Корпорация

Малышев вдохнул, выдохнул, мысленно досчитав до восьми:

— Давайте прогуляемся. А потом — ужинать!

Они шли некоторое время молча по аллейке Александровского сада.

— Так что случилось, Настя? На вас лица не было, когда я приехал… — осторожно вернулся Малышев к оставленной теме.

Тут был свой резон. У девушки проблема, ей, скорее всего, требуется помощь — и вот он, рыцарь в сияющих доспехах, спешит на выручку и спасает ее от всех на свете страховых случаев…

Настя молчала.

— Я не просто так спрашиваю, — снова подступил Малышев, — Может быть, я сумею вам помочь? Решу вашу проблему?

Настя вдруг усмехнулась:

— Вот вы-то, Сергей Константинович, точно не поможете.

— Почему это? — он даже остановился.

— Потому что моя проблема, как вы выразились, вы и есть.

Она совершенно не собиралась ничего ему рассказывать. Это было бы предательством. Она не может, не должна жаловаться совершенно чужому человеку на того, кто был и остается главным в ее жизни. Но музыка сделала свое черное дело: ни охоты, ни сил говорить неправду у Насти не осталось.

— Я сегодня поссорилась с человеком. Очень сильно, мы никогда раньше так… Из-за того, что я приняла ваше приглашение.

— С каким человеком?

— С моим женихом.

— С женихом?!

Они стояли посреди аллеи, и люди огибали их с обеих сторон, снова смыкаясь в единый поток.

— А что вас так удивило? — спросила Настя с холодком, — Я что, произвожу впечатление девушки одинокой и всеми брошенной?…

Да. Именно такое впечатление она и производила. Не столько брошенной, сколько потерянной, забытой, неприкаянной, которую немедленно надо найти, отогреть и спасти от злобного мира.

Жених? Какой еще жених?! Его не может быть, не должно. И вообще, она ни о чем таком и не… Стоп! А с чего она должна была об этом рассказывать? Ее кто-то спрашивал об этом?

Не спрашивали. Малышев с первой секунды уверовал в ее одиночество, и даже не подумал что-либо уточнять. Жених, значит…

— Я должен принести свои извинения? — он постарался спросить как можно язвительнее, но вместо этого в голосе прозвучала явная обида.

— Не сердитесь, — она чуть коснулась его руки, второй раз за вечер — на секунду только, как будто этот короткий жест должен был его успокоить, — Глупо все это вам говорить. Но я так расстроилась…

Спокойно, сказал себе Малышев. Ну, жених. Ну и что? Ты что, на его место претендуешь? Нет, не претендуешь. Жених сам по себе, ты — сам по себе. Отродясь не мешали ему чужие мужья и любовники. План прост и краток, и неприятное открытие никак на него не повлияет. Надо побыстрей сменить тему… Но вместо этого он спросил:

— Вы рассказали ему, что идете со мной на концерт?

— Конечно, — Настя недоуменно пожала плечами, — Он же со мной никогда не ходит. Не любит. Иногда я хожу одна, иногда с кем-то из приятельниц… На этот раз — с вами. И я не понимаю, из-за чего он так…

Ощущение было такое, как будто в него ледяной воды налили — от пяток по самую маковку. Вот, значит, как. Со мной — как с подружками. Ага.

— А вы не думаете, — сказал он с каким-то даже присвистом, — что есть некоторая разница между вашими приятельницами и мною? Я мужчина все-таки… — и осекся, сообразив, как комично это звучит.

— Есть разница, — ответила Настя неожиданно резко, — И я не буду делать вид, что ее не существует, но… Вам простительно, мы знакомы без году неделю… Но Макс…

Макс?!

— …Макс знает меня давно и очень хорошо. И он должен понимать, что если я собираюсь выйти за него замуж — а я собираюсь выйти за него замуж — я никогда, не из каких соображений не буду встречаться с другим мужчиной. Ну, в смысле… — она вдруг смутилась, — О, господи… Вы меня поняли.

— Вы его любите? — спросил Малышев после долгой паузы.

Она сложила на груди руки:

— Не очень корректный вопрос, Сергей Константинович…

— Зато простой и важный. Любите?

— Не знаю, — выдохнула она. Подумала, помолчала, — Вы поймите, так много значения придается этому слову, что уже невозможно понять, что же оно, в конце концов, означает. Люблю? Не люблю? Откуда я знаю? Сравнить не с чем… Нет, можно, конечно, есть какие-то эталоны… Ромео и Джульетта, да? Там-то, конечно, любовь была настоящая. Но там, как вы помните, все умерли. А я вот живу…

Она стояла, глядя в ту сторону, где играла музыка и светились огоньки фонтанов.

— Значит, не любите, — резюмировал Малышев, — Значит, у меня все-таки есть шансы…

— У вас всегда есть шансы, — ответила тихонько Настя, — И вы это прекрасно знаете. Но в данном случае дело не в вас.

— В Максе? — уточнил Малышев и удивился, до чего, оказывается, неприятно и неказисто это имя.

— И не в Максе. Дело во мне. Встречаться с одним, давать обещания другому… Не умею я этого. И учиться не хочу.

Сейчас же, немедленно, надо было взять и поцеловать эту высокоморальную девицу на глазах у множества людей. И никуда б она не делась — сдалась бы, обмякла… Но Малышев оцепенел, глядя на хмурое бледное личико в обрамлении темных, гладко зачесанных волос.

— Можете считать меня «динамой», если хотите, — сказала она вдруг, — Или как это у вас там называется… Я готова извиниться, если расстроила ваши планы. Мне пора.

— Пойдете мириться со своим женихом?

Настя подняла удивленные глаза: так по-детски обиженно прозвучал вопрос.

— Нет. Пойду домой. Посмотрю телевизор. Или почитаю чего-нибудь. Лягу спать.

— Я вас отвезу…

— Спасибо, не стоит. Я сама…

— Настя, — тон Малышева стал неожиданно жестким, — Вы живете в совершенно бандитском районе, кругом пьяные пролетарии. И наверняка ни одного фонаря в округе. Куда вы пойдете одна так поздно? Если вы не хотите, я не поеду с вами. Вас отвезет мой водитель.

— А вы?

— А я уж как-нибудь доберусь.

Они прошли к стоянке. Малышев усадил в машину вконец растерявшуюся Настю. Хотел уж было решительно хлопнуть дверцей, не прощаясь (динамо и есть! Нет, вы видели, а?!…), но вместо этого наклонился к девушке и сказал:

— Вот что, лапушка. На твои моральные устои я не покушаюсь. Но и сдаваться не намерен. Так что, оставляю за собой право действовать дальше на свое усмотрение… Идет?

И пока Настя соображала, что может означать сделанное им заявление, он легко поцеловал ее в щеку и закрыл дверь.

Машина отъехала. Малышев посмотрел ей вслед, сказал непечатное и подошел к джипу охранника:

— Подбросишь?

… Уже дома он набрал телефон Шевелева и, без всяких вступлений, попросил:

— Жора, личная просьба. Записывай: Артемьева Анастасия, институт Стали и сплавов, аспирантка. Меня интересует все, что связано с ней. И… с неким Максом. Нет, фамилии не знаю. Это ее жених, кажется. Хорошо. Буду ждать. Пока!