Короли садов Мамоны

Понятное дело, в эти великие, исторические для всего коллектива, дни, каждый, кто был истинным патриотом своей родной «альма-матер», испытывал не только невероятное воодушевление, но и сравнимые с ним физические нагрузки. Давно известно, что усталости бывают разные. Что такое усталость рядового работника по сравнение с усталостью высших руководящих чинов? А тем более, в сравнении с этим благородным чувством, ощущаемой нашей Зиной Ивановной.

Вполне естественно, что в многочисленные отсутствия Тамары Витальевны вся забота о благополучном завершении столь грандиозной эпопеи легла на маленькие, хрупкие плечи нашей всеуспевающей, всевидящей и всезнающей (не убоясь даже употребить столь ответственный эпитет) правой руки главврача. Во что бы то ни стало Зина Ивановна тщилась оправдать великое доверие своей обожаемой патронессы. И уж конечно, в своем радении, не щадя живота своего, не могла она попустительствовать в этом и другим.

В этом нелегком, можно даже сказать, неблагодарном подвижническом труде, было весьма проблематично приобрести популярность среди своих коллег. Терпя от них несправедливые обиды в виде различной крепости эпитетов, вроде «Тамаркиной пристебайки», «цепной сучки» и несть числа остальным из ряда подобных, Зина Ивановна и не ждала от них благодарностей.

И это было бы всё ничего, вполне терпимо, относя к неизбежным издержкам такой деятельности окружающий её психологический напряг. В сотый раз, – «кто ж строгость любит», – выговаривала Зина Ивановна недовольным её драконовским режимом работы сии слова, тем самым утешая себя и крепчая сознанием своей правоты.

Если бы в нашей жизни были бы расставлены маячки или вешки, по которым, как через топкое болото, поглядывая на них, можно среди разнообразного жизненного пространства смело прокладывать себе путь, то тогда ничего – жить можно. Умный поставит вешки для себя, да и другим попользоваться не воспретит.

Но в том-то и вся закавыка, что как быть тем, про кого говорена пословица: «заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет»? Так-то оно так, да только если себе лоб расшиб, – дело хозяйское. А то ведь в лихом раже дурак норовит чужие лбы зацепить, – вот это беда! Многим наверняка известны такие примеры не понаслышке. Да простят меня господа за нудные сентенции, но как тут не сказать ещё раз о крайностях чрезмерного усердия, тем более что из-за этого усердия беда-то случилась великая.

Нет, наша дражайшая Зина Ивановна не была ни дурой набитой, ни просто дурой. Как и всем, кто являет собой образчик натуры, кого люди с ласковой иронией зовут «дитя природы», изначально присущее ей желание выполнить все «дацзыбао» в срок и, если можно, то с опережением, сыграло с Зиной Ивановной злую шутку.

День выдался тогда на загляденье. Солнце, наверстывая упущенное за долгую зиму, с утра распаривала иззябший город щедрым теплом. В середине апреля это выглядело почти, как чудо и трудно было отказаться от этого восхитительного подарка природы. Люди выходили на улицу и застывали, пораженные истомой до самых мозговых косточек своего естества. В такие моменты пропадало желание не то, что работать, шевелиться было невозможно.

Мысли рождались сами собой об отдыхе, работа воспринималась как чудовищное надругательство над личностью. В самых смелых головах уже зрела крамольная мысль по поводу стихийного пикника. Да и что можно было тут думать, если всего в десятке метров от них раскинулся роскошный, манивший изумрудной зеленью молодой травы, Марьинский парк. Теперь можно себе вообразить, в какой обстановке пришлось осуществлять громадьё планов бедной Зине Ивановне! Ни одной сочувствующей души, ни от кого лишнего усилия, чтобы хоть как-то сдвинуть с мёртвой точки безнадежно сорванный график работ. С невероятным трудом выбитая на базе машина, отданная в распоряжение Зины Ивановны на целый день, безнадежно застыла у входа загруженная едва наполовину.

