Коромысло Дьявола
Шрифт:
— Нравятся они мне! И никакого гонива…
Будучи потомственным бюрократом во втором поколении, евангелист Марк с библейскими и евангельскими цитатами наперевес считал своим долгом опровергать правозащитников, оппозиционеров и диссидентов. Едва лишь кто-нибудь заводил политические речи, вне каких-либо сомнений, притчей во языцех на первом месте у Марика вставала железобетонная сервильная цитата: «Всякая власть от Бога».
Ничуть не по-божески евангелист Марк подлил масла в огонь бурно разгоревшейся политической дискуссии:
— Не говорите мне смешно, будто завтра конец
Быть тут-то ссоре или затяжному обмену тяжеловесными и неостроумными репликами, если бы в перепалку, перебранку, полемику между апостолом Андреем и евангелистом Марком не вмешался Филипп. Коль за него дружно выпили и нарекли титулами миротворца и праведника, то извольте выслушать, милостивые государи.
На сей раз Филипп был краток. Он не пытался приводить подлинные слова Святого апостола Павла — не мирское это дело внимать эзотерическому знанию.
Вместо этого он воистину миротворчески указал многоуважаемым спорщикам и диспутантам, что весь вопрос и дилемма участвовать или не участвовать в политике, поддерживать власть или выступать против нее — по сути типичная ситуация нравственного выбора. Если то или иное состояние есть грех, быть по сему. Так ведь грехи и замолить можно. Чему нас и отцы церкви учат.
— Не согрешишь — не покаешься. Не покаешься — не спасешься, — завершил патристикой это миротворческое вмешательство Филипп. — Peccando promerimur или грех предваряет заслугу.
Заслуженно концовка позвучала под аплодисменты собравшихся. Долго и нудно исследовать теологическое понятие греха никто не собирался. Как тут быть? Совершать грех или воздерживаться от него?
За это, кстати, они тоже выпили и закусили. Отнюдь не риторически. Включая евангелиста Марка и апостола Андрея…
В апартаменты босса Филиппа везла Настя на своей «шкоде». Весь вечер она без труда обходилась безалкогольным питьем. Оттого что у ее собачки Мими аллергия на запах спиртного.
Привязанность к питомцам Филипп Ирнеев находил вполне простительной дамской слабостью. То же самое он относил и к пристрастию женщин к красивой дорогой одежде.
Как он отметил, Настя ничуть не смогла расстаться с умопомрачительными французскими чулочками, еще недавно принадлежавшими голубому Марику. А судя по тому, как она нет-нет, а рулила иногда только правой рукой, в то же время левой судорожно натягивая юбочку на бедра, у нее явно не получилось улучить минутку, чтобы надеть трусики. В тесный бюстгальтер она тоже влезать не захотела.
Сидя возле нее на пассажирском месте, он деликатно отводил взгляд от ее чулок и прочего, чего ему там охотно открывалось над ними. Зачем ему бездарно смущать девочку? То, что она самая что ни на есть натуральная блондинка, даже без примеси тонирующего шампуня, он и до того видел глазами Маньки Казимирской.
«Манька в ништяк — лесбуха хитрожопая, она всегда может раскрутить понравившуюся ей девочку показать ей самое красивое, интимное. Потому рыжая и завела будуарный
разговор в натуре о цвете волосяного покрова на теле. Себя ниже пояса показала, на подружек с кайфом посмотрела, нимфоманка…»Местожительство Филиппа натурально впечатлило Настеньку не меньше, чем его отвязанная и умная компания. Первый нежный поцелуй она ему страстно вернула с продолжением. «Ох соблазны!» Однако торопить события и идти дальше на заднем сиденье тесного автомобильчика Филипп не старался.
До завтра простились они в машине. Холодновато все-таки. После грозы на улице гораздо посвежело.
Первая седмица рыцаря-неофита в миру заканчивалась приятно и многообещающе.
ГЛАВА VIII ПОСТИГАЯ СВЕРХРАЦИОНАЛЬНОСТЬ
Проводив неторопливым взглядом габаритные огни Настиной светленькой «шкоды», Филипп неспешно направился к собственной темной «восьмерке». Еще рядом с Настей он ощутил, как безбожно ему недостает пистолета в наплечной кобуре. Натурально, рационально и сверхрационально.
«В натуре перышка в кармане тебе маловато, фраер… надо волыну с собой таскать», — в уголовных понятиях объяснил свои ощущения Филипп Ирнеев.
Ясное тут дело, мои законопослушные читатели! Ни к криминальной братве, ни к уголовной ментуре наш герой никакого отношения не имеет. Хотя их профессиональным жаргоном он все же пользуется.
По-другому, увы нам, и быть бы не могло, коль скоро в наши с вами развращенные времена блатная феня предстает едва ли не литературной нормой современного русского языка. Как ныне в очень солидных газетах и журналах без всякого намека на стыдливые кавычки можно встретить чисто конкретные блатарские понятия. Например, «забить стрелку», «беспредел», «тусовка». И многая протчая…
В полное отличие от лохов-журналюг, Филипп Ирнеев, будучи достаточно образованным молодым человеком, знал: «беспредел» означает то состояние, когда сами уголовники отказываются подчиняться придуманным ими же самими противоправным самозакониям, самосудам. И ничего более для человека, имеющего кое-какое понятие о культуре речи.
В то же время «тусовка», — ему также сие отлично известно, — заявляется термином-профессионализмом из лексикона воров-карманников. Филипп эту самую тусовку несколько раз видал, когда двое-трое подручных «щипача» ловко создают на улице или в транспорте искусственную толчею, чтобы тот мог выловить из кармана ли сумки своей жертвы кошелек или портмоне…
Сев за руль, Филипп машинально ощупал карман — на месте ли бумажник. И дал себе честное благородное слово в дальнейшем воздерживаться от подлой воровской лексики. «Ибо не к лицу такое добродетельному рыцарю… Пал Семеныч, верняк, ого-го как по фене ботает. Но никогда от него не слыхать уголовно-криминального жаргона. А ведь в нынешней мирской ипостаси он — вертухай, понимай, мент поганый…
М-да, смирение вяще гордыни…»
В том же благочестивом настроении Филипп подъехал к убежищу. Ночью на улицах города просторно и безопасно. Люди и машины под колеса не бросаются. «Некому и не на кого наезжать…»