Королевская кровь-13. Часть 1

'Видеть, колдун, я помнить о своя клятва, — неуверенно, но с нажимом выводя слова на рудложском, писал иномирянский тиодхар. — Все рабы с твой мир, которые я найти, я отправить тебе. И буду отправить тебе.

Я захватить твердыня, что стоять у равнина с три огненные гора, и объявить все земля вокруг своя, а себя — кнес этих земель. Но рабы идти во много города и твердыня, и мне нужна сила, чтобы забрать их.

Дать мне сила, Дармоншир. Дать мне ваше оружие и те норы и нейры, что вы взять в плен на ваш мир. Я взять с них клятва служить мне и мочь забрать рабы с твердыни.

Я готовый встретиться с тобой и говорить с ты об условия.

Кнес Ренх-сат, письмо передать в руки доверенный связной Арвехши'

* * *

Следующее продолжение — в понедельник 3 февраля часов в 20 вечера.

Глава 8

Вей Ши пришел в Пьентан за сутки до коронации и без лишних слов вернулся в свой павильон, внутренний дворец наследника «Пробуждение», третий по красоте и монументальности в императорском городе после дедушкиного «Величия», в который переедет из своего «Возвышения» после коронации отец с женами. Так велик был императорский дворец, выстроенный квадратом, с высокими парадными воротами, ведущими во внутренний двор, с монументальным крыльцом и стягами с золотыми тиграми, реющими над ним, что всем хватало там места.

Сейчас Вей Ши вернулся не как послушник и не как ученик — он вернулся как наследник: обязательства перед семьей и традицией не давали ему другого выхода. Все члены семьи Ши, если только были живы, должны были присутствовать на коронации.

Пьентан был снежен и прекрасен — из-за географического положения и гармонизирующего действия правителей зима здесь длилась не больше месяца, а снегопады часто совпадали с меланхолией правителей Ши.

Вей не стал выходить из личного телепорта в своем павильоне — он перешел вместе с гвардейцами в один из парковых, провел своих людей к казармам, проверил, как они разместились там, и только потом направился к дому. По пути он с удовольствием вдыхал морозный воздух и смотрел на припыленный снежной сединой парк, в котором желтые листья, траурная память по деду, уже менялись на зеленые, новые.

В павильоне «Пробуждение» его ждали так, будто он никуда не уходил. Ждала парящая ванна с лепестками роз и орхидей в воде. Ожидали наложницы, выстроившись впятером рядком и опустившиеся к земле в изящном поклоне-приседании кунсо. Ждали слуги и служанки, с порога подхватившие изношенную военную форму, снявшие господину обувь и проводившие к ванной. Поблескивал любимый гребень, которым расчесали его длинные черные волосы после умащения тремя нежными маслами. Массажист и мастер, занявшийся ногтями принца, повар, приготовивший любимые блюда и музыкант, смирно игравший на дудочке напевное и полетное, пока Вей Ши, уже одетый в фиолетовый и белый ве-лой, обедал на веранде своего павильона, любуясь на пруд с лотосами, на зеленые и желтые деревья под снегом.

Словно и не уходил он никуда — но в том же теле и одежде будто сидел другой человек. Тот же, но другой. И сам он бы не сказал, что изменилось в нем.

Разве что роскошь, которой он наслаждался до ссылки в армию теперь оставляла его равнодушной. Он не соскучился по женскому телу, потому что в принципе был равнодушен к стремлениям плоти, а в упражнениях с клинками находил больше удовольствия, чем от соития с женщиной, он не скучал по восхищению, потому что увидел теперь, кто достоин настоящего восхищения, и понимал, что он сам и десятой доли того не сделал, что сделали другие участники войны.

Эти стены, светлые, со свитками с мудрыми изречениями, с рисунками, подаренными ему наложницами и женами отца, с легкими магическими светильниками, помнили о нем многое. И он вспоминал — свои гулянки с друзьями, которые и друзьями-то не были, свое высокомерие и скуку, заставляющие его все глубже погружаться в порок и вседозволенность, вспышки ярости из-за того, что не дается ему семейные умения, да такие, что иногда приходилось менять обстановку в покоях. Помнил он и свои тренировки — единственное, что ему приносило покой. И сейчас тело попросило выйти на заснеженную поляну перед павильоном, размяться, разогреться.

Вей Ши не стал себе в этом отказывать, хотя прежде всего должен был выказать почтение старшим родственникам. Но он еще до того, как шагнуть в телепорт, уже был беспокоен, а занятия всегда восстанавливали его покой. А с тех пор, как он начал учиться у Четери, еще и помогали каждый раз преодолевать свои пределы, а, значит, ковали волю.

Он снял одежды, оставшись в одних полотняных широких брюках — хика, — снял обувь и прямо босиком вышел на снег. Размялся, потянулся, и прикрыл глаза, вызывая клинок Чета.

Прохладный металл лег в ладонь знакомой смертоносной тяжестью, пробежала от кончиков пальцев до плеча электрическая дуга, и вторая рука заныла, желая тоже ощутить эту мощь. Но второй клинок был у увальня по имени Матвей, который, надо признать, оказался отличным магом, но никаким бойцом. Дай медведю клинок, и тот будет с ним более умел, чем этот простолюдин.

Вей выдохнул, напомнив себе, что все не могут уметь всё, и начал отрабатывать упражнения — вспоминая, как делал это Мастер.

Наследник перед тем, как уходить в Пьентан, пришел к покоям Четери и его жены. Вей знал, что учитель спит, и беспокоился этому. Постоял у входа в прохладном коридоре на виду у внимательных стражников, дождался, пока по каким-то надобностям выйдет оттуда папа Светланы и попросил:

— Достопочтенный отец почтенной жены Владыки, не мог бы ты попросить ее уделить мне несколько минут?

— Эк ты завернул, парень, — озадаченно проговорил папа Светы и поманил за собой. — Заходи, заходи.

Родители жены Мастера очевидно знали, кто такой Вей- не могла эта простая женщина не поделиться с ними. Но вели себя с ним как с учеником, и принцу Ши отчего-то не хотелось, чтобы было иначе. Возможно, он вдруг оценил роскошь общения с разными людьми с их непредсказуемостью — в отличие от церемониальной традиции дворца, где все движения веками были предопределены, а отношения — расписаны. Или осознал, что отсутствие церемоний по отношению к нему и его избавляют от них. Делают и его свободным.

Внутри, в сине-золотых покоях пахло молоком и ребенком. И Света вышла к Вею в яркую, светлую и обогреваемую жаровнями гостиную, держа на руках малыша и улыбаясь тепло и радостно.

— Смотри, — сказала она, — это Марк. Если бы не твой равновесник, он бы, возможно, не выжил. — И она, прижав к себе ребенка, крепко обняла Вея. Он даже отшатнуться не успел, только застыл.

— Я рад, что мой подарок послужил на пользу, почтенная жена Мастера, — проговорил он вежливо, когда она отодвинулась. Помолчал, рассматривая крепко спящего крохотного младенца, завернутого в пеленки. Подумать только, всего ничего он в Тафии, а уже двое детей родились благодаря его участию. А если считать обитателей роддома, который он защищал ради Светы, то и гораздо больше. — Я слышал, что у нас так выхаживали недоношенных и болезненных детей, но никогда сам такого не видел, — он слабо улыбнулся. — Теперь увидел.