Зина Ивановна, носясь по этажам, сорвала голос, подгоняя, подталкивая и понукая нерадивых. За весь день это была уже третья ходка, а запланированное количество имущества на сегодня, казалось, не убывало. Солдаты, которых Зина Ивановна с огромным трудом раздобыла в местной части, подчиняясь неумолимому воинскому распорядку, отбыли на положенный обед. Осталась наша бедолага завхоз, что называется, с немощными да убогими сослуживицами.

Андрей, сидя на каком-то ящике, слышал вполуха, как Зина Ивановна обрабатывала водителя машины, суля тому за помощь в погрузке несметные богатства в виде жидкой валюты. Водитель, порядком уставший за день ударного труда, вяло отнекивался, ссылаясь на плохое самочувствие и шалившее сердце. Андрей верил тому, что говорил этот невзрачный малорослый мужичонка с серым, землистого цвета, лицом.

В предыдущую ездку он непрестанно жаловался Андрею на какие-то семейные неурядицы, на начальство, не посылающее его на выгодные заявки и ещё на что-то, изрядно портившее ему жизнь. Было видно, что нервишки у человека на пределе, а тут ещё эта баба с её растреклятым имуществом, из-за которого у него срывалась какая-то денежная халтура. На те деньги, которые он рассчитывал получить за неё, водитель хотел приобрести одежду для сына да кое-какие запчасти для своего драндулета, на котором они сейчас ехали.

Дела в автохозяйстве у них были «жвах». Каждый из водил крутился как мог в борьбе за выживаемость своего железного коня. Машина на ходу – тогда и работа есть, нет – можешь отдыхать. Жена запилила совсем, – не умеешь крутиться, не можешь достать, провернуть, ну и всё остальное в таком же духе. Начальство сейчас особенно лютует, и потому нет никакой возможности уехать без подписанной путевки, а ваша мымра ни за что этого не сделает, пока не кончиться рабочий день. Если сейчас не уехать, то можно ставить крест на халтуре…

Андрей видел, как дрожали узловатые, с набухшими венами руки водителя на руле машины. Он понимал этого человека, видел, как тот нервничает и сочувствовал ему, но знал о бесполезности каких-либо попыток помочь чем-то. Он и сам здорово устал и только был бы рад закончить работу пораньше.

И сейчас он искренне желал, чтобы водитель смог не дать себя уговорить ретивому завхозу. По времени его рабочий день уже давно подошел к своему концу, но «халтуру» несчастный водила проморгал и конечно же, обыкновенное человеческое желание иметь хоть синицу в руках сыграло свою роковую роль.

Услышав голос Зины Ивановны, зовущей его, Андрей не спеша поднялся. С трудом выпрямляя затёкшую спину, он усмехнулся, думая, что, в сущности, нельзя винить этого человека за его вполне понятное желание расслабиться после работы даровым спиртиком.

Они проработали ещё где-то с час, пока машина не была наконец-то забита под завязку. Усевшись в кабину, Андрей заметил, что водитель сидит, обмякнув и откинув голову назад.

– Что случилось? Помочь чем-нибудь?

– Не, ничего, сейчас поедем. Передохну малость… душно что-то.

Он потер грудь рукой и, слабо улыбнувшись, сказал:

– Ухандохала меня ваша завхозиха. Стервецкая баба! Да-а, нелегко тут тебе при такой-то.

Он взялся за ключ зажигания. После непродолжительного фырканья и стрелянья, мотор завелся. Они стронулись с места, старательно объезжая разбросанные в беспорядке ящики, стеллажи и прочий поликлиничный скарб. Езды до нового здания поликлиники было с полчаса с небольшим. Все это время водитель, словно сомнамбула, вёл машину на какой-то средней скорости, не делая различия между поворотами и ровной, свободной дорогой. Андрей краем глаза видел, как тот, вцепившись в баранку, застыл в одной неподвижной позе. Только короткие, прерывистые вздохи говорили, что за рулём сидит всё же одушевлённое существо.