Корпорация Vallen'ok
Шрифт:
Глава 3
Утро началось с того, что Момо, моя французская бульдожка с лицом разочарованного философа, уселась мне на грудь и принялась пристально разглядывать мою голову, словно на её месте выросло что-то другое. Я попытался пошевелиться — голова закружилась, словно я только что сошел с карусели «Адская восьмерка», а тело отозвалось тупой болью где-то между «зачем я вообще жив» и «надо бы встать». Фурукава, хирург, оперировавший меня после травмы (а я до сих пор не выяснил все её обстоятельства), велел приходить на осмотр завтра, а значит, сегодня у меня будет день домашних подвигов,
Первым делом решил навести порядок, хотя логически было бы тут все сжечь. Останавливало только то, что новое мне не на что приобрести. Мой «предшественник» не отличался ни чистоплотностью, ни склонностью к порядку. И собаку он воспитал соответственно, два сапога пара. Точнее два валенка, если уж на то пошло.
Пока я, скрипя зубами, пытался собрать разбросанные носки и объединить их в пару, что оказалось самым сложным (один почему-то оказался в микроволновке), Момо, словно демон саботажа, носилась по квартире, подкладывая под ноги игрушки. Ее новая — резиновый медведь с пищалкой, купленный накануне вечером, трижды отправлял меня в рискованный танец на грани падения. В четвертый раз я всё же врезался коленом в стол, зато открыл для себя новый уровень японского фольклора, произнеся несколько непечатных слов, о которых раньше даже не подозревал. Видимо подключилась память бывшего хозяина этого тела.
Под диваном обнаружил следующий набор: частично обгрызенный когда-то давно и уже засохший кусок курицы, напоминающий мумию фараона-неудачника, пропавший пульт от кондиционера (явно Момо забрала как очередную игрушку), фотографию девушки, которая, судя по пыли валялась здесь со времен эпохи Цин.
Мытьё пола превратилось в дуэль. Я — с тряпкой, Момо — с мокрыми лапами, оставляющими следы в форме лапок ровно там, где я только что протёр. Когда я наконец поймал её, чтобы вытереть лапы, она фыркнула мне в лицо с таким презрением, будто я предложил ей стать веганом.
К полудню, когда влажная уборка была завершена, а голова перестала напоминать колокол, мы отправились гулять. Чтобы не смущать прохожих видом раны на голове, нацепил нелепую бейсболку, которую нашёл на верхней полке в шкафу. Момо, как истинная француженка, терпеть не могла спешки. Она шла, важно переваливаясь, будто королева, инспектирующая свои владения. Пока я размышлял, как объяснить соседям, что «собака не толстая, у нее такая конституция», Момо внезапно села перед детской площадкой и замерла.
— Ну давай же, пойдём, — пробормотал я, дергая поводок.
В ответ — лишь многозначительный взгляд. Тогда я достал из кармана печенье. И тут случилось чудо: Момо встала на задние лапы, положила передние мне на колени и медленно поклонилась, как самурай перед битвой. Рядом застыла девочка с мороженым.
— О-го-го! Собака-самурай! — воскликнула она, восторженно глядя на моего пёсика.
— Нет, — гордо ответил я. — Собака-бульдог. Но с хорошими манерами.
Придя домой с прогулки, решил навести теперь порядок в шкафу. Какая же это оказалась ошибка. Шкаф мне выдал: пальто с пятном, похожим на карту Антарктиды, коробку с ещё одним десятком непарных носков (остальные, видимо, потаскала Момо); футболку с надписью «Я люблю суши», которую я бы не надел даже на Хэллоуин. Момо, как всегда, помогала: залезла в шкаф и зарычала на свитер, приняв его за врага. Потом нашла резиновую курицу (откуда?!) и устроила
бой с тенью.— Может, хватит? — спросил я, вытаскивая из её пасти свой единственный галстук.
В ответ получил взгляд: «Ты просто завидуешь моей карьере в боксе». В этот же момент зазвонил телефон. «Танаки-сан» — высветилось на экране.
— Канэко-сан, — голос Танаки-сана в трубке напомнил скрежет тормозов. — Вы где? У нас тут запарка, новые поступления грузов, людей на складе не хватает!
— Я на больничном, — процедил я, глядя, как Момо схватила в зубы бумажку с диагнозом. — Пришлю фото выписки.
— Фото? — он фыркнул. — А вдруг вы её в фотошопе сделали?
— Тогда попрошу Момо заверить подлинность печатью лапы, — не выдержал я.
Тишина. Потом гудки. Похоже, Танака-сан не оценил сарказм. Зато Момо оценила — подарила мне кусок обоев.
Клиника пахла антисептиком и чистотой, свет ламп резал глаза, а тишину нарушал только монотонный стук клавиатуры из регистратуры, да неторопливое шарканье бахил по коридору. Я вертел в руках ключи от квартиры, Момо осталась запертая дома в одиночестве. Интересно, переживёт ли мой аккуратно заправленный диван её месть?
— Проходите! — из-за двери донесся уже знакомый мне голос.
Фурукава сидел за столом, изучая мою историю болезни. Его белый халат был безупречен, а взгляд — пронзительным, но усталым, будто за сегодняшний день он увидел всё, начиная с рваных ран и до дыр в человеческой душе.
— Канэко-сан, — он щёлкнул ручкой, — голова ещё на месте? Или уже сдаёте позиции?
Я почесал голову, стараясь не задеть шов.
— Пока держусь. Если не считать, что вчера перепутал соль с сахаром.
— Здорово, — хирург хмыкнул, снимая стерильные перчатки. — Самочувствие? Головокружение? Тошнота? Желание пересмотреть жизненные решения?
— Последнее — постоянно. А так… будто после десятичасового караоке под «энка» в исполнении пьяных самураев.
— Нормально, — он сделал пометку. — А причины травм помните?
Я замер. В памяти всплывали обрывки: скрип ступенек, темнота. И ещё — запах дешёвого одеколона, смешанный с табачным дымом. Чьи-то резкие голоса: «Держи его! Давай быстрее!». Но лица расплывались, как кляксы от кофе на белой скатерти.
— Кажется лестница была, — замялся я, изображая, что усиленно пытаюсь вспомнить. — Наверно я упал, скатился по ней. Вроде бы так.
— Вроде бы? — Фурукава приподнял бровь. — Пробитая голова, переломы ребер, ссадины на спине в форме ботинка, гематомы на предплечьях. Вы либо катились по лестнице с пятого этажа, либо вас использовали как боксёрскую грушу.
— Знаете, как бывает, поскользнулся, упал, очнулся — гипс, — я махнул рукой, будто отмахиваясь от комаров, но внутри всё сжалось.
— Ага. Типичный сюжет для учебника по травматологии про взаимосвязь травм с Земной гравитацией. — Он откинулся на стуле, сложив руки на груди. — Шов заживает. Но мозг не резиновый. Если продолжите летать с этажа на этаж, в следующий раз соберу вас, как конструктор без инструкции.
— А на что это похоже? — спросил я и ткнул пальцем в свой лоб. — Характер травм, я имею в виду.
Фурукава на секунду задумался, вертя в руках неврологический молоточек
— Представьте, что ваш мозг — это мягкий тофу. А череп — ланч-бокс. Теперь встряхните.