Корона на троих

Она была старой, но жилистой, а ее неожиданное признание так сильно подействовало на горгорианца, что вдавило золотую бляху, украшающую его кожаный ремень, прямо себе в солнечное сплетение.

– Зырь!
– воскликнул один из патрульных, рассматривая дальнейшие капитанские эволюции на обочине.
– Чой-то с ним?

– Должно быть, сегодняшний полдник, - предположил другой.

Третий не согласился:

– Полдник опасен, если он не почищен как надо. Эт токо нижняя мембрана ядовита, а если ее удалить...

Четвертый горгорианец посмотрел на него с подозрением.

– Мечего? Слышь! Что это за речь для нормального человека? У тебя больно много стало выра.., выро.., выражо... Вобчем много слов, вот чего! Ты, наверное, подцепил их в кустах у той старогидрангианской трясогузки из Вонючих Ягод?

Обвиненный патрульный покраснел.

– Девчушка здесь разъединственная, кто отдает честь воинскому контингенту. А по старогидрангианской традиции со шлюхами сперва ведут общий обогащающий разговор, чтоб, как они грят, последующему физическому взаимодействию предшествовал интеллектуальный прелюд.

Капитан поднялся с колен и выдал своему разговорчивому подчиненному звучный удар по черепу, который пришелся чуть ниже кромки выступающего шлема. Несчастная жертва рухнула наземь и села, сокрушенно потирая затылок.

– Чтоб я не слышал таких разговорчиков в моем патруле!
– прогремел капитан.
– И с сегодняшнего дня держись подальше от этой вонючеягодной грязнухи. Ты же знаешь, что хороший вояка всегда может что-нибудь случайно подцепить.

– Например, образование, - вставила Людмила, хотя ее никто и не спрашивал. Последовала пауза. Старуха поднялась на ноги и спокойно полезла вверх по горной тропе. Но горгорианский патрульный снова схватил ее за руку.

– Сейчас ты получишь сполна прямо здесь, старая жабенция! Наказание за ложь нам, твоим естественным сверхповелителям: смерть путем поедания плохо очищенного полдника! Что это за поросячья чушь о том, что у тебя в корзине, а?

– Я уже говорила, - сказала Людмила, сохраняя полнейшую невозмутимость.
– Это сыры.

– Тогда понятно, отчего нашему атаману сплохело, - прошептал один из патрульных своему напарнику.
– У него от сыров всякое расстройство.

Капитан ухватился за ручку корзины, хорошенько подумал, а потом резко сдернул одеяло, закрывающее детей. Они еще плакали.

– Сыры, да?

Все так же холодная, как утиный зад, старая Людмила ответила:

– Судя по вашим высказываниям, вы иногда бываете во дворце короля Гуджа. Тем не менее я уверена, что вы никогда не видели настоящих Старогидрангианских Плачущих Сыров.
– Это было сказано так сладко и с таким снисхождением, что капитан растерялся. А Людмила, никогда не проходившая официальной военной подготовки, прекрасно знала, как воспользоваться своим преимуществом над остолбеневшим противником.
– Конечно, вы и не могли, - продолжала она.
– Плачущие Сыры - деликатес. Их едят только самые высокорожденные аристократы, и только по праздникам. Этот обычай восходит к тем временам, когда жертвоприношение детей только начали считать дурным вкусом, а в практику вошла обязанность монарха съедать порцию жертвы, от которой отказались боги из-за недостаточной постности. Королева Жаргун Диспептик распорядилась о замене специально приготовленными сырами первоначально принесенных в жертву младенцев. Хотя завершить изменение обряда пришлось уже ее праправнуку Скандиуму Украшенному, который включил в меню жертвоприношения крекеры и сухое белое вино.

К концу этой речи горгорианский капитан уже только мигал, как сова на рой светлячков. Его крохотные глазки перебегали от Людмилы к детям и обратно в безуспешных поисках вдохновения для возражений.

– У.., если они - сыры, то что это такое?
– Он коснулся щечки одного младенца и продемонстрировал влажный палец.

– Сыр со слезой.

– Но.., но они выглядят как дети! Глянь, все эти волосенки, нос, глазки и...

– Отличная работа, правда?
– Людмила окинула гордым взглядом своих питомцев.
– Триумф сыродельческого мастерства. К нам ни разу не поступало рекламаций от богов с тех пор, как мы используем Плачущие Сыры вместо настоящих младенцев.
– Она понизила голос и доверительно добавила: - Кстати, строго между нами: иногда там наверху не очень-то соображают.

Испугавшийся богохульства старухи горгорианец осенил себя знаком священного быка. Его голос слегка дрожал, когда он начал нерешительно бормотать:

– Да-а, но.., но.., но они издают какие-то странные звуки.

Людмила вздохнула.

– В процессе сыроварения створаживаемая масса втягивает довольно много воздуха. Сейчас он выходит. Так что нет ничего удивительного.

– Ох.

Неожиданно потерявший полбороды патрульный решительно вклинился в разговор.

– Минутку!
– заявил он.
– Если они сыры, то чего они вот так крутятся?

Но прежде чем Людмила нашлась, что ответить, капитан зарычал:

– Ну и чудные вопросы ты задаешь! Хочешь, чтобы мы выглядели как куча придурков? Или как зеленые сопляки, никогда не заглядывавшие в честную походную столовку? Скажи мне, пучеглазый девственный постник, ты что, никогда не видал, как движется добрая пища?

– Ну.., буханка, которую мы получили на прошлой неделе, чуть-чуть не смылась, пока ее ели.

– У нее отовсюду торчали ножки, - добавил один из патрульных.
– Из дырочек.

– Вот видите!
– торжествующе воскликнул капитан.
– И если даже мы привыкли есть все, что движется по столу, представьте, до чего могли додуматься эти высокорожденные гидрики! Чего там, я собственными ушами слышал, что им подавали рагу из цыплячьих шей, которые сами выползали из тарелки. А мы в ту пору еще скакали по Плато Лишайников, питаясь супом из бычьих хвостов.

Полубородый горгорианец задумался, но от дальнейших комментариев воздержался. Он рискнул взглянуть на сыры поближе и задохнулся от мощного аромата, перебивающего даже его собственный.

– Ага!
– воскликнул он, отступая назад и пытаясь провентилировать легкие.
– Вот это да! Настоящие сыры.

– Я же говорил, - победно заключил капитан и повернулся к Людмиле: - Ступай, бабуля, неси свои плачущие сыры куда назначено. Судя по звукам и запахам, они уже почти дозрели.

– Всегда приятно иметь дело с настоящим мужчиной.
– Людмила сделала реверанс и не спеша заковыляла прочь.

В действительности она просто не могла идти быстро. Таскаться с корзиной, полной детей, это вам не скакать аллюром три креста. Особенно если дети вопят и нуждаются в смене пеленок. Людмила с горечью отметила, что потеряла кучу времени из-за горгорианского патруля. Все ее замыслы полетели к черту. По плану, который они разработали с королевой Артемизией, старуха должна была провести первую ночь в доме своей дальней родственницы Говены, чья лояльность Старому Порядку не подлежала сомнению. А теперь получалось, что Людмиле не добраться засветло до заготовленной надежной гавани. В горах темнеет раньше. Тени вдоль дороги уже сливались с сумерками.

Людмила поцокала языком и громко сказала:

– Толку нет, я думаю. Мы должны перебиться как сможем, мои куколки, а до дома Говены дойдем завтра утром. Где-то поблизости есть селение Вонючие Ягоды, попробуем-ка его отыскать.

Она продолжала подниматься в гору. Дорога скоро превратилась в плохо утоптанную тропу, а тропа постепенно стала грязной и узкой полоской.

– Странно, - сказала Людмила, тяжело дыша на крутом подъеме.
– Я не помню, чтобы дорога в Вонючие Ягоды была такой скверной, а уж мне ли не знать! Я забегала туда еще девчонкой, всего-то пару-тройку лет назад.
– Ее сознание не угнетала разница между понятиями "годы" и "десятилетия", а деток не волновало, насколько старуха перевирает свой возраст. Они проголодались и устали выступать в качестве молочнокислых продуктов. Людмила хотела успокоить их с помощью мокрой сахарной тряпочки, но, пошарив на дне корзинки, обнаружила, что утешающая соска исчезла. Наверное, выпала во время недавней схватки с горгорианцем. Детей не волновали оправдания, инфанты имели прекрасные легкие и беспрерывно орали.