Корона из роз, или Дорога домой

Он шел к женщине, которую он хотел. Хотел и боялся до дрожи. Боялся, что его отвергнут, боялся короля, который хоть и дал ему право первенства, но мог убить ее щелчком пальцев. Боялся самого себя, потому что он сам мог в последний момент испугаться и отступить и не получить даже поцелуя, даже улыбки той, которая так и стоит перед глазами. А ведь он уже держал ее в своих руках, наслаждался ее телом, запахом, глазами, улыбкой.

Он шел к женщине, которую он сам отведет к палачу и покажет привязанного к столбу Дазана. Но сможет ли он смотреть на ее слезы? Сможет ли? А Герард? Ведь он все это затеял с одной целью – заставить ее лечь с ним в постель, узнать ее, привязать ее к себе и сделать ее своей. А он? Что останется ему? Лишь один миг, тот миг, когда ему отдали право первенства? Согласен ли он на такую жизнь? На этот миг?

Киих остановился и осмотрелся: – Нет, так нельзя, – он стоял в узком проходе ведущему к женской половине. Еще пара шагов и он окажется там откуда нельзя будет вернуться, не совершив ошибки. Стоит ли ее совершать? Как же тяжело сделать выбор.

А Хенол любил Мэл. Он смотрел в ее глаза и видел там себя, видел ее улыбку и понимал, что сейчас она здесь, рядом с ним, и она полностью отдалась ему. Она его, потому что она сейчас в этот миг так же естественна как сама жизнь. В этот миг, миг любви, она отдается ей полностью и безоговорочно, она такая, какая есть, она живая, и она свободная, даже в этом мире мрака. И он улыбнулся. Все что сейчас происходит между ними – здесь нет фальши, они здесь и сейчас настоящие, и он любим. Любим этой женщиной.

А Мэл целовала Хенола, даже в порыве страсти укусила его за сосок, правда тут же вылизала и попросила прощения, хотя, наверное, он даже не заметил всего этого, потому что сам был на грани уже и смотрел на нее безумными глазами, в которых было непонимание и радость. И она улыбалась и продолжала улыбаться и наблюдать за ним. А Хенол, то бросался ее целовать, покрывая каждый сантиметр ее тела поцелуями, то отстранялся, и тогда в бой за его ласки вступала Мэл, заставляя вернуться к ней, все забыть и отдаться страсти.

Когда их обоих накрыла волна оргазма, оба были такими уставшими, что единственным желанием было лишь лечь и забыться. Мэл прижалась к Хенолу и выдохнула: – Меня зовут Мэлиента.

– Мэлисента, – повторил Хенол, обнимая ее. – Красивое имя.

– Когда-то я знала мужчину, который назвал меня любимой. Он точно также держал меня в своих руках и клялся в вечной любви, – Мэл прижалась к мощной груди и вслушивалась в биение сердца под своими пальчиками. – А я приняла его клятву и дала ответную – помнить и любить.

– И кто же он? – голос Хенола дрогнул.

– Ты, – Мэл обвела маленькую горошину соска и прижалась губами к его груди, ее губы были направлены туда, где билось могучее сердце. – Я так хотела бы, чтобы то время вернулось, чтобы мы все вернулись туда, откуда пришли, – шептала она и смотрела в черные глаза, в которых было непонимание, но в то же время и желание все понять, вспомнить.

Будущая королева

Дазана и Питера повязали в борделе, и как они с Селваном не старались прорваться из комнаты, их троих связали, прихватив с собой и Сицилию. Связанных и избитых, всех четверых доставили в камеры верхнего уровня, раскидав их по маленьким клеткам. Дазана правда через пару минут куда-то увели. Питер пытался пробиться сквозь клетки, бросался на железные прутья и только себе вредил, нанося раны на открытые участки кожи. Кричал, что как только выйдет отсюда, всем головы поотрывает, если с головы его брата упадет хоть один волос. Селван же радовался, что Сицилия рядом и хоть губа разбита, но жива.

