетом принесли герцога Таммингтона, он спит непробудным сном. Ночью брат его светлости, Бернард, на огромном водяном псе принес серьезно раненую майора Лариди, сейчас ее оперируют. Тем же листолетом доставили барона Ровента, но у него серьезная травма — отнята нога, и его в стазисе отправили в столицу в нейрохирургическое отделение.

Я помолчала, переваривая полученную информацию. Зацепилась взглядом за письмо от Ангелины — она не могла дозваться Нории по их таинственной ментальной связи (иногда я ей завидовала) и просила меня связаться с Люком, чтобы тот сообщил Нории о скором открытии портала в Тафии.

Сердце сжалось, и тут же брачный браслет послал по телу успокаивающий холодок. Пески все это время были оплотом спокойствия и безопасности. А теперь и Ани под ударом, и Владыка, который мог бы возглавить оборону — здесь, помогает нам.

— Не было известий от моего мужа? — нервно спросила я. — Мне нужно связаться с ним.

Капитан поколебался, и я тревожно замерла.

— Владыка Нории был пленен иномирянами и унесен в Нижний мир, — сказал Осокин. И пока он договаривал, я, застывшая от шока, уже знала, что будет сказано дальше. — Его светлость полетел выручать его. И просил передать вам, что вы поймете. В Рудлог информация тоже передана.

Я закрыла лицо руками и выдохнула. Бедная Ани, что же ей делать? Хотя что… это же Ангелина, она будет сражаться, пока жива. Василина ведь должна была ей уже передать, что случилось?

— Как обстановка в Рудлоге? — руки мои похолодели. Я боялась услышать еще плохие новости.

— В Иоаннесбурге до сих пор идут бои, — ответил Осокин. — Но, насколько нам известно, город держится и инсектоидов зачищают.

Была ли у Василины возможность написать Ани или ей сейчас не до этого? И Нории… боги, только бы он был жив! А Люк… Да, это мой Люк. Что же, похоже, я и правда начала привыкать к тому, что он постоянно ходит на грани смерти.

Но на всякий случай нужно было написать Ангелине о том, что я узнала.

— Принесите мне бумагу и ручку, — попросила я. И когда искомое принесли, коротко и с тяжелым сердцем написала письмо.

Когда я дописывала, в проплавленный моими огнедухами проем скользнула еще одна огненная птаха с аккуратной, словно лимонадной бутылкой. Я перехватила ее, вытряхнула из горлышка письмо. Писала Василина.

«Марина, до тебя не дозвониться. Осокин сказал, что ты спишь и вам передали информацию от Полины. Надеюсь, с тобой все в порядке?»