Королевство Адальир. Путешествие

— Уходите! — крикнул Крафтсман, вместе с Киллем отбиваясь от толпы разъярённых герддронов. — Доставьте Избранную!

— Нет, что происходит?! — вскричал Дэльвьир, когда ещё оставшиеся воины Электрического Рима стали таять в воздухе.

— Волшебство теряет силу! — выдохнул Фариселл.

— Идите по пути, герддроны не могут одолеть эти чары! — напутствовал Крафтсман. — Не покидайте радуги!

Радуга, окружавшая вавилонцев, стала двигаться вдоль тропы, подгоняя беглецов. Отряд Брелова бегом бросился по тропе, уходя от переправы. Последнее, что увидел Авельир, обернувшись на бегу, это была разъярённая толпа герддронов, накатывающая на обороняющихся из последних сил Килля и Крафтсмана. В последний момент, когда герддроны были уже вплотную, Крафтсман вновь припал на одно колено и со всех сил ударил руками в землю. В том месте вспыхнул яркий зелёный свет, а когда он погас, то ни Килля ни Крафтсмана уже не было, только ошарашенные воины Даркфлесса с недоверием шарили руками по пустой земле, недоумевая, куда же подевались их противники. Беглецы не знали, что произошло с их друзьями-вавилонцами, но знали, что возвращаться к реке им было нельзя. Они бежали по иллюзорному пути, сопровождаемые яркой радугой и яростными взглядами огнеголовых, бессильных причинить им какой-либо вред. Алёна скоро совсем выдохлась, и Авельиру пришлось взять её на руки. Так они ещё долго бежали через степь С'арруса, преследуемые герддронами, и дартгротами, кружащими над их головами, пока преследователи, наконец, поняв тщетность погони, не отстали. Световой путь пролегал весьма странно, трудно было сообразить, куда он ведёт. Ясно было только то, что он направляется к горам преддверий Кэльвиарона…

Поцелуй Ариллии

Ариллия сидела, склонив голову, и казалось, улыбалась, поглаживая пальцами тоненькие стебельки, выбивающейся из-под камня травы. А те вроде бы откланялись от её пальцев, но девушка не теряла надежды и продолжала трогать их.

— Ты проголодалась? — спросил Брелов, участливо заглядывая в лицо спутнице.

— Что? — Ариллия спросила это настолько ошарашенным голосом, словно Брелов сказал, что-то несусветное.

— Ну, э… — замялся он. — Я тебе поесть принёс, взял у монахов, вот, — он развернул узелок, данный ему настоятелем. — Здесь какие-то ягоды, похожи вкусом на виноград, что растёт в Илверре, но весьма сочнее, попробуй!

С этими словами рок-музыкант протянул Ариллии светло-зеленую гроздь с большими сочными чуть продолговатыми ягодами лилового цвета. На поверхности ягод ещё поблёскивали капли росы.

Ариллия замерла, подобно каменному изваянию, сквозь свои антрацитовые волосы она пристально смотрела в лицо Брелову, словно хотела что-то сказать, но не могла найти слов. Брелову стало даже как-то не по себе от этого пронзительного взгляда новой знакомой, он развёл руками, как бы вопрошая, в чём дело, но Ариллия в ответ только молча приблизилась к его лицу и нежным движением коснулась пальцами его плеч.

— Что ты?! — разволновался Брелов.

Ариллия прижалась к музыканту и спешно поцеловала его в губы. Брелов опешил, он провёл пальцами по губам, будто не доверяя глазам, хотел потрогать этот спонтанный поцелуй, и в ожидании уставился на Ариллию.

— Что это значит?! — наконец вымолвил он, когда оцепенение понемногу сошло.

— Просто вот уже много лет никто не приносил мне поесть, никто не заботился обо мне, ты первый… — из-под густых волос, надёжно закрывающих лицо девушки, выкатилась огромная сверкающая слеза, похожая на кусочек горного хрусталя. Она пробежала по щеке до шеи, и по ней сбежала в складки истрёпанной накидки.

В следующую минуту Ариллия беззвучно расплакалась, Брелов прижал её к себе и начал гладить по голове и плечам, приговаривая какие-то успокаивающие и утешающие слова, почему-то теперь, после жестоких слов настоятеля монастыря, ему вдвойне стало жалко эту женщину, впрочем, утешатель из него получался тоже никудышный.

— Я такая уродливая! — всхлипывала Ариллия, то и дело, вздрагивая. — Не только снаружи, но и внутри, от моей души уже, наверное, ничегошеньки не осталось! Видишь, я не могу войти в ворота, это всё, потому что я одна из них, одна из прихвостней Гиртрона!

— Успокойся.

— Нет, я одна из них, он сожрал мою душу и наполнил сосуд чем-то иным, я словно себе не принадлежу! — продолжала плакать Ариллия.

— Никто не может отбирать души, только Бог, но не какой-то там демон средней руки, — возражал Брелов. — Силий поможет тебе, я уговорю его, поверь, он величайший волшебник, его сила способна сокрушить Гиртрона в два счёта, я уверен в этом, просто у него какие-то свои соображения. Главное, нам его найти, он всё сделает!

