Королевский маскарад
Шрифт:
– Скоро в нашу землю придем, однако, – довольно сообщил он. – Долго шли, но быстро. Ты хороший ходок, Элло. Через пять дней встретят нас у границы леса. Оленей возьмем и дальше пойдем еще быстрее. Хороших оленей. Бангай, самых сильных.
– Все ты говоришь по делу, – усмехнулся Лоэль. – Но беду свою прячешь, ни словечка о ней. Отчего? Я уже понимаю речь.
– Да, ты сильный шаман-нидя, верхний.
– Южный.
– У-у, твои слова иные, пусть так. Верхний. Но говорить о беде нельзя, тут место плохое. Вот услышат баруси, и худо нам станет. Болеть будем.
– Я ваших демонов не опасаюсь, – отмахнулся Лоэль. – Раньше узнаю, в чем беда, больше буду думать. Причину найду скорее.
– Ночь впереди долгая, – рассердился
Принц задумался. Надел тулуп, выбрался из чума и встал, оглядывая окрестности. Как это – стужа идет? Кайга прав, необычно в первый раз. Интересно и чуть боязно. Ему, наивному, казалось, что и сегодня весьма холодно. Но Дянгу твердит: тепло, удачное время, везет… Хотя в самую лютую зиму в Лирро – уютнее. Мороз там иной, мягкий и сухой. Здесь же с утра задул ветер от реки, тянущий стылую сырость с далекого океана. Белой коркой она осела на чум, поземкой легла на старый снег. И ушла, оставляя небо пронзительно-прозрачным и глубоким, как пропасть без дна. И вся эта пропасть – Лоэль ощущал теперь отчетливо – полна незнакомой, сухой и могучей стужи. Будет ветер, сказал охотник. Ветер сделает стужу еще страшнее.
В фиолетовых стылых тенях возились и мялись неясные блики, их кайга указал вчера и пояснил с опаской: следы барусей. Зрение эльфа остро, и Лоэль не счел демонов реальными. Тени – они тени и есть. Вся их сила в страхе. Придумает человек невесть что и сам себя губит. Он хоть и родился магом, но маминым ведьминским чутьем не совсем уж обделен. И в тенях зла не ощущает. Зато красота лилового снега удивительна. Цвета севера завораживают. Они плотные, яркие, незнакомые, но мимолетные, каждую минуту ползущие поземкой, изменчивые. Вчера вечером небо было зеленым, как старая бирюза, снег в тенях переливался малахитом. Невозможно? Но ведь было. А сегодня вокруг лиловые друзы аметиста.
Насмотревшись, Лоэль вернулся в душный чум, прокопченный и теплый. Охотно доел мясо куропатки, твердо пообещал встревоженному спутнику спеть надежную шаманскую ночную защиту от барусей. И, ничуть не смущаясь обмана, затянул любимый гномий боевой марш. Голосом его Творец не обидел. Одно плохо – баса нет, а для настоящего исполнения «Рева норников» он очень желателен. Но и так кайга остался доволен. Лоэль тоже. Он вспомнил, как этот марш пели на пару Жависэль с королем Иллора. С невытаптываемой, но вытоптанной до основания лужайки рычали мастера и простые гномы, Тафи приволокла в трактир настоящий большой барабан подгорников и лупила в него что было сил. Мама достала малый лук отца и дергала тетиву, дополняя дикий ритм гудением. В самых душевных местах она ударяла сковородкой по большому чугунному котлу… Никто в долине не спал. Что они тогда отмечали? Ах да, Лоэль воссоздал систему элементов по записям древних эльфов. Издал ее книгой и внедрил в обучение гномов. Тогда он полностью разделил алхимию, действующую на основе магии, и просто химию – новое строго научное направление. Это позволило сильно продвинуть теорию сплавов… Хотя, если вспомнить праздник, что в химии научного? Грохот был оглушительный. Самые стойкие и злобные баруси верст на сто вокруг разбежались бы и усердно попрятались!
