Корона Тафелона
Шрифт:
Дальше они сперва на закат ехали, Жуга ещё заметил — ровно поменьше их, чем было. Только вертеться никто не дал, ближайший воин оплеуху отвесил. У Кабана, что ли, остались? А потом им навстречу попались… Хорэту, Сэнду и… имён остальных Жуга не знал, они его к себе не подпускали, этих-то чудом запомнил. Пятеро, словом. Что-то Нэндру сказали, тот кивнул и они поехали дальше. Жуга думал — три дня будут ехать! А они куда-то свернули… и тропинку-то ту поди заметь, а там кусты примять и видно — три лошади в ряд проходит! С перепугу у мальчишки заболел живот. Он знал, что западнее от поселения людских селищ не было. Это они к оборотням едут! Прямо в пасти! Жуга заоглядывался… да куда тут сбежишь? Вокруг все чужие и кто бы ему позволил дёру-то дать. А они — ничего. Разве только немного внимательнее стали да напряглись как-то. А потом вой раздался. Жугин конь чуть
— Страшно, щенок? — спросил молодой воин, тот, который помог Жуге хозяйское оружие к седлу приторочить. Как же его… Кэрту. Жуга кивнул. С перепугу-то язык проглотил и врать не подумал. — Ничего, пройдёт. Ты только с коня не свались, затопчем.
Жуга закивал головой и вцепился крепче в луку седла. Уздечку-то ему в руки не дали, привязали к коню, который впереди шёл. Не доверяли, значит. Он и сам не знал, можно ли ему доверять, удержал бы он лошадь, к примеру? Тут бы самому не свалиться.
Впереди раздался залихватский свист.
Потом кто-то взвыл и совсем рядом в чей-то щит вонзился дротик. Жуга совсем струхнул. Вокруг расхохотались, обменялись непонятными словами. В кусты, из которых был брошен дротик, полетела стрела.
— Никого, — сказал Хорэту. — Сбежали, трусы.
Они подъехали к поляне, на которой высился тын. Обычный тын, как в любом селище, разве что здесь вроде как поменьше, и домов, по крышам судя, тоже не так много. И ворота такие тоже знакомы, с звериными головами на столбах, только покрепче, чем обычно в селищах. Это Жугу не удивило. Он знал, что оборотни полжизни проводят в человечьем облике, хоть землю и не пашут, но в остальном такие же люди с виду. И даже боги у них те же самые, только они не матери Кабанихе молятся, а матери Волчице. И то понятно, коли ты волк, так и молись волкам. Было невозможно думать, что сейчас кто-то разрушит мирную тишину этого места… Хоть, по совести, не такая уж мирная. Смолкли птицы, даже лес попритих, а из-за частокола то и дело разносились лающие голоса. Вроде слова знакомые, да поди различи их. Близко к частоколу никто покуда не приближался и из-за него тоже никто не показывался.
Часть воинов спешилась. Жуга свалился с седла, но этого никто, кажется, не заметил. С трудом встал на подгибающиеся с перепугу ноги. Нэндру что-то говорил, воины кивали и отходили в стороны, уступая товарищам место возле главного. Надевали шлемы. Жуге кто-то протянул тоже, с двумя толстыми валяными шапками, чтобы с головы не свалился. Пока он путался пальцами (со страху дрожали руки) в завязках, кто-то успел срубить несколько молодых деревьев и одно потолще. На плечо мальчика опустилась тяжёлая рука.
— Твоё место — за моей спиной, — сказал Нэндру без привычной издёвки. — Что я скажу — подавай сразу. Вперёд не суйся. Убьют, ранят — пеняй на себя.
Он забрал копьё и щит, громко свистнул. Одни воины принялись стрелять зажжёнными стрелами, другие занялись воротами, третьи обходили тын, держа наготове свежие шесты. Кто-то усадил Жугу обратно на лошадь, дал в руки поводья. Дальше Жуга плохо запомнил. Сначала он вцеплялся в поводья руками, а ногами как мог сжимал бока лошади. Потом выбили ворота. Потом пришлось направлять коня за Нэндру, который пустил своего в обход тына. Потом он остался один и с трудом перелез сам через тын, а ведь ему остались ещё колчан и дротики! Кто-то ему шест, наверное, дал. Внутри было страшно. Одни оборотни были в человечьем облике и отчаянно сражались, другие — в волчьем, матёрые крупные, пасти оскаленные… а пришлым-то воинам хоть бы что. Визжали женщины. Разносился детский рёв. Горели стены домов, дымился тын, который защитники лесного селища успели погасить. То там, то сям лежали изрубленные оборотни. Мужчины, женщины… Нэндру бросил через плечо слово, которое, Жуга знал, означает «дротики». После этого стало некогда смотреть по сторонам. Он и не смотрел, только держался за спиной у хозяина, чуть правее, старался не отставать, а то ведь заедят его тут. Старался делать, что говорят. Слова чужой речи были понятны как родные — некогда думать, некогда ошибаться. Один раз Нэндру вдруг не глядя ухватил его за плечо и дёрнул в сторону, а потом себе за спину и ударил вперёд копьём. Жуга вдруг понял, что хозяин спас ему жизнь, но и над этим раздумывать было некогда. Нос заполнил запах крови, чада, человеческих внутренностей, во рту скопилась горькая слюна.
А потом всё закончилось. Стих шум, смолкли Нэндру вдруг подтолкнул Жугу вперёд и указал на землю перед собой. Там в предсмертных муках корчился мальчишка одного с Жугой возраста. В руках он сжимал топорик весь в зазубринах и сколах.
— Добей, — приказал хозяин.
Жуга сглотнул, но лицо Нэндру выражало такую мрачную решимость, что спорить мальчик не осмелился. Скажешь что, а тебя самого тут рядышком положат. Может даже добивать не станут, так дохни. Жуга сжал покрепче дротик и ударил что было сил. Видать, удачно попал, в сердце. Брызнула кровь, маленького оборотня скрутила последняя судорога. Всё было кончено. Хозяин хлопнул Жугу по плечу, да так, что мальчишка рухнул на землю.
—
Чисто ударил, — похвалил Нэндру. — Толк будет.Жуга посмотрел на мёртвое тело у своих ног и с трудом встал на четвереньки. Желудок мучительно сжимало. Там-то его и вырвало, прямо на тело убитого оборотня.
Воины осматривали захваченное селище, добивая встреченных оборотней. Они не делали разницы между мужчинами, женщинами и детьми. И то сказать, женщины сражались наравне с мужчинами, бросаясь на захватчиков с большей яростью и сноровкой, чем их мужья и братья. Это не спасло селище. Среди захватчиков раненых было мало. Оружие лесных жителей не пробивало их железной брони. Немногие раны наскоро перевязывались тряпками. Жугу спасло то, что он держался за хозяином. Из разговоров он понял, что часть оборотней всё-таки ушла — подземными норами, входы в которые воины сейчас нашли и на всякий случай поспешили засыпать.
А потом приехал Кабан. Один, на простой лошади, даже похуже, чем Жуге выделил. Огляделся, покачал головой, подошёл к Нэндру.
— Видишь, всё без обмана, — сказал Кабан. Нэндру засмеялся.
— Сам не поехал, — презрительно произнёс он.
— Каждый своё дело должен делать, — отозвался Кабан. Он заглянул в ближайший амбар. Тот стоял нетронутым — защитники селища не пытались оборонять амбары, они защищали только дома, в которых остались их дети. Перешёл к другому, поцокал языком, потом вернулся к Нэндру. Тот кивнул. Жуга вяло удивился, чего это они, но Кабан вдруг громко свистнул, а потом два раза ухнул ночной птицей. В ответ раздался такой же сигнал. Вскоре в разорённое селище выехали незнакомые мужики с телегами. Они покосились на Кабана, потом на захвативших селище воинов, а потом прямо пошли к амбарам и принялись грузить найденное там добро на телеги. Между собой они общались короткими рыкающими словами. Жуга присмотрелся к тому, что они вытаскивали, и аж ахнул! Он-то думал!... Дома тут простые, люди просто одевались, а в амбарах… там и пушнина, и сукно, и мешки какие-то, и чаши драгоценные… где-то просыпался — просыпался, как будто лишний! — янтарь. Бочонки, похоже, с мёдом, кожи, рога, камни разные… Кабан подошёл к мужикам, сунул мешочек с чем-то тяжёлым, погрозил пальцем, потом повернулся к Жуге.