— Ладно, — Ариллия отстранилась от музыканта и поплотнее закуталась в накидку, будто замёрзла. — Я всё понимаю, прости меня за это… Ты позаботился обо мне, и я растаяла, ведь это так хорошо.

— Я тоже всё понимаю, — Брелов неторопливо покивал. — Гиртрон всё здесь пронизал.

— Я не хочу, чтобы ты жалел меня, это скверная эмоция, жалость не нужна мне…

Брелов усмехнулся, и устало провёл рукой по голове, убирая волосы с лица на затылок.

— Силий говорит, что весь Мир зиждется исключительно на любви и… жалости, именно жалости, и я с ним согласен, — он вновь улыбнулся. — А теперь, можно тебя попросить?

Ариллия обратила к нему самый внимательный взор.

— Конечно, говори, что ты хочешь?

— Сейчас ты на мгновение раскрыла свою давно запертую душу, и была так близко, хоть знаешь меня всего ничего, и я хотел попросить… Ариллия, не отдаляйся сразу, я не обижу тебя, просто хочу узнать получше… Я обязательно помогу тебе, хорошо?

Ариллия прижала ладони к лицу, глубоко вдохнула, собирая, как видно, свои растрёпанные чувства, а потом взяла из рук Брелова, принесённые им плоды.

— Хорошо, — тихо ответила она. — Я не буду отдаляться, я тебе верю…

Всё, что произошло со времени появления Брелова в Шадоуроке, заставляло его думать, что Силий ошибся, выбирая его в качестве ведущего в отряде. Гравюра на стене говорила, что некто иной заберёт его меч, а неудача в тоннеле Волгаллиона и потеря Филирд явно свидетельствовали, что рок-музыкант никакой не избранный. Кроме того было и ещё одно обстоятельство, говорящее не в пользу Брелова, о котором он теперь вспомнил. Как-то, лёжа на склоне Монастырской горы, у подножья Шадоурока, он беседовал с Силием:

— Почему, — поинтересовался Брелов, — все рекруты, которых я знаю в войске Вавилона, имеют фамилии, происходящие от каких-то заделий, вроде Плотника, Дворника, Гончара, как ты сам, и прочих, что это значит?

На что Силий ответил:

— Это не так, ибо в Вавилоне есть люди и с другими фамилиями, например Крафтсман, некогда достигший великой «стихийной» силы, в чём-то превосходя меня, и ты, вероятно, слышал легенды об этом человеке.

Брелов хитро рассмеялся.

— Не хитри со мной, Силий, — сказал он задорно и искоса взглянул на Арбитра Стихий. — Я, конечно же, слышал о нём, но фамилия Крафтсмана происходит от английского слова «ремесло», что вбирает в себя все прочие отдельные умения и профессии, вот потому, скорее всего, он и обрёл столь большую силу, — Брелов замолчал и выжидающе уставился на Силия.

Тот по-философски улыбнулся и расправил свою бородёнку в три волосинки. По выражению его лица невозможно было понять, раскусил ты его или же нет, он всегда улыбался так, с глубоким выражением вселенского понимания сути вещей на лице.

— Ты прав, — глаза Силия лучезарно засияли. — Но люди с другими фамилиями в войске Вавилона действительно есть, просто ты их не знаешь. Тебе досталось крыло ремесленников, чьи фамилии, а, следовательно, род восходит к первоначальным ремёслам их семей на заре цивилизации, поэтому они обладают большей силой и энергией в общении со стихиями, к которым мы должны быть близки, как никто на планете. Дело в том, что настоящей профессией, или ремеслом человека является то, что делает он собственными руками: пахарь пашет землю, крестьянин растит пшеницу, затем ждёт урожая долгими днями, заботиться о посевах, трудолюбиво убирает его и несёт зёрна на мельницу мельнику. Мельник делает из них добрую муку и отдаёт её пекарям, пекарь выпекает тёплый сдобный или свежий ржаной хлеб… Это и есть продукт их ремесла, как и кузнец, кующий в кузнице добрые латы для защиты земли своей любимой, или соху для земледелия. Но, скажем, вряд ли в эту когорту войдут когда-то люди будущего с фамилиями типа «Менеджеров», «Мерчендайзеров», «Логистиков» и так далее, — Силий засмеялся. — Их работа не является ремеслом в том смысле, в котором оно было изначально, поэтому обделено энергией веков.

— А художник?

— Конечно, творческий труд стоит обособленно, энергия творчества максимальна и наиболее применима для понимания стихий. Я говорю «понимания», чтобы не использовать слов «управление стихиями», ибо, как я уже говорил, мы не смеем и не можем управлять стихиями, природой, мы можем лишь путешествовать с ветром, течь с водой, танцевать с благодатным пламенем, жить в мире с землёй. Художник создаёт свою реальность, он, сидя всегда дома, может многое поведать нам, путешествующим по всему Свету, ибо видит его иным зрением, зрением души и зрением таланта, равно, как и музыкант, музыку творящий в келье своей. Поэтому и нельзя сдерживать вдохновение: