Корона Тафелона

— Ты дочка рыцаря лю Дидье? — с ехидной усмешкой спросила монахиня, как будто у неё были причины в этом сомневаться.

— Да, меня зовут…

— Нинета, — подхватила монахиня. — Ну, а я — матушка Онория, аббатиса обители сестёр-созерцательниц.

Эрна удивлённо захлопала глазами, потом сообразила и поцеловала аббатисе руку.

— Никогда не слышала? — с той же ехидцей спросила матушка Онория.

— Я… нет… я выросла в Тафелоне… моя кормилица… я… в Тафелоне…

— Нет сестёр-созерцательниц, — подхватила матушка Онория. Это звучало так, как будто святоша обвиняла Эрну в какой-то страшной ереси. Например, в том, что девочка выросла в Тафелоне. — Ты хорошо говоришь по-хларски.

— Да… отец послал за мной человека, который учил меня, — пояснила Эрна.

Матушка Онория перешла на тафелонский.

— Ты не помнишь матери? Видела ли ты своего отца?

— Конечно видела! — вспыхнула девочка. — Он послал за мной слугу и тот привёз меня в его замок!

— А до этого? Раньше — видела? А он тебя?

Эрна покачала головой. Этот вопрос они обсуждали с госпожой Татин и Вилем.

— Он приезжал в нашу деревню под Перком [49] , - пояснила девочка. — Но я видела только высокого всадника, который смотрел на меня и ничего не говорил.

49

Перк — город на северо-западе Тафелона.

— Ты ведь помнишь свою кормилицу, моя милая?

— Мамушку Лоре, — кивнула Эрна, вспоминая родную мать и чувствуя, как у неё расслабляется напряжённое лицо.

— А священника в вашей деревне?

— У нас в деревне нет священника, — возразила Эрна, которой Виль рассказал всё, что мог, про ту чахлую деревеньку, в которой она якобы выросла. — Мы ходим молиться через лес в город, в церковь у Бычьих ворот. Я всегда исповедовалась отцу Луцу.

— Мужское-то платье небось часто носишь? — не отставала матушка Онория. Глаза девочки наполнились неподдельными слезами.

— Неправда! — закричала она. — Это господин Гильбэ, он заставил меня!

— Ах, заставил! — засмеялась матушка Онория. Эрна почувствовала, как что-то в ней лопается, как слишком туго натянутая струна на виуэле тётушки Веймы.

— Заставил! — настойчиво повторила она. — Он хотел, чтобы я обрезала волосы! Я никогда бы в жизни не согласилась! Но он сказал, что мне нужно…

— Бежать в Сейр, — подхватила святоша. Эрна удивлённо замолчала.

— Откуда вы знаете? — прошептала она.

— А куда ещё? — удивилась матушка Онория. — Там же двор наследника.

Она деловито оглядела девочку с ног до головы и положила руку ей на плечо.

— Пойдём со мной, милочка. Мы оденем твоё тело в одежды послушницы и твоей душе сразу станет лучше, когда ты воззовёшь к Заступнику и помолишься.

Эрна кивнула.

— До вечерней молитвы ещё далеко, — продолжала святоша, — ты успеешь поесть, пожалуй… хочешь о чём-то спросить?

— Да, — прошептала девочка. — Что случилось в Ароле?

— А что там может случиться? — удивилась матушка Онория. — Вражьим чародейством ютанцы разрушили стену и ворвались в город. Слышала как грохотало? Гильбэ… казначей небось? спас тебе жизнь, милочка. До сих пор идёт резня и грабёж.

— А вы… — не выдержала Эрна. Они ведь тоже были хларцы! Да только посмотреть на их лица да послушать как они говорят! — Разве вы…

— А мы поклялись служить Заступнику, — строго ответила матушка Онория, ненадолго прекратив улыбаться. — Будь уверена, ни оборотни, ни колдуны не будут бесчинствовать на нашей земле.

Сказав это, она так строго взглянула на девочку, что ей стало не по себе.

* * *

Аббатиса проводила девочку в большую, отдельно стоящую палатку, которая казалась даже белее, чем остальные. Войдя туда, девочка обнаружила двух женщин, одну ровесницу своей матери, вторую помоложе, и двух чёрных собак, ростом не уступающих давешним, только шерсть у них была покороче и морды свирепее.

— Это риканские мастифы, — пояснила матушка Онория, проследив взгляд девочки. Псы вскочили на ноги и глухо рычали. — Иниго и Вито. Мне подарил их пинский рыцарь, которого я вылечила. Иниго, Вито, сидеть!

Псы сели, по-прежнему глухо рыча. В палатке были такие же столик и сундучок, как у отца Бенлиуса, но вместо чурбаков стояли лёгкие складные стульчики. Часть пространства была отгорожена занавеской.

— Это она, матушка Онория? — спросила монахиня постарше. Абатиса кивнула. — Добро пожаловать, дитя. Я — сестра Арнод, а это — сестра Дезире. Она только недавно приняла постриг.

Сестра Дезире встала, прошла за занавеску и поманила Эрну за собой. Девочка оглянулась на матушку Онорию, та кивнула, и Эрна, замирая, прошла мимо рычащих мастифов.

За занавеской обнаружился топчан, на котором лежали три тюфяка, укрытых тонкими шерстяными одеялами. Поверх одного из них лежало белоснежное платье.

— Сними эти тряпки, — предложила сестра Дезире и прыснула со смеху. Из-за занавески тут же раздался смешок и предупреждающий кашель. — Мы бросим их в огонь, а ты наденешь одежды нашего ордена.

Эрна поторопилась воспользоваться предложением. Каждый — каждый! — встреченный мужчина пялился на её ноги. Это было невыносимо.

Как оказалось, монахини предлагали ей сорочку из грубой ткани, но тщательно отбеленную, белое же просторное платье с длинными рукавами, которые не были ни широкими, ни узкими, и поверх всего этого — прямое одеяние, до того жёсткое, что, казалось, поставленное на землю, оно продолжало бы стоять. Рукавов у этого одеяния не было, зато были разрезы примерно на уровне пояса, которые позволяли отвязать от пояса на нижнем платье кошелёк, если в нём была нужда. Когда девочка принялась навешивать на пояс свои мешочки, сестра Дезире остановила её и позвала матушку Онорию. Прежде, чем девочка успела что-то предпринять, монахини развязали все завязки и высыпали все пожитки девочки на одеяла.

— Ты настолько тщеславна, дитя моё? — не то спросила, не то укорила Эрну аббатиса, обнаружив зеркало. — А зачем тебе эти орехи?

Речь шла об орешках, которые красили волосы в чёрный цвет.

— Если их растолочь с мёдом, они помогают от кашля, — пояснила девочка, чувствуя, как колотится сердце.

— Вот как? — подняла брови матушка Онория. — А эти ягоды?

— Они помогают прочихаться, — ответила Эрна.

— Кто научил тебя этому, милочка? — нахмурилась аббатиса.

— Бабушка М'eта, — ответила Эрна. — Она… ну… была сестрой матери мамушки Лоре и лечила людей в нашей деревне.

— А кто учил тебя ездить в мужском седле?

— Сержант Эгон. Он… ну… приезжал в нашу деревню… к мамушке Лоре.

— Зачем он приезжал? — не отставала аббатиса. Эрна покраснела. Врать было не так-то просто.

— Он ночевал у неё! — пояснила девочка с видимой неохотой. — А меня в сарай выгоняли. А днём он добрый был. Говорил, когда нагбарцы приходили, его семья… нехорошо с ними сделалось. Учил поэтому.

— И нож тебе сержант Экон подарил? — хмыкнула аббатиса.

— Нет, — ответила девочка на всякий случай. — Это от кузнеца. Мамушка Лоре разрешила перевязать ему руку.