Корпункт

Иван припомнил — да, соответствующая цитата в тексте имелась. Но всё равно вступление выглядело притянутым за уши и вычурным до оскомины. Неужели нельзя без этой словесной эквилибристики?..

— Извините, — окликнул Павел, просунувшись в кабинет, — там опять из типографии спрашивают. Говорят, мы сроки срываем.

— Заканчиваю, — буркнул Иван.

Перечитав последнюю фразу, он вычеркнул словечко «любезно». Было искушение переформулировать весь абзац, но Иван сказал себе — стоп. Что успел, то успел; совершенство, как известно, недостижимо…

Гранки со свёрстанным интервью вернулись из типографии, когда на улице было уже темно. Заглянув к корректору и понаблюдав, как тот заканчивает вылавливать опечатки, Иван всё-таки не сдержался — остановил посыльного, который, получив финальную версию, готов был снова мчаться к наборщикам:

— Ещё буквально секунду. Исправлю тут одну мелочь…

Он вычеркнул из аннотации выражение «на высокую палубу» и написал вместо этого «на борт дирижабля». Подумал — вот так-то лучше. Сила — в простоте, и нечего выкаблучиваться…

Редакцию он покидал последним. Постоял на пороге, прикрыв глаза и представляя, как пойдёт сейчас и закажет кружку крепкого пива, а потом сразу ещё одну. Чтобы хмель вымыл из головы словесную шелуху, накопившуюся за эту неделю; чтобы буквы, рукописные и печатные, перестали роиться в памяти надоедливой мошкарой.

Прохладный апрельский ветер лизнул его в щёку, забрался за воротник. Иван, поёжившись, зашагал вдоль цепочки ауксилитовых фонарей. Со двора ближайшего дома донёсся смех; кольнула мимолётная зависть — все веселятся с домашними и друзьями, а он вернётся в пустую квартиру, как и обычно. Так стоило ли менять шило на мыло, сиречь Подмосковье на новый мир?

Впрочем, эта детская жалость к себе затухла довольно быстро. Иван тряхнул головой и, спустившись по ступенькам, шагнул в трактирный низок, наполненный многоголосым шумом.

Утро выдалось неприветливым.

Голова не то чтобы совсем уж раскалывалась (у него хватило ума не упиваться в дым), но мысли ворочались тяжело. Мучила жажда; он открыл кран и, наполнив стакан холодной водой, выпил единым махом.

А в следующую секунду в дверь позвонили.

«Кого ещё принесло?» — неприязненно подумал Иван и проковылял в прихожую.

На пороге стоял усатый обозреватель.

— Что случилось, Борис Ильич? Проходите.

— Нам нужно поговорить.

— И о чём же?

— К великому сожалению, о вашей некомпетентности.

— В каком смысле?

— Вот, извольте взглянуть.

Обозреватель сунул ему свежеотпечатанную газету. Иван схватил её, лихорадочно просмотрел, больше всего опасаясь встретить ошибку где-нибудь в заголовке. Но нет, никаких ляпов не обнаружилось — по крайней мере, с первого взгляда.

— Простите, а в чём конкретно проблема?

— Проблема, Иван Егорович, в том, что вы без моего ведома внесли правку, которая недопустимо исказила смысл текста.

— Слушайте, Борис Ильич, давайте конкретнее. Где я что исказил?

Усач ткнул пальцем в аннотацию к интервью:

— В оригинале было сказано: «Не обязательно подниматься на высокую палубу». Вы же задним число исправили…

— А, ну да. Звучало глупо, вот и исправил. Какая, блин, «высокая палуба» у дирижабля-грузовика? Вы его вообще видели? Маленькая кабинка, и трос свисает… Чего вы так распсиховались? Чисто косметическая правка, логики ради…

Обозреватель посмотрел на него как директор школы на второгодника:

— Да будет вам известно, Иван Егорович, что «высокая палуба» — не что иное как эвфемизм, обозначающий правителей государства. Столичная резиденция князя с определённого ракурса напоминает корабль — отсюда и пошло выражение, известное всем и каждому в этом мире. Ещё раз подчеркну — всем и каждому! Кроме разве что некоего редактора, который не потрудился проконсультироваться со знающими людьми…

Иван бессильно опустился на стул:

— Вот ёлки… Да, нехорошо получилось…

— Нехорошо? Статья, напомню, подписана моим именем! Читатели, развернув сегодня газету, решат, что именно я — кретин, сочинивший такую чушь! Вы одним росчерком изгадили мою репутацию!

— Погодите, не надо преувеличивать… Говорю же — мне жаль, хочу извиниться…

— Ваше сожаление ничего не изменит. Я не считаю возможным работать дальше под вашим началом… Да, и вот ещё что. Для справки — я в своё время окончил горный университет, так что о добыче ауксилита могу судить уж всяко не хуже вас.

Иван не успел ничего ответить — Борис Ильич развернулся и выскочил из квартиры. Дверь хлопнула так, что вздрогнули стены.

Ещё с полминуты Иван сидел, уставившись в пол. Хотелось взвыть от стыда; казалось, что фразы гостя продолжают звучать в квартире подобно эху. И ведь не возразишь — накосячил ты, господин редактор, на загляденье. Нет, ну правда, за каким хреном вчера понадобилась эта правка в конце? Не стал бы дёргаться, и было бы всё нормально — отдыхал бы сейчас спокойно…

Он встал и бездумно побрёл к окну. Выглянул — над крышами громоздились серые тучи; вызревал дождь. Борис Ильич, не оглядываясь, быстро шагал по улице — когда он приблизился к перекрёстку, что-то неуловимо мигнуло, и навстречу ему из-за угла вышел тип, которого Иван давеча уже видел возле редакции.

21

Тип этот сказал что-то обозревателю, потом выслушал ответ. Судя по тому, как они держались, им доводилось встречаться прежде. И хотя в этом не было ровным счётом ничего удивительного (город-то небольшой, многие знают друг друга лично), Ивану происходящее не понравилось.

Он попытался получше рассмотреть загадочного субъекта, но это оказалось на удивление сложной задачей. Стоило напрячь зрение, как в глазах начиналась резь, и хотелось тут же сморгнуть, как будто в лицо дул ветер, наполненный мелкой пылью. Хотя, конечно, никакого ветра в квартире быть не могло…

Иван отвёл взгляд, однако странности продолжались.

Теперь на глаза попалась цилиндрическая афишная тумба, которая торчала на перекрёстке. Плакат извещал о предстоящих гастролях какой-то провинциальной звезды, вот только имя её прочесть было невозможно — красные литеры расплывались, превращаясь в неопрятные кляксы, и стекали по бумаге на землю; спустя мгновение воздух вздрагивал, надпись восстанавливалась, словно время отматывалось назад, и всё повторялось заново…

Таких мощных колебаний М-поля Иван ещё не встречал.