— Как, сынок, не ранили тебя? — с фальшивой заботой спросил он. Нэндру засмеялся. Жуга помотал головой. Вроде он целый… да и с чего Кабану заботиться?... Тем временем мужики опустошили амбары, сели на телеги и уехали. Никто их не останавливал.
— Оборотни? — коротко спросил Нэндру, кивая им вслед. Использовал он местное слово.
— Они самые, — кивнул Кабан. Ему осталась одна доверху нагруженная телега и выглядел он весьма довольным. — Через пяток дней золото привезут, ты уж не сомневайся. У меня всё без обману.
— А не привезут, мы и без него повеселимся, — посулил Нэндру, одаривая Кабана тяжёлым взглядом. Но тот только заулыбался, вроде как заискивающе, а вроде как и нет. Жуга бы немного дал за того человека, который задумал Кабану-то грозить, но Нэндру, может, этого ещё не знал.
— Давай возвращаться, — предложил Кабан. — Пировать будем, а? Вино ещё осталось, а там и новое привезут.
Жуга и раньше-то не сказать чтобы много бездельничал, а теперь по сторонам-то смотреть некогда оказалось. Чужаки-то теперь стали каждый день с утра биться друг с другом — не всерьёз, а для выучки, и Жугу тоже гоняли. То подай-принеси-не мешай, а то принимались за свои мучения. Уставали если или так, поглумиться хотели, развеяться. На коня усадят и кричат — спину не так держишь, ноги не там, руки не туда. Упал, получил оплеуху, дальше лезь, если плетью не хочешь. А то палку дадут уж не просто махать, а тоже кричат. Спину выпрями, ноги согни, нет, не так, а плечи зачем задрал?! И сразу палкой тычут туда, где неправильно. Или дротик дадут — кидай, говорят, да чтобы в то полено попадал. И так с утра, аж до завтрака, потом поесть и снова гоняют. То сядь, то встань, то прыгни, то пробеги. То через тын перелезь. А сбежишь, к мамане там или так отдохнуть, поймают, дурь выбьют, и дальше гоняют. Других-то мальчишек отгоняли. Даже издалека посмотреть не позволяли. Увидят если, плетьми гонят, да не как Жугу, а до мяса бьют. Вскоре Жуга и сам от пришлых-то не отходил. Мальчишки-то в него камнями начали бросаться, ежли одного встретят. Он даже думал — сказать, может, пришлым, потом понял — ещё и сами добавят, что постоять-то за себя не может.
Но всё ж не пропустил телегу-то с золотом. И впрямь через пять дней приехала. Другие мужики привезли, но похожие на тех, что добычу-то из лесного селища вывезли. Тоже одетые в одну только кожу, и говорят как взрыкивают. Вроде и понятно, а вроде нет. Жуга поближе-то подобрался и подслушал, что они говорят. Мол, вот Кабану обещанное, что за награбленное добро выручили, и теперь-то они вроде как с ним рассчитались за то, что он лес от их врагов-то расчистил. Больше они ему помогать ни в чём не станут. Кабан на это только засмеялся, а один мужик, матёрый, косматый, вдруг добавил, мол, чужаки его свояка убили, так он того, кто его шкуру-то взял, найдёт и накажет. Кабан-то заспорил, они тоже разозлились, сошлись потом, что мужик пусть как хочет делает и, если что не по нему выйдет, пущай на себя пеняет, на Кабане крови не будет.