Корректировка 2.0
Шрифт:
Гостиница расположилась в конце Приморского бульвара, на проспекте Нефтяников. Из окон номера открывался изумительный вид на бульвар и полукруг морской бухты. С тихой радостью в душе, оглядывая лежащий передо мной пейзаж, я сказал себе, что за это надо выпить… Обозрев все, вздохнул и вернулся в комнаты, позвонил на ресепшн, который тут по-советски назывался «регистратура», получил телефонный номер ресторана и уже там заказал себе бутылочку коньяка и закуски на их выбор, пусть не стесняются… может удастся Лейлу затащить в номер.
Чем бы заняться? Решение пришло само. Я достал
– Девушка мечты, в этот вечер не со мной осталась ты. Я тебя нарисовал, я тебя нарисовал, только так и не познал твоей любви… Я не верю, что пройдет моя любовь и тебя я не увижу больше вновь, без тебя я жить устал и тебя нарисовал, я тебя нарисовал…
В принципе, рисую я неплохо. В детстве даже ходил в художественную школу. Портреты у меня особенно хорошо выходят – дарил своим девчонкам. А мастерство не пропьешь… руки-то помнят!
Мира получалась, как живая.
– Хм, – сказал у меня из-за спины знакомый голос, – вот значит, кто тебя пасет.
Вздрогнув, я обернулся.
– Явилась, не запылилась?
Ева ухмылялась всей своей красивой рыжей мордочкой.
– Явилась, явилась… соскучился?
В дверь постучали.
– Обслуживание номеров.
Я впустил гарсона со столиком на колесиках. Бля… еды там было на взвод солдат. И какая еда. Вот, что значит, не уточнить меню. Будет «тебю».
Какие-то экзотические закуски. Осетрина, черная икра, шашлык из баранины… салаты… непременный чурек. Обожраться!
Я поблагодарил гарсона, расплатился, дал червонец на чай. Тот с подобострастной улыбкой, жопой вперед, покинул апартаменты.
– Зря столько дал на чай, – сказала Ева, – теперь решат, что ты богатей и можно с тебя стричь направо и налево.
– Они уже решили, – отмахнулся я. – Так что ты говорила?.. Кто меня пасет? И где ты шлялась, извини за любопытство?
– Натурально шлялась! – подтвердил визуализовавшийся Кир. – Совсем совесть потеряла, инфоцыганка.
– Молчи, блохастый, – небрежно отмахнулась от него фея, – где была не твоего скудного умишки дело.
– И не моего? – поинтересовался я.
– И не твоего, – буркнула она, но тут же смягчилась. – Извини, так было надо.
Я не стал спрашивать: кому было надо? Захочет, сама расскажет. Власти над собой Ева не признавала.
Она щелкнула перламутровым ногтем по портрету.
– Как ты её страстно изобразил, – хихикнула, – влюбился, что ли? Что у тебя с ней было?
– Так, поцеловались разок…
– Хотела бы призвать тебя к осторожности, но это бесполезно – они умеют быть неотразимыми.
– Кто они, полагаю, спрашивать бесполезно?
Ева развела руками.
– Поверь, если не встроен в их систему, этого лучше не знать. Но есть и хорошие новости – охота за тобой, по-видимому, прекратится. И условно хорошие – она показала на портрет, – конкретно эту, я кажется узнала. Здесь она, конечно, совсем юная… Мира?
– Мира, – удивленно подтвердил я, наливая коньяк и намазывая бутерброд икрой (сильно хотелось есть). С вашего позволения, я закушу? Присоединяйся, если что.
– Вздорная особа, – Ева проигнорировала мое предложение, – но
хотя бы не полная сука. Мы встречались в две тысячи пятом.– Ого! – я выпил и закусил. – Она была пенсионеркой?
– Нет, они долго живут. Выглядела лет на двадцать пять. А сейчас?
– На шестнадцать-семнадцать. А на самом деле сколько?
– Сам прикинь, – усмехнулась фея. – Думаю, сильно побольше.
Глава 8
По мере того, как я шел по бульвару, меня наполняло какое-то удивительно ощущение, необъяснимая радость. Прямо хотелось заорать от радости. Теряясь в догадках, я подошел к перилам и глянул вниз на темную воду, расцвеченную радужными нефтяными пятнами. На волнах качались окурки, стаканчики от мороженого и какая-то хрень похожая на какашки. Казалось бы, чему тут радоваться?
Я перевел взгляд на бухту, на силуэты стоявших на рейде кораблей, уже подсвеченных огнями. Неподалеку оживленно переговаривались парень с девушкой, по виду русские. Молодой человек, что-то шепнул ей на ухо, и она негромко рассмеялась. В этот момент я понял, отчего так светло у меня на душе. На бульваре витала аура предчувствия любви, юношеские, радужные представления о грядущей жизни, неутраченные иллюзии, смелые надежды – все это, как в котле, бурлило в душах моего поколения. Все это было разлито в воздухе и навечно осталось в нем.
Я вздохнул всей грудью отдающего нефтью воздуха, зажмурился покрутил головой и прислонился к парапету. Мимо шла какая-то старушка с сумочкой, остановилась.
– Молодой человек, вам плохо?
– Мне хорошо, мать, – сказал я ей искренне.
* * *
Лейла, выскользнула из служебной «волги» отца, и я сразу понял, что всё серьезно. Она была одета, как на дипломатический прием, в черный элегантный брючный костюм. На высоких каблучках, тщательно накрашена, волосы собраны в пучок, отчего она сразу стала казаться старше.
Угрюмый детина на водительском месте неприязненно зыркнул на меня и припарковал «волгу» в десяти метрах выше, на свободной площадке. Сам остался в машине.
Я сразу понял – пригласить девушку в номер никак не выйдет.
Она приблизилась и наклонившись, быстро шепнула:
– Это Мамед, папин шофер. Извини, по-другому никак не отпускали.
Я вручил её чайную розу и получил в ответ очаровательную улыбку. Аккуратно взял под локоток и увлек в недра отеля.
Восточный зал – легендарный ресторан старого Интуриста, был всегда полон, но мне как уважаемому постояльцу отеля, место в нем было гарантировано. Да и Лейлу знали, должно быть папочка был тут завсегдатаем.
Швейцар угодливо распахнул двери, а как только мы вошли в ресторан, к нам поспешил метрдотель. Я бы даже сказал – покатился. Он был невероятно толст. Как шарик дурацкий. Все звали его Иван Иваныч, хотя на русского он был ни разу не похож.
– Здравствуйте, Лейла Аббасовна! Здравствуйте, Григорий… – он сделал паузу, в течении которой решил, что я обойдусь и без отчества. – Извольте, за ваш столик! – усадил нас с краю, возле огромного зеркала. – сегодня у нас музыка, играет лучший в Баку оркестр!