– Если нас схватили, что с королевой? – Сицилия сидела на грязном полу, поджав под себя ноги, и размышляла, поглядывая на бесновавшегося Питера и спокойного Селвана. – Будем надеяться, что с Мэлисентой все хорошо.

– Думаешь все это не случайно? – спросил Селван и огляделся. Клетки стоящие рядом с ним были пусты, ну кроме тех в которых бесновался Питер и была Сицилия, все помещение было круглой огромной комнатой, вернее каменным мешком из которого был лишь один выход.

Девушка подняла голову от своих рук и кивнула: – Кто-то же знал, что мы все именно там. За нами пришли, двадцать хорошо вооруженных мужчин, нас крутили быстро и привели сюда. Питер кто нас схватил?

Питер осел на пол и простонал: – Он нас не пощадит. Видно ему надоели его игрушки. Решил сменить? – крикнул он в пустоту. – Ты же меня слышишь. Что мы надоели? Так мы исполняли твои приказы с верностью псов, – опять его крик в пустоту. – Выйди хоть раз и взгляни мне в лицо, а не прячься за маской.

Сицилия встала, пытаясь рассмотреть в темноте узкого входа хоть кого-то, с кем разговаривал Питер: – Там никого нет.

– Есть. Он всегда знает все, он все видит и слышит, – ухватившись за прутья клетки, и рыча как зверь, говорил Питер. – И он здесь. Ведь он хочет видеть наше падение. Так ведь? Эй ты, выйди уже, хватит прятаться, – и опять его крик в темноту.

Селван крякнул в тот миг, когда темнота узкого входа подернулась дымкой и в комнату вошел мужчина: высокий, укутанный в плащ.

– Я никогда не прятался, а соблюдаю конспирацию. А мои игрушки мне не надоели, просто ты мой друг стал слишком непослушным. Самовлюбленный глупец, решивший, что может со мной тягаться. Я ведь дал тебе все, что ты хотел, а тебе хотелось большего. Ты стал неуправляемым Питер Итон, – голос был приятным, спокойным и немного ироничным. Мужчина двигался плавно, а когда снял капюшон с головы, Селвана увидела перед собой черноволосого сероглазого мужчину. – Ты ушел от меня сам, бросив все на брата и решив, что бордель – место, где ты сможешь утопить свою печаль.

– Я ушел, потому что больше не мог смотреть на то, что ты творишь, – ответил Питер.

– А что я творю? Улей? Там жизнь намного лучше той, что ты видел внизу, там чисто, а то, что маги пребывают в темноте иллюзий, так это для их блага.

– Блага? Ты возомнил себя королем…

– Я и есть король, – перебил его Герард. – не перегибай палку мой друг. Забыл как корчился у моих ног, как просил спасти брата, всего переломанного между прочим. Как соглашался на все мои условия, что уже забыл? И скоро у меня будет королева и тогда все это мне будет неинтересно.

– У тебя уже есть королева, – выплюнул Питер. И столько было в его голосе злобы, что Сицилия плечами передернула.

– Другая королева, добрая, светлая, милая, любящая, – Герард стоял перед клеткой Питера и улыбался. – Ты даже не представляешь ее силу, ее мощь, ее магию.

Сицилия ахнула: – Мэлисента.

– Правильно, княжна, Мэлисента. Скоро она станет моей королевой. Я вас отпущу вечером, а пока посидите здесь. Отдохните, выспитесь и подумайте о своем будущем, – Герард развернулся и направился к выходу, набрасывая капюшон себе на голову.

– Не трогай ее, – прорычал Питер, опять набрасываясь на прутья. – Не трогай ее!

– Поздно, мой друг, – Герард исчезал в темноте коридора, а Питер опять набросился на прутья решетки, пытаясь пробиться сквозь них.

***

Киих толкнул дверь в покои будущей королевы и замер. Мэл еще пару минут назад спящая в кровати на груди Хенола, набрасывала на плечи плащ, улыбаясь Хенолу, который пытался справиться с ее волосами, потом бросил эту затею и сделал косу, укладывая ее ей на грудь.