Короли анархии

— Хо-хо-хо! — Крикнул Найл, размахивая красным мешком в руках и вытаскивая из заднего кармана шапку Санта-Клауса, чтобы натянуть ее на свои светлые волосы. — Кто просил голову предателя в свой чулок?

— Это действительно… — Начала Татум, и я тяжело вздохнул, обняв ее за плечи и притянув немного ближе.

— Почти уверен, что так и есть, — пробормотал я. — Прости, детка. Но я же говорил тебе, что был рожден от чудовищ.

Найл запрыгнул на стол перед моим дедушкой с широкой улыбкой на лице и соблазнительно потряс мешком.

— Ты был хорошим мальчиком в этом году? — спросил он, когда два круглых пятна проскользнули сквозь мешок, и кровь закапала на скатерть.

— Некоторые из вас, возможно, задавались вопросом, почему Патрик и его жена не были приглашены сегодня вечером, — сказал Лиам достаточно громко, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание, и откинулся на спинку стула, чтобы кровь не запачкала его одежду. — Но на самом деле так и было. Я узнал, что они урезали дополнительные двадцать процентов своей добычи, чтобы оставить себе. Итак, я решил забрать у них двадцать процентов обратно во плоти. Я полагаю, Найл мог бы отрезать их снизу, но снять их с верха почему-то показалось намного проще.

Найл громко рассмеялся и перевернул пакет над столом. Я вскочил на ноги и потянул Татум за спину, прежде чем ей пришлось взглянуть на две головы, которые со стуком упали на тарелки, и ее крепкая хватка на моей руке была единственным, что удерживало меня на месте, когда я смотрел на отрубленную голову моего кузена. Он был жадным до денег придурком, но все же…

— Никогда не забывайте, кому вы верны, — крикнул Лиам сквозь тишину, его пристальный взгляд пронзил меня и дал мне понять, кому на самом деле предназначалось это предупреждение. — Кровь гуще воды.

— Разве я этого не знаю, — ответил я, поворачиваясь и направляясь из комнаты, крепко сжимая руку Татум в своей.

— Счастливого Рождества, Киан! — Крикнул Найл нам вслед, и я обернулся к нему с широкой улыбкой на лице, как будто это был самый идеальный день, который только можно себе представить.

— Счастливого Рождества, ублюдок, — ответил я, и он захихикал как сумасшедший, прежде чем отбить одну из голов со стола, как будто это был футбольный мяч.

Татум сморщила нос, и я крепче сжал ее в объятиях, увлекая за собой. Я знал, как это происходило, все были пьяны и хулиганили и готовы были начать нести чушь, когда вечеринка подходит к концу, и нам не было никакой необходимости участвовать в этом дерьме.

Никто не предпринял никаких попыток помешать нам уйти, что дало мне достаточно хорошо понять, что точка была поставлена, и Лиам удостоверился, что я успешно подчинился. Хуже всего было то, что я был почти уверен, что он прав.

Всю дорогу до отведенной нам комнаты мы шли молча, и когда я, наконец, закрыл за нами дверь спальни, я прислонился спиной к дереву с рычанием разочарования.

Мои кулаки были прижаты к бокам, а челюсть сжата так сильно, что я рисковал сломать гребаный зуб. Мне нужно было ударить что-нибудь. Нет, кого-нибудь. Мне нужно было почувствовать сладостное облегчение от того, что я вымещаю свою ярость на плоти и крови и колочу, и колочу, пока кости не затрещат и не хлынет кровь.

— Не хочешь рассказать мне, что из этого расстраивает тебя больше всего? — Спросила Татум, встав передо мной с высоко поднятым подбородком и без малейших признаков того, что она была взволнована тем, чему только что стала свидетельницей. Возможно, она этого не видела. Может быть, я хотя бы избавил ее от этого зрелища.

— Расстраивает? — Я усмехнулся. — Я борюсь с желанием спуститься туда и разорвать каждого из этих ублюдков на части. Начиная с моего гребаного дедушки.

— Так что же тебя останавливает? — спросила она, придвигаясь ближе, вместо того чтобы отступить, что казалось глупым шагом, учитывая, насколько чертовски я был зол прямо сейчас.

— Эта семья похожа на гребаную гидру. Отрежь одну голову, и на ее месте просто вырастут еще две. Если я убью его, тогда остальные придут за мной. И я, может быть, и хорош, но не могу справиться с каждым из них. Хотя однажды я, вероятно, сделал бы это. На самом деле, я должен был сделать это до того, как они сообразят, куда нанести мне удар, чтобы я действительно истек кровью.

Татум нахмурилась, как будто не поняла, что я имел в виду, и я выругался, отворачиваясь от ее темно-синих глаз и проходя через комнату, расстегивая пуговицы у горла, чтобы мне было легче дышать.

Но теперь моя кровь бурлила. Я знал, что не получу никакого облегчения без боя.

— Ты имеешь в виду, что они придут за мной и Ночными Стражами? — ее голос прозвучал слишком близко от меня, и я отошел, пробормотав подтверждение.

Это чертовски бесило. Я чувствовал себя так, словно меня кастрировали. Теперь у меня собирались отнять всю мою жизнь. Я был бы вынужден стать марионеткой, которой, как я всегда клялся, никогда не стану. Мне тоже пришлось бы вернуться в Ройом Д'Элит, хотя я поклялся, что нога моя больше никогда не ступит в это гребаное место.

Я высвободил волосы из резинки и начал расхаживать по комнате.

— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, во что замешаны эти люди, — пробормотал я, в основном про себя, поскольку воспоминания, которые я не хотел вспоминать, навязывались мне и заставляли обращать на них внимание, и это только усиливало мой гнев.

Я обернулся и обнаружил, что она стоит у меня на пути, когда я снова двинулся вперед.

— Тогда расскажи мне, — потребовала она, вызывающе сверкнув глазами, как будто была уверена, что хочет знать.

— Ты бы никогда не смотрела на меня так же, детка, — сказал я, качая головой.

— Прекрати нести чушь, Киан. Ты провел меня через ад, пытал меня вместе со своими друзьями, убивал ради меня и со мной и целовал меня, когда я была вымазана кровью моего врага. Ты серьезно думаешь, что можешь сказать мне сейчас что-нибудь такое, что могло бы что-то изменить между нами?

— Я не знаю, — признался я, когда мой взгляд скользнул по ней, и я заметил вызов в ее глазах и надутые полные губы. — Но я не могу отказаться от тебя, детка. Не сейчас. И я не знаю, смогу ли я справиться с выражением твоих глаз, когда ты узнаешь, насколько я облажался.

Костяшки ее пальцев врезались мне в челюсть еще до того, как я понял, что она замахнулась на меня, и меня отбросило на шаг назад, когда моя губа рассеклась, а язык покрылся кровью.

— Никогда больше не сомневайся в том, насколько я сильна, Киан Роско, — прорычала она мне. — После всего дерьма, через которое ты заставил меня пройти, меньшее, чего я заслуживаю от тебя, — это правды. Так дай мне ее.

Ярость во мне была жгучей, пульсирующей, и я резко отвернулся от нее, прежде чем сорвать лампу с прикроватной тумбочки и швырнуть в стену, где она с громким треском разлетелась вдребезги. Хотя мне не нужно было беспокоиться о том, что кто-нибудь придет посмотреть, что происходит. Никто в этой семье ни черта не сделал бы, чтобы остановить меня, даже если бы я был здесь и разрезал прекрасное тело Татум на части, кусочек за кусочком.