Королевская кровь-13. Часть 1
Шрифт:
Но не только площадь была задета войной. Попадались им по пути и дома, смятые в пыль огромными лапами, и полуразрушенные городскими боями.
Практически нигде не было света — за исключением учреждений, у которых гудели электрогенераторы.
— Скоро по городу будет свет? — крикнул Игорь, остановившись у одной из бригад.
— Дня через три, — ответил усатый и усталый электрик, выбросивший дотлевшую сигарету и взявший другую. — Хорошо, что разломы нас обошли, да? Не знаю, что в регионах творится, там-то месяцами будут восстанавливать.
— Будем мерзнуть? — спросила Люджина, когда они отъехали. — Ты когда последний раз топил камин, Игорь?
— Нет,
— А давай, — сказала она, глядя вперед. — Я соскучилась по печи и запаху живого огня.
Они помолчали.
— Я никак не привыкну, что ты меня наконец-то называешь на «ты», — признался Игорь. — Почему, Люджина?
Она повернула к нему голову, посмотрела внимательно. Ему все казалось, что она не пришла в себя, что словно отстранена и погружена в себя. И боялся этого, вспоминая свое состояние после смерти Ирины.
— Ты для меня очень долго был недосягаемой величиной. Кумиром, потом начальником… я привыкла, — ответила она. — А когда случилось вот это… на хуторе… я подумала, что не хочу больше дистанцироваться от тебя.
— А ты дистанцировалась, Люджина? — спросил он.
— Конечно, — ответила она. — Я все же не железная, Игорь. Мне тоже бывает больно. А дистанция всегда помогает эту боль притушить. Тем более, ты не предлагал, — сказала она укоризненно. — И я не понимала, не будет ли это для тебя некомфортно. А я уже привыкла, мне было нормально.
— То есть спать со мной и носить моего ребенка — недостаточный повод, чтобы перейти на «ты»? — покачал головой Игорь.
— Спать можно и с чужим человеком, — ответила Дробжек, прикрыв глаза. — Да и детей с чужими заводят только так. А вот когда раз за разом прикрываешь кому-то спину — это уже точно свой. И когда смотришь в одном направлении. И, — добавила она тихо, — жизни не мыслишь без этого человека.
Дома было тепло — слуги включили генератор, и Игорь после этого недолгого, но словно что-то перемоловшего и в нем, и в Люджине отсутствия, с каким-то трепетом внутри увидел и цветастые, с северными узорами занавески, которые повесила Дробжек, и ее вязаных мягких зверят, которые по-прежнему выглядывали из каждого угла.
Было тепло, но он затопил камин. Его очень беспокоило состояние Люджины, и он хотел расшевелить ее, заставить забыть обо всем — и при этом помнил, что давлением можно только навредить.
Они зашли и в детскую. Посмотрели на кроватку, ждущую ребенка, которого они чуть не потеряли. И Игорь мягко притянул Люджину к себе, ощутив на мгновение, как напряжена она была и как побледнела.
Она вела себя нормально, выглядела нормально, и при этом совершенно, совершенно ненормально. Он словно в зеркало смотрелся, так ему понятен был этот взгляд, периодами отсутствующий, и эти замирания и опущенные уголки рта.
Люджина была очень сильной. Но у всех есть свой предел.
— Хочешь, я испеку тебе пироги? — спросил он через пару часов, когда в доме то и дело стала повисать давящая тишина.
Она словно очнулась. С удивлением посмотрела на него.
— Ты умеешь?
— Нет, — усмехнулся он. — Заодно и научишь, хорошо?
У него почти все получилось. По кухне тек запах сладкого теста и начинки, Игорь рассказывал о том, как готовила его мама и как любил выпечку отец, и как они гордились тем, что Игорь поступил в Академию внутреннего порядка. И что умерли они один за другим, когда он только начал работать в полиции — папа от сердечного приступа, мама через несколько лет
и тоже от остановки сердца. Люджина говорила о том, как собирались они летом на праздник солнцестояния всеми окрестными хуторами и каждый приносил свою выпечку, ту, которую пекла только одна семья. Рассказывала, как тяжело было маме одной, но помогали соседи, и что на рыбалку Люджина ходила уже с пяти лет, а на охоту — как смогла поднять ружье, с девяти. Как училась в школе, в которую их собирал автобус, и приходилось вставать в пять утра, доить коров, а потом уже ехать, и вечером тоже была работа, а она успевала как-то и уроки делать, и за грибами ходить летом, и в гости к соседям с мамой.Кажется, они первый раз так долго рассказывали друг другу о себе. И это согревало не меньше, чем живой огонь из печи.
Александр вывел Катю с детьми из Зеркала у лестницы. Той самой, по которой спускалась Катя, одетая в красное платье, чтобы пойти на прием, после которого они и стали любовниками. Так недавно это было — и так давно!
Дети тут же деловито побежали в свои комнаты, выглянула из гостиной экономка и прижала руки к груди, сбежались в прихожую слуги. Все были здесь, даже няня, и все радовались, обступив Катерину, что хозяйка вернулась.
И Катя растерянно оглянулась на Сашу — он увидел, понял, что она отвыкла и от людей, и от своей роли хозяйки.
— Катерине Степановне нужно перевести дух и отдохнуть, — сказал он громко, чтобы перекрыть гвалт.
— Ох, и правда, чего это мы, — всполошилась экономка. Няня понятливо пошла наверх, к детям, повариха ступила к кухне, но что-то вспомнила, обернулась. — Госпожа, а обед подавать? Я только приготовила, по-простому для нас всех, жаркое да суп, но вы же знаете, у меня всегда вкусно.
— Я сыта, — улыбнулась Катя, на глазах возвращаясь к роли герцогини, которая ей очень шла, — а вот Александру Даниловичу накройте в гостиной. Он с удовольствием пообедает.
— С огромным удовольствием, — подтвердил Свидерский.
Он успел пообедать — жаркое действительно было превосходным, — когда Катерина зашла в гостиную. Из коридора доносились голоса и смех девочек, играющих с няней.
— В детстве все так быстро забывается, — сказала она, улыбаясь. Она успела и переодеться в светлые брюки и свитер под горло, а судя по слегка влажным волосам, собранным в хвост, и принять душ.В доме было прохладно, и она села рядом с Сашей, прижалась к нему, и он с нежностью поцеловал ее в волосы.
— Ты ведь не останешься сейчас, да? — спросила она тихо.
— Я задержусь, пока восстанавливаюсь, Кать, — ответил он. — А потом на фронт. Но пока время побыть вместе у нас будет. Не все время, конечно, — он тяжело улыбнулся. — Вечером у меня похороны учителя. Будут и еще дела. А когда закончим с иномирянами, я вернусь на пост ректора. И, если захочешь, сделаю специально экспериментальную группу для тех, кто пропустил возраст поступления, но хотел бы нагнать. Поступишь, будешь учиться.
Она прижалась крепче.
— Как хорошо иметь в любовниках ректора, — сказала она со смешком.
— В мужьях, Кать, — заметил он наставительно. — Но я не хочу давить. Просто подумай об этом.
Она отодвинулась и посмотрела на него. Погладила по лицу — он видел в зрачках отражение своих морщин и седин.
— Что, — спросил он, — я теперь еще больше похож на твоего мужа?
Она нахмурилась и помотала головой.
— Совсем не похож, — проговорила она. — Вы совсем разные, Саш. Абсолютно не похожи. Понятия не имею, почему так считала раньше.