Закончив петь, Лоэль нырнул в меховой спальник. Разок зевнув, усмехнулся: гномы правы, бессонница – удел бездельников и… Остаток мысли растаял в темном омуте забытья. Там было тепло, несмотря на стужу, окружающую сон. По лиловому снегу глубокой ночи бежал сиреневый призрачно-хрустальный единорог. Он мчался удивительно красиво, не как лошадь, а длинными грациозными прыжками косули. Но оставлял в глубоком снегу лишь едва приметные штрихи. Потому что летел над самой тундрой, как и полагается сказочному существу…
А еще единорогу очень понравился марш норников. Приглядевшись, Лоэль уловил: сильное тело движется в такт музыке. Не жалким потугам баритона
принца, но тому настоящему звучанию – из его воспоминания.Утром эльфа разбудил заботливый кайга, накормил, сам усердно вымазал лицо жиром. Вонючим и не особенно приятным, но Лоэль не спорил. Он уже смирился с тем, что, самонадеянно назвавшись магом зимы, ничего о ней не знает. Охотник опытен и дурного не посоветует. Ему виднее. Унты куда надежнее утепленных магией тонких сапог. И жир наверняка достойная преграда для стужи.
Собаки уже повизгивали и просились в бег. Их неунывающая жажда движения радовала и бодрила. Вдвоем путники быстро собрали нюк – покров чума, уложили в санки.
– Чувствуешь, как стужа дышит, Элло? – улыбнулся кайга. – Сильно, однако. Нижний ветер.
– Северный?
– Нижний. Трудно будем бежать, навстречу ему. Парку надень – хорошая, совсем теплая. Я для тебя вез, бери.
– Спасибо.
– Бежать надо, – с нажимом пояснил охотник. – Лыж вторых нет, моя ошибка. А тут скоро глубоко снег ляжет. Совсем худо будет, это баруси на нас злы, ты им пел, напугал. Не напали, однако… но они мстительные.
– Я могу еще спеть, и снег стороной пройдет, – предложил Лоэль. – Только не хочу зря тревожить природу.
– Нельзя, – согласно кивнул кайга. – Тут снег нужен. Ну двинулись, да? Ты молчи, говорить вредно: горло загубишь, петь не сможешь.
Заботу и опасения Дянгу принц оценил сразу же, глотнув сухой шершавый ветер и задохнувшись им. Пришлось наспех бормотать срывающимся голосом заклятие «щита», ослабляющего силу поземки. И второе, создающее своеобразный защитный воздушный мешок-воротник возле лица. Охотник получил такой же и остался доволен. Еще раз восторженно сообщил вожаку упряжки, с которым разговаривал и советовался по всем важным вопросам: толковый попался нидя-шаман! Если ему еще и бубен раздобыть, одежку подобающую… да и подучить чуток, избудет беду. Непременно!
Лоэль даже смутился от решительности спутника в превознесении его талантов. Пока причин для гордости победами нет. И самих побед – тоже…
Он бежал ровно, присматривался к порывистому усердию ветра, слушал звучные толчки полозьев по свежим застругам снега. Ловил на варежку завитки поземки и чуть закручивал их, привыкая к поведению здешних ветров. Маг зимы обязан понимать ветер, это одно из важнейших умений.
Северный, он же вроде бы – нижний, силен и упорен. Он пропитан чистым неразбавленным морозом. И хотя, с точки зрения мага, зла в нем нет – опасен. Он порожден стужей – силой, противоположной жизни и теплу. Почти пугающе близкой к самой смерти. Оттого и голос у ветра сложный, многозвучный. Есть в нем могущество, есть и мягкий, почти ласковый, искус – обещание большого знания. Вот только идти за этим знанием следует так далеко, что обратный путь заметет, попробуй его найди да одолей. Обратный – от запретного смертным берега граничной реки в наш мир, мир живых…
Низовая пурга неотступно гнала сухой мелкий снег, жалящий лицо сквозь магический щит, подобно гнусу. Зудела в ушах, толкала в грудь, норовила сбить шапку. Лоэль бежал и усмехался: еще пара таких переходов – и он сам начнет верить в барусей. Может, их следов и нет в тенях. Но голоса духов стужи звучат в ее свистящем дыхании. И духи эти – пусть и не злые – обитают на самой грани той реки, которую люди Леснии в своих Ведах предназначили для раздела миров живых и мертвых. Слушать их неподготовленному – опасно.
Даже он, маг четвертого круга, то и дело встряхивал головой, отгоняя нудный шепот. Когда нюк лег на колья, когда крохотный костерок затрещал живым голосом тепла, Лоэль впервые ощутил, как важно в ледяной ночи иметь укрытие от холодных голосов и глаз. Охотник заметил, довольно кивнул.
– Вот, теперь уже не помрешь, однако. Умнеть начал, барусей узнал. Гонять их пора. Вот, раскричались!
– Как вчера, петь?
– Хорошо, – охотно согласился Дянгу.
– А хочешь, я мамину песенку напою? Есть у нее коротенькая, про весну. Она другая, и магии в ней нет, в обычном понимании.