Коронованный лев
Шрифт:
— Мы разберемся, — пообещал я. — Должны разобраться. Рай, ад — наш мир, похоже, и без них чертовски интересное место.
— Тебе всегда надо поминать?.. А, ладно. — Огюст насуплено отмахнулся.
— Не пора ли нам? — спросил я.
Огюст оглянулся, сделал большой глоток и словно увидел оружейную впервые. Сегодня я сто раз смотрел на нее так же. Тяжелые тени, тяжелые гобелены, громоздкие латы вдоль стен. Что тяжелей и настоящей — металл, тени, прозрачный свет?
— Все разошлись?
— Уже полчаса назад.
— Наверное, пора… — он не двинулся с места.
Я посмотрел на него, раздумывая. Не сделает ли он тут что-нибудь
— За тобой прислать, чтобы тебя проводили?
— Нет. — Он продолжал сидеть, с ненавистью глядя на пламя свечей. Надо будет прислать.
— Ладно. Я сейчас к Диане, пожелать ей доброй ночи. Если хочешь… — Мне очень хотелось отвлечь его от других мыслей.
Огюст прикусил губу. Зря я это сказал. Сейчас он заплачет.
— Нет, я… — кажется, он справился с собой. — Передай ей привет, — сказал он с деланной непринужденностью.
— Хорошо.
Я поднялся и поставил опустошенный бокал на ясеневый столик.
— Тебе везет, — тихо проговорил Огюст. — Ты всего лишь ее брат.
Везет… А Жанна дю Ранталь? Нет, хватит об этом.
— Ты прав. Мне легче. Доброй ночи, Огюст.
Я повернулся и вышел из оружейной залы, смерив презрительным взглядом какой-то шлем, глупо скалящийся мне вслед. Огюст остался допивать свой херес в одиночестве.
Я прошел под темными сводами, одновременно непривычными и знакомыми до мелочей, создающими ложное впечатление незыблемости чего бы то ни было. У лестницы мне встретился Персеваль — огромный рыжий кот с бандитским нравом, отцовский любимец. К людям он рассеянно дружелюбен. Я остановился почесать его за ухом. Персеваль издал утробное урчание, сосредоточенно обнюхал мою руку, более сосредоточенно чем обычно, потерся о нее широкой щекой в знак признания, и отправился на неведомый ночной промысел, небрежно помахивая чуть-чуть ощипанным в недавней драке хвостом.
Перехватив первого попавшегося из слуг, я послал его найти Бернара — личного лакея Огюста, чтобы тот присмотрел за своим хозяином и, как и собирался, направился к Диане.
— Кто там? — осведомилась на стук моя сестрица.
— Джек-Потрошитель, — отозвался я мрачно. Нет, шутки все же не клеились.
— Входи, — сказала она.
Голубой, золотистый, немного малинового и бежевого — в этих красках была комната Дианы, которой придавали романтический задор приколотые к затягивающим стены тканям или пристроенные иным образом засушенные цветы и разноцветные перья и еще более романтические предметы — охотничьи рожки, пистолеты над камином и пара тонких кинжальчиков в ворохе вееров и кружев, с рукоятками, отделанными жемчугом и сапфирами. Из ненакрытой еще клетки с позолоченными прутьями посверкивала глазками-бусинками желтенькая канарейка.
Диана подвинула свой стул, отвернувшись от стола с раскрытой книгой, и посмотрела на меня загадочным взглядом. На ней было мягкое домашнее синее платье с широкими рукавами. Распущенные золотые волосы мягко светились в полумраке.
— Что-то читаешь? — спросил я. Вопрос выскочил сам по себе. Ловко… Я хотел поговорить совсем не об этом.
Диана с легким изумлением оглянулась на книгу.
— Наверное. Все-таки Роланд был порядочным болваном, ты не находишь?
Вежливо и отстраненно, как по писаному. А чего же я все-таки хотел? Я даже не мог припомнить… Мог только подхватить:
— Ганелон не лучше — будь у него хоть капля мозгов, не кончил бы так плохо. А уж за что казнили всем скопом его родню, включая
детей?.. — Это, наверное, знает только тот, кто две недели спустя с радостью откликнется на зов набата. А что бы сделали мы, если бы не знали? Нет, не так. Мы уже знаем. И что сделаем теперь? — Просто не знаю…— Люблю я «благородные» рыцарские истории, — мрачно сказала Диана.
Я слегка улыбнулся, понимающе кивнув ей, и сел в обитое синим бархатом кресло.
— Блуждаешь как Персеваль? — спросила Диана выжидающе.
— Да, ты точно угадала. Легенды… как теперь можно говорить с уверенностью, что было и чего не было? — Нет, снова не то, хотя, почти то, но не совсем. Что ж, будем рубить сплеча, хотя снова — о том ли это? — Огюст просил передать тебе привет.
Глаза Дианы стали холодными. Как синий лед. Снаружи. Но так ли было внутри?
— Это ничего не значит, — сказал я. — Просто ему сейчас тяжело…
— Ему? — отстраненно проговорила Диана. — А нам сейчас легче?
Я посмотрел на нее. Живая фарфоровая статуэтка, изысканная и хрупкая. Несмотря ни на что, ни на свой нрав, ни на свой ум. Слишком уязвимая. И ей тоже досталось это бремя. Какая дикость. Ей же всего семнадцать.
— Нет. Но по-другому.
Диана молча кивнула.
— Ты, наверное, считаешь меня никчемной, — сказала она негромко и ровно.
Я посмотрел на нее изумленно.
— Нет.
— Считаешь. Я помню, что ты говорил утром. — Глаза Дианы оставались холодными. — А самое мерзкое в этом то, что я сама так считаю.
— Ди… — я не нарочно сократил ее имя. Так уж вышло.
Диана слабо улыбнулась. Кажется, эта случайность пришлась ей по душе, даже лед немного оттаял, будто я прикоснулся к нему и согрел.
— Вот такие дела, Поль… — в ее голосе зазвучали затаенные слезы. — Я всегда считала себя сильной и свободной. Меня окружали хорошие люди. Но теперь — я просто не знаю, что делать. Вы хотя бы сражаться можете. А что могу я? Знаешь, было бы другое время, я, наверное, могла бы, а тут?.. Почему так… Почему все так?.. Да черт побери Огюста?! И он еще считает, что ему не повезло?! — Диана запальчиво вскочила и зачем-то схватила со стола кинжал, будто собиралась всадить его в книгу. — Да что у него за глупости на уме?!
— Он просто боится стать предателем.
Диана бросила на меня ошеломленный взгляд.
— Ах, вот о чем… — пробормотала она еле слышно. — Да, конечно. — Диана чуть прикусила губу и бессознательно погладила книгу. — Но я и тут ничем не могу ему помочь.
— Не только ты, Диана. Мы все по-своему никчемны.
Диана всхлипнула, глядя в потолок. Каким-то чудом ее глаза оставались сухими. Я подошел и взял ее за руки.
— Мы действительно все таковы. Вот и все.
Она уткнулась носом мне в грудь и я мягко погладил ее золотые волосы. Диана пошевелилась и вдруг принялась тыкать меня пальцем, в плечо, будто проверяя, настоящий я, или нет.
— Но мы все еще живы, да? — проговорила она с надеждой.
— Раз еще можем об этом спрашивать, наверное, живы, — предположил я.
Диана испустила легкий смешок. Случайно посмотрев в сторону окна, я замер. Там висела луна, абсолютно круглая, как в фильме про оборотней.
— Ты видела, какая сегодня луна?
— Видела, — сказала Диана. — Ты не подумывал о том, чтобы застрелиться серебряной пулей?
Как Ян Потоцкий? Кто знает, почему именно он это сделал.
— Только что подумал. Но не буду. Из принципа.