Коррекция

– Здравствуй, Яков Федорович, – сказал Кузнецов. – Нормально съездили? Есть результаты?

– Директора заменил, а по вашему распоряжению ничего сделать не смог. Извините, Алексей Александрович, но Федотов в пожарном порядке отозвал Самохина в министерство. Ему тут же оформили увольнение и вывезли с женой в Кунгур на машине директора. О спешке свидетельствует еще то, что он даже не стал ждать, пока оформят расчет и оставил в квартире не только очень качественную и дорогую мебель, но вообще все. С собой они забрали только несколько чемоданов с одеждой.

– Вы Петру Васильевичу не звонили?

– Министра я тревожить не стал, послал своего человека в их кадры. Алексея уволили на основании его собственного заявления.

– Они что, всех так увольняют?

– Формально он имел право уволиться, – пожал плечами Капустин. – Я хотел поговорить с подполковником Ярцевым, которого посылали с проверкой, но он сейчас в длительной командировке.

– Плохо! – сказал Кузнецов. – Вне всякого сомнения Самохины были людьми Берии. Пока он был жив, они не хотели идти вам навстречу, справедливо полагая, что давить на них никто не позволит. Стоило ему умереть, и они тут же срываются с места, бросая все нажитое. И, похоже, госбезопасность им в этом помогает.

– Мы не тронули руководство министерства после смерти Лаврентия Павловича, – со значением сказал Капустин.

– Полагаете, он им оставил приказ на случай своей смерти? Очень похоже. Но это только лишний раз подчеркивает их важность. Товарищ Сталин их явно высоко ценил и передал Берии. А вот Берия с нами почему-то делиться не захотел.

– Может быть, просто не успел? – предположил Капустин. – У товарища Сталина было время. Кстати, есть один человек, который может пролить свет на причины пребывания этой семьи в Кунцево. Полковник Старостин тогда был порученцем Сталина и по свидетельству охраны много занимался Самохиными и близко сошелся с Алексеем.

– Поговорите с ним, Яков Федорович, – сказал Кузнецов. – Как коммунист он должен помочь. Если начнет ссылаться на секретность, задействуем министерство. Что у нас по самому Алексею?

– Все его идеи нашли экспериментальное подтверждение, но от большинства пока мало пользы.

– Почему? – спросил Кузнецов. – Есть причины?

– Причина одна, – ответил Капустин, взглянув в глаза Генеральному секретарю. – По мнению физиков, мы до их практического применения просто пока не доросли.

– А майор ГБ, значит, дорос? Все эти книги, которые дали такой толчок энергетике, его?

– Я думаю, да. Он работал вместе с Гольдбергом, когда проводилось их предварительное изучение, а потом долго консультировал ученых.

– И это при том, что он сам внешне совсем мальчишка.

– Я считаю, что в его случае внимания на внешность обращать не стоит, – сказал Капустин. – Я с ним несколько раз разговаривал и могу утверждать, что он гораздо старше, чем выглядит. То же касается и его жены. На вид Лидии всего лет шестнадцать, ну пусть семнадцать, но на должности секретаря показала себя превосходно. Она за Капицу делала почти все, что не касалось науки. И по разговору она тоже гораздо старше.

– Кроме этого полковника у нас ничего нет?

– Есть еще одна ниточка, – нерешительно сказал Капустин. – Не знаю только, стоит ли за нее тянуть. Охрана Кунцево показала, что первый раз Самохин туда приехал вместе с сыном Сталина. И за несколько дней до этого Василий Сталин посетил отца. Если учесть, что в то время он к нему ездил не каждый месяц, это наводит на мысль, что на Сталина Алексей вышел через него.

– Очень логичный ход, – одобрил Кузнецов. – А почему не хотите трогать Василия?

– Он после смерти отца немного не в себе, – пояснил Капустин. – Его даже на время отстранили от командования. Полагаю, лучше вначале поработать со Старостиным, а Василия Сталина оставить на тот случай, если полковник нам не сможет помочь.

– А с дочерью Сталина не говорили? Она часто бывала у отца.

– Я бы ее, Алексей Александрович, не хотел привлекать.

– Какие причины?

– Она очень сдружилась с Самохиными, и, по словам одного из телохранителей, влюбилась в Алексея. Вряд ли она знает то, что нам нужно, а если что-то и знает, не скажет.

– Действуйте, Яков Федорович, – сказал Кузнецов. – Этот Алексей через Василия выходит на Сталина с чем-то очень важным, причем это не могли быть научные книги. С ними Алексея направили бы в Академию Наук или, скорее всего, в ведомство Абакумова. Да и Василий Сталин не мог никого привезти в Кунцево без разрешения отца. Значит, Сталина чем-то заинтересовали, да так, что он этих Самохиных несколько месяцев держал у себя. Зачем? У нас Алексей консультировал ученых, похоже, на даче он тоже давал консультации. Может быть, и там были свои книги? Если так, Сталин наверняка передал их Берии, как и все остальное. Значит, нужно поискать еще и в этом направлении. Но этим я сам озадачу Федотова.

Этот разговор имел продолжение на следующий день.

– По вашему лицу могу предположить, что с полковником у вас ничего не получилось, – после обмена приветствиями сказал Кузнецов. – Ничего не знает или не стал говорить?

– Второе. Ему, видите ли, приказал молчать сам Сталин! Заявил, что считает Самохина другом и уверен, что никакого вреда государству он не причинит. Все, что мог, он уже передал руководству страны, а если уволился и уехал, значит, были основания. И вообще, если ему доверял товарищ Сталин...

– Новый подход имеет и недостатки, – заметил Кузнецов. – Года три назад ответ был бы другим. Сделаем так. Я договорился с Федотовым, что вас допустят к бумагам, которые были в кабинете Берии и его домашнем сейфе. Если ничего в них не найдете, возьмемся за Василия Сталина. Ну а полковника оставим на крайний случай. Раз не захотел открыть добром, придется его уламывать с помощью министра.

– Здравствуйте, Ангелина Васильевна! – поздоровался Алексей с хозяйкой дома.

Когда он уходил на службу, она спала, поэтому они сегодня еще не виделись.

– Здравствуй, Леша, – ответила она. – Что-то ты сегодня рано вернулся.

– Отпустили на время, – пояснил он. – Сегодня придется задержаться на службе. Лида дома?

– Сидит в вашей комнате и рисует. Вы бы на нее подействовали, Леша. Нельзя так мало есть и так много работать! Она у вас такая худая и бледная, что прямо хочется плакать!

– Я подействую, – пообещал он, стягивая сапоги.

Они уже три недели жили в этом доме, и он был доволен всем, за исключением удаленности от места работы и чрезмерно заботливой хозяйки, которая взялась опекать его жену. Одинокая шестидесятилетняя Ангелина Васильевна буквально влюбилась в свою постоялицу. Будучи сама довольно полной женщиной, она считала худобу одним из смертных грехов, а стройность Лиды в ее глазах от худобы ничем не отличалась. Выяснив, что девушка любит сдобу, Ангелина начала чуть ли не каждый день печь пирожки и угощать ими жену. На него такая забота не распространялась.