Короли локдауна

Он покрутил ее в пальцах и с рычанием ярости ткнул ею прямо мне в грудь, загасив ее, когда она прожгла мне рубашку и боль от нее врезалась в плоть.

Я стоял на своем и смотрел на него, пока он держал ее там, его глаза горели яростью, когда он обжигал меня, и я просто, блядь, принял это. Потому что, почему, черт возьми, нет? Я точно знал, что он сделает, когда поймает меня, и какая-то долбанутая часть меня хотела этого, чтобы хотя бы одна частичка моего тела почувствовала хоть каплю боли, в которой сейчас тонула моя душа.

— Какого хрена ты делаешь? — Закричала Татум, ее кулак врезался в челюсть Сэйнта, когда она с рычанием ярости оттолкнула его от меня, и сигарета отлетела в грязь.

Она посмотрела на меня с настоящей болью в глазах, как будто пыталась понять, что, черт возьми, со мной не так, и как будто ей тоже было не все равно.

Сэйнт зарычал в ярости, повернувшись к ней, и я схватил ее за руку, дернув за спину и поравнявшись с ним.

— Отойди, — предупредил я, мои мышцы напряглись, когда я приготовился драться с ним, если он попытается дотронуться до нее пальцем.

— Если ты хоть на секунду подумаешь, что я позволю ей безнаказанно ударить меня…

— Нет, — прорычал я. — Хочешь кого-то наказать, тогда приходи за мной.

Сэйнт потер челюсть в том месте, куда она его ударила, и я крепче сжал ее руку, удерживая ее позади себя, а она попыталась повернуться к нему лицом. Но я ни за что не хотел выпускать ее из-под своей защиты, пока не узнаю, что она больше в ней не нуждается.

— Вам двоим не обязательно участвовать в соревновании по измерению члена, — прорычала Татум у меня за спиной. — Но я иду в дом с Кианом, прямо сейчас, чтобы посмотреть, что, черт возьми, ты только что сделал с его грудью, и подлатать его.

Я нахмурился, услышав нотку беспокойства в ее голосе, и Сэйнт долго сердито смотрел на меня, прежде чем что-то буркнуть в знак согласия.

— Ладно. Но с вами обоими я разберусь позже. Если ты не можешь докопаться до сути его дерьма, Барби, тогда я сделаю это по-своему. И тебе лучше быть готовой заплатить за то, что ударила меня. — Он выхватил пачку сигарет у меня из кармана и мял их до тех пор, пока они не раскрошились и табак не рассыпался по всему полу. — И если твоя семья виновата в дерьме, то мне нужны полные объяснения, а не какая-то разбавленная чушь, — предупредил он меня, прежде чем развернуться и уйти.

Татум потянула меня за руку, и я нахмурился, глядя на нее, когда она потянула меня к Храму, позволяя ей тащить меня за собой, пока я задавался вопросом, какого черта она вообще от меня хотела. Минуту назад она смотрела на меня с ненавистью, а теперь вела себя так, словно какой-то маленький ожог на моей плоти на самом деле причинил ей боль больше, чем мне.

Я молчал, пока она тянула меня к двери, наблюдая, как Сэйнт направляется по тропинке к Эш-Чемберс.

Я был удивлен, что он согласился оставить нас в покое. Но я предположил, что он понял, что, если бы он остался, мы бы уже валялись в грязи. Он бы не захотел испортить свою модную одежду. И, может быть, дело было в этом. Или, может быть, дело было в том, как Татум смотрела на него, словно хотела содрать с него кожу заживо за то, что он затушил сигарету о мою кожу.

Она затащила меня в церковь и оставила стоять у обеденного стола, а сама отошла, чтобы начать рыться в одном из шкафов на кухне.

— Сними куртку, — скомандовала она, доставая аптечку первой помощи и направляясь к холодильнику. — И футболку, если материал не прилип к коже. И сядь на стол.

Я сбросил куртку и тоже стянул с себя испорченную футболку. Я был почти уверен, что резкий рывок и вспышка боли, вызванная ожогом, сказало мне, что она прилипла расплавившись к моей коже, но это было не важно.

Я посмотрел на круглую отметину и с удовлетворением обнаружил, что он не задел моих татуировок, ожога на маленьком участке обнаженной кожи прямо над моим сердцем. Я бы не удивился, если бы оказалось, что он тоже тщательно прицелился, чтобы попасть именно в это место. Сэйнт был ничем иным, как меткостью.

— Господи, — прошипела Татум, подходя ко мне с аптечкой первой помощи в одной руке и миской с кубиками льда в другой. — О чем, черт возьми, он думал, делая это с тобой?

— Когда я бросил курить, я попросил его сделать это, если он когда-нибудь снова увидит, как я закурю, — добавил я. Было несколько вещей, которые дала мне моя семья, с которыми я действительно не мог ничего поделать, моя тяга к никотину была той, от которой я мог избавиться, и я намеревался избавиться от нее как можно усердней, насколько это было физически возможно.

Татум нахмурилась, глядя на меня, когда до нее дошло это, затем покачала головой.

— Я не знаю, что было более идиотски, эта просьба, или то, что он действительно это сделал, — пробормотала она.

— Если ты еще не поняла, насколько мы испорчены, то, возможно, ты просто не обращала внимания, — сказал я тихим голосом. — Ты связала себя с группой сломленных существ, когда присоединилась к нам, детка.

— Разве я этого не знаю, — фыркнула она.

Я откинулся назад, чтобы сесть на обеденный стол, как она мне сказала, и она переместилась, чтобы встать между моих бедер, когда положила свои принадлежности рядом со мной и осмотрела рану.

— Мой папа научил меня множеству приемов первой помощи, но это был скорее уход за ранами на случай, если я получу травму, пока мы были в лесу, или что-то в этом роде, чем такие вещи, как ожоги… — Пробормотала она, прикусив нижнюю губу, когда она осматривала воспаленную кожу на моей груди, а я осматривал ее. Она действительно была красива. Пленительна. Из тех девушек, которые на самом деле не существуют, как фантазия, обретшая плоть.

Я наблюдал, как она взяла кубик льда и прижала его к ожогу, контраст температур почти заставил меня вздрогнуть, а боль усилилась, когда она снова посмотрела мне в глаза.

— Тебе нравится делать мне больно? — Я спросил ее, даже не будучи уверен, говорю ли я об ожоге или… о чем-то другом.

— Я буквально стою здесь, пытаясь подлатать тебя прямо сейчас, и ты спрашиваешь меня об этом?

— Просто… Лед усиливает ожоги, а не улучшает их. Я не был уверен, был ли в этом смысл, или…

Она оторвала кубик льда от моей кожи и нахмурилась, переводя взгляд с него на меня.

— Холод снимает ожоги, — не согласилась она, и я был немного удивлен, увидев, что она действительно хотела помочь мне, а не просто наслаждаться моей болью. В моей жизни было не так много людей, которые, я мог бы сказать, заботились обо мне настолько, чтобы так переживать за меня.

— Лед слишком холодный, — сказал я, пожимая плечами. Я не упомянул тот факт, что знал это, потому что мой дядя Коннор однажды замучил человека до смерти, используя огонь и лед прямо у меня на глазах. Мне тогда было двенадцать. На самом деле, это был мой день рождения. Довольно сложно забыть такой подарок. Хотя выбранное им оружие было немного мощнее сигареты и кубика льда, так что я не слишком беспокоился за свою жизнь.

— Тогда почему ты позволил мне сделать это? — Спросила Татум, доставая телефон и гугля.