Корректировка 2

— Установлен контакт с периферией, — сообщил Кир, — наноимпланты активированы, можно приступать к корректировке.

— Давай сразу плюс пятьдесят к эмпатии, — распорядился я. Молодая сочная официантка в белоснежном халате и косынке подкатила тележку с едой.

Я глянул в прейскурант, особых кулинарных излишеств не наблюдалось.

Яблоко, курага, овощные салаты, солянка домашняя, пара диетических супов, отварное мясо, несколько видов каш, паровая куриная котлета и компот. Ни вина, ни коньяка, одна вонючая минералка. По странной случайности, возле входа в столовую бар, где полно алкоголя и даже импортного, а в столовой ни-ни.

Вздохнув, взял гречку с котлетой. С Косыгиным разберемся и надо валить из этого курортно-номенклатурного рая.

Я уныло терзал котлету, когда меня тронули за плечо.

Обернувшись, увидел Евгения, начальника охраны Косыгина.

— Григорий, — вежливо сказал он, — Алексей Николаевич приглашает вас к своему столу.

Какой-то взгляд у него был чересчур доброжелательный.

— Начальник охраны, тоже является реципиентом, — сообщил Кир.

Вон оно че… тоже, значит хлебанул заряженного нарзанчику.

Раз такое начальство приглашает, надо поспешать на всех четырех.

С облегчением расставшись с полезной, но невкусной котлеткой, я в сопровождении Евгения пошел к столу премьера.

Горбачев успел уйти, и Косыгин сидел за столом в одиночестве. Обедать он закончил и теперь баловался чайком. На столе никаких излишеств — в вазочке горка маленьких сушек, сладкие сырки на блюдце, розетки с джемом и медом.

— Добрый день, Алексей Николаевич, поприветствовал я его.

Он поднял на меня, когда-то голубые, а теперь заметно полинявшие глаза.

Наконец-то мы посмотрели друг другу в лицо. Там на горной тропе, я покаянно отводил взгляд, а для Косыгина насколько я понял, было характерно смотреть под ноги, будто боялся споткнуться. Под коротким ежиком седых волос лицо узловатое, давно усталое, безулыбчивое. Лицо человека, привыкшего быстро решать, а не разводить турусы на колесах. Пожалуй, его отличала хмурость. Он ее не скрывал, и это привлекало. Хмурость его шла как бы наперекор общему славословию партийной братии, болтовне, обещаниям скорых успехов.

— Добрый… Присаживайтесь… как вас величать?

— Величать не надо, просто Григорий, — нахально улыбнулся я.

— А знаете что, «просто Григорий», давайте-ка чайку попьем.

— Благодарю, я уже утром пил, — так запросто хлебать чаёк с премьером на виду у всей столовой мне было как-то неловко.

— Нет, нет, утром было утром, а сейчас со мною за компанию, уж не откажите.

Ну как тут откажешь? Чай был такой горячий, что и чашку в руку не возьмешь.

— Горячо? — усмехнулся премьер. — А разве чай можно пить холодным? Какой в этом смысл? Нет, он обязательно должен быть горячим, тогда это настоящее удовольствие. Сушки берите… вкусные!

— Спасибо! — я взял сушку.

Ранее я слышал, что Косыгин резко отличается от остальных членов Политбюро ЦК КПСС: умом, необъятными экономическими знаниями и скромностью. Скромность действительно имела место. Но что-то все равно отличало Алексея Николаевича от простых смертных — даже скромничал он начальственно, быть может, помимо воли давая понять: да, я держусь с вами «на равных» — делаю вам одолжение. Таким образом, абсолютного равенства не получалось. Он не говорил, а произносил.

— Где же ваша прелестная дочурка? Ева… кажется?

Тут я понял, что меня проверяют.

— А Евочка в городе, пришлось поселить у знакомых, в санатории место выделили только одно. Но я каждый день к ней хожу. Гуляем, посещаем местные достопримечательности.

— Это не очень хорошо, — поморщился премьер, — папа должен быть с дочерью! Я могу попросить главного врача выделить вам двухместный номер. На одноместные большой спрос, а двухместные, как я знