Королевское правосудие (Хроники Короля Келсона II)

Сопротивляться было невозможно. Даже если бы он желал разделить ее мучения, он смог бы этого сделать - он был вынужден повиноваться. Когда глаза его закрылись и он беспомощно свалился под ее прикосновением, она еще раз вошла в его разум, безжалостно перекраивая его память, чтобы скрыть свой грех.

Потом она оставила в его памяти лишь воспоминание о том, что он задремал, размышляя в базилике, и, оставив его спящим, сбежала в свои покои, чтобы остаться в одиночестве. До конца дня она не хотела никого видеть и не стала ужинать. И не спала всю ночь.

Но ни пост, ни молитва, ни даже умерщвление ее плоти не могли избавить ее от мыслей о том, чем она была и что она сделала, и не принесли ей утешения, которого она так жаждала. Тяготясь своим прегрешением, она даже задумалась о том, а смеет ли она, несомненно проклятая за свои грехи, идти к заутрене, но все же не смогла решиться не ходить. Она всегда приходила к заутрене, которую отец Амброс служил для себя и сестры Сесилии, и если она не придет, они, конечно же, удивятся, почему она не пришла. Кроме того, какой-то клочок остававшей в ней невинности все еще позволял ей надеяться, что само присутствие на заутрене и святое причастие смогут принести ей исцеление, которого она так жаждала. Конечно же, Господь не покарает ее за то, чт она пытается придти к Нему, несмотря на все ее неудачи и нестойкость духа.

Но заставить себя превратить мысли в действия и перейти через внезапно оказавшийся очень большим двор, отделявший ее покои от базилики, в которой находились Амброс и Сесилия, внезапно оказалось тяжким испытанием. Несмотря на то, что Амброс ничем не показал, что он что-то помнит об их вчерашней стычке, ей казалось, что в каждом его взгляде сквозит осуждение, а сестра Сесилия казалась куда более суровой и молчаливой, чем обычно.

Джеана пересекла половину двора, прежде чем осознала, что лишения, которые она наложила на себя ночью, ослабили скрепы, которые она всегда накладывала на свои ненавистные способности, и уменьшили ее сопротивление искушению использовать их. Двор был заполнен купцами, и торговцы уже собирались вместе, готовясь к аудиенции у регента Найджела; проходя мимо них, она захватывала не только обрывки их бесед, но и отрывочные мысли.

"...сказал Ахмеду, что это зерно - просто мусор, а тот сказал, что был недород и..."

"...любой ценой добейся, чтобы принц Найджел выслушал тебя. Он честен, как и его покойный брат..."

...Боже, сегодня опять будет жарко. Может, пока хозяин будет на аудиенции, я спрячусь куда-нибудь...

"...все, что нам нужно - это получить концессию и..."

Сжавшись, Джеана спрятала свое лицо поглубже в тени капюшона своей накидки, которую она носила, чтобы укрыться от посторонних взглядов, а вовсе не потому, что ей было холодно, и продолжила свой путь через двор, стараясь не замечать чужих мыслей, узнанных ею.

"...Нед, поставь эту лошадь вон там! Если с этими шелками что-нибудь случится..."

"... вот тогда мы поглядим на этих Халдейнов..."

...видение луж крови...

"...и три бочки фианнского вина..."

Джеана споткнулась и чуть не упала, поразившись тому, что, как ей показалось, она услышала. Амброс ринулся к ней, чтобы поддержать ее за локоть, но когда она посмотрела в том направлении, откуда, как ей показалось, исходило упоминание о Халдейнах, она искала сказавшего это не только глазами, но и всем разумом.

"...и я сказал старому Реколу, что его ножи не стоят и половины того, что он за них просит, а он сказал..."

Нет, еще правее...

Торговец серебром, вместе со своим слугой, распаковывали тюк на вьючном муле, двое приказчиков, стоя в тени навеса, просматривали свиток со счетами, а трое конюхов смеялись какой-то рассказанной шепотом шутке. Она инстинктивно раскрыла свой разум, пытаясь узнать побольше... и внезапно выяснила, что ни конюхи, ни большинство из суетившихся во дворе торговцев не были теми, кем они казались. Это были торентские солдаты, приехавшие, чтобы убить Найджела и захватить замок и плененного короля Торента.

Еще немного...

Всхлипнув, она закрыла свой разум и вцепилась в руку Амброса, потрясенная и испуганная не только тем, что она узнала, но и тем, как она узнала это.

"О, Амброс, уведите меня отсюда!" - прошептала она, уткнувшись лицом ему в плечо.

"Миледи," - выдохнул он, - "что-то не так?"

Но она не ответила ему. Только когда они оказались под спасительным сводом базилики, и он, заведя ее в небольшую боковую молельню, закрыл за собой дверь, не впустив внутрь даже сестру Сесилию, она почти истерично зарыдала.

"Джеана, что случилось?" - шепотом спросил ее Амброс, гладя ее руку дрожащими пальцами, когда она, рыдая, прижалась к его ногам.
– "Расскажите мне, дочь моя. Я уверен, что все не так плохо, как Вам кажется."

"О, Боже, я проклята! Мы все прокляты!" - всхлипнула она.

"Вы прокляты? Чушь."

"Святой отец, не дразните меня," - прошептала она, выдергивая свою руку.
– "Он и так насмехается надо мной. Сперва он заставил Вас прочесть вчера не ту проповедь, а теперь он дает мне узнать то, что я не узнала бы... но... только..."

"Дочь моя, о ком Вы говорите?" - спросил Амброс, беря ее за плечи, чтобы поглядеть ей в глаза.
– "Кто заставил меня прочесть..."

Джеана покачала головой, громко всхлипнула и, достав из рукава носовой платок, приложила его к глазам.

"Я... я не могу сказать Вам."

"Ерунда. Мне можно говорить все. Я священник. Я Ваш духовник."

"Нет, я не могу! Я уже причинила Вам достаточно много боли."

"Вы причинили мне боль? Джеана, о чем Вы говорите?" - Амброс встряхнул ее за плечи.
– "Что случилось? Возьмите себя в руки! Я не смогу помочь Вам, если я не буду знать, что случилось."

Всхлипывая и нервно теребя в руках платок, Джеана опустилась на колени, пряча глаза.

"Вы возненавидете меня," - пробормотала она.

"Возненавижу Вас? Конечно, нет!"

"Но я совершила ужасный грех!"

"Я уверен, что ни один из Ваших грехов не ужасен настолько, чтобы Бог не простил его Вам."

"Если бы Вы знали, что я сделала, Вы бы не относились к этому так несерьезно."

"Дочь моя, конечно же, Вы не могли сделать ничего столь дурного! Расскажите мне, что случилось. Уверен, что я смогу помочь Вам."

С трудом сглотнув, Джеана осмелилась посмотреть на него.

"Святой отец, если я расскажу Вам, Вы обещаете хранить это как тайну исповеди?"

"Конечно."

"Вы клянетесь в этом своим священным саном?"

"Конечно".

"Тогда оденьте свою епитрахиль," - потребовала она.

Еле скрывая свое раздражение, Амброс вздохнул и взял епитрахиль, висевшую на ограждении алтаря, и, коснувшись губами фиолетового шелка, одел епитрахиль на шею.

"Вот. Теперь рассказывайте," - приказал он.