Корона Рико-Сантарио
Шрифт:
– Через поколение у нас передается умение отлично стрелять, – соврала она, стараясь прогнать из памяти картинки того, как она мажет по мишеням с двух шагов.
– Ох, какая грозная! А со стороны была очень милой – напевала песенки по дороге, – Эрик издевательски подмигнул.
Вайолет почувствовала, как кровь приливает к лицу.
– Ты следил за мной! – констатировала Вайолет. – И кто-нибудь может нам с Лео, наконец, объяснить, кто эти люди.
– Прошу прощения, Ваше Высочество, что не представился, – седовласый почтительно наклонил голову. – Меня зовут Джеймс Гарднер, я капитан королевской гвардии
– Прости, чего? – миссис Фоул громко пустила чашку на стол.
– Давайте по порядку, – Джеймс положил ладони на стол. – После того, как власть была захвачена, члены королевской гвардии, за исключением нескольких человек, организовали Сопротивление. Все эти годы мы пытаемся свергнуть узурпатора с трона и найти королевскую семью.
– Учитывая, сколько лет прошло, у вас не очень получается? – съязвил Лео, и сразу был удостоен сразу нескольких яростных взглядов: от мамы, бабушки и Эрика. Вайолет с отцом одновременно сделали глоток чая, чтобы скрыть улыбку.
– Да, вы правы, Ваше сиятельство…
– Леонид. Меня зовут Леонид, и я не королевская персона.
Вайолет с удивлением смотрела на брата – Лео всегда сводил «королевскую» тему на нет, и только сейчас она поняла, насколько сильно он не хотел быть причастным к происходящим событиям, примыкая тем самым к позиции мамы.
Седоволосый кивнул, дав понять, что он принял его, и продолжил рассказ:
– С каждым годом наш дух слабеет. Народ Рико-Сантарио уже не видит смысла бороться – единственное, чего они хотят, чтобы не было войны и чтобы не вернулись послереволюционные времена. Им пришлось несладко.
– Так оставьте все в покое, – Долорес пожала плечами. – Не наводите смуту и дайте людям то, чего они хотят.
Джеймс явно не ожидал услышать это, и на долю секунды растерялся, но быстро взяв себя в руки, уточнил:
– Ваше Высочество, вы сейчас это серьезно?
Долорес, задумавшись, отвела глаза в сторону:
– Вполне. Пусть Фаулеры останутся в истории, и все продолжат свою жизнь так, как они жили все эти годы.
Эрик молча сжал кисти рук в кулаки. Вайолет, сидевшей рядом с ним, было видно, что ему тяжело дается сдерживание эмоций.
– Ианна, вам все равно, что народ, который так любил ваш отец, голодает? Все равно, что в тюрьмах полно политических заключенных и продолжаются репрессии? – Джеймс учащенно задышал.
Долорес не нашла, что ответить, а лишь молча продолжила смотреть куда-то в пол.
– Зачем вы здесь? – властно спросила миссис Фоул. – Пришли рассказать как там дела в Рико-Сантарио?
Седоволосый собрался с мыслями:
– Нам нужен тот, кто поведет нас за собой и заставит народ поверить, что справедливая власть все еще возможна.
– Я думаю, что вы уже осознали, что Ианна не разделяет ваших взглядов, а я уже слишком стара для подобного рода приключений – сказала миссис Фоул.
– Как бы мне это не было прискорбно осознавать, я знал, что так будет. Мы пришли за Июлией.
– Да вы с ума сошли! – внезапно словно взорвалась Долорес. – У вас точно крыша поехала, раз вы решили, что я отпущу свою дочь делать переворот?
Вайолет сидела, словно оглушенная, и в попытке удержаться в этой реальности, цеплялась за взгляд Лео, направленный
на нее, словно за якорь. Он легким, почти невесомым движением провел руками ладонями вниз от груди, призывая ее выдохнуть и успокоиться.– К сожалению, Ваше Высочество, у вас нет выбора, – седовласый смотрел на Долорес так, словно готовясь выкинуть решающую карту на стол. – Как вы думаете, сколько времени пройдет, прежде чем к вам на кухню пожалуют менее дружелюбные гости?
– Ты нам угрожаешь? – миссис Фоул сжала пальцами винтовку.
– Констатирую факт. Вы выдали свое местоположение и то, какие вы себе взяли имена. Остается только надеяться, что люди Грина будут действовать максимально медленно, как они это умеют.
– Каким образом мы видали себя? – глаза Долорес отчаянно забегали, пока взгляд не наткнулся на Вайолет. – Это ты все рассказала своему ухажёру?
Вайолет смотрела на мать, перебирая в голове варианты, где она могла оступиться.
– Я н-н-ничего…
– Ианна, она тут не причем, – попытался успокоить Долорес Джеймс.
– Мы ничего, никогда… – ее голос почти срывался на крик, а от избытка эмоций речь становилась рваной – Я же говорила…
– Эрик, пожалуйста, – седовласый подал знак сыну и тот ушел с кухни и, пройдя по коридору, покинул дом. – Дайте нам минуту.
Долорес так же яростно продолжала смотреть в глаза дочери, без слов обвиняя ее во всем, что сейчас произошло.
Эрик появился на кухне так же стремительно, как и покинул ее, однако теперь у него в руках находилась шкатулка, в которой Вайолет моментально признала ту, что показывала ей бабушка.
– Спасибо, – Джеймс кивнул и принял шкатулку у сына. – Я хочу вернуть вам это. Два дня назад мне позвонили, и доложили, что одна пожилая леди сдала на оценку диадему, которая удивительно похожа на ту, что пропала во время переворота.
Долорес, трясущимися руками забрала шкатулку у Джеймса и медленно открыла ее, после чего обернулась к миссис Фоул и спросила:
– Мама, как это понимать?
Долорес Гриффин кричала и била дорогой сервиз на шесть персон, а после этого плакала на плече своего мужа и снова кричала. Вайолет никогда не видела свою маму в таком состоянии, но ужасней всего было то, что она не позволяла никому, кроме папы, ее утешать. Сейчас, для нее в произошедшем были виноваты абсолютно все, кто находился за обеденным столом. Среди ее всхлипов отчетливо можно было расслышать только «почему».
Миссис Фоул сидела, погрузившись в свои мысли и обводила пальцем резные буквы «РС» на крышке шкатулки. Сказать, о чем она думает, было невозможно, и, как оказалось по итогам этого вечера, это было величиной постоянной, а не временной. За прошедший час все узнали о том, что текущее благосостояние Гриффинов не что иное, как фальшь, а точнее лишь выручка с продажи фамильных драгоценностей семьи Фаулер. Так, учеба Вайолет в магистратуре стоила одну брошь, инкрустированную бриллиантами и рубинами, а музыкальный колледж Лео – перстня прадеда покойного короля. Все эти годы Джеральдин вела себя предельно аккуратно – поддельные имена, разные ювелиры и даже соседние страны, но решив продать диадему, она совершила роковую ошибку, и теперь ее цена перестала считаться в денежном эквиваленте, а стоила пять человеческих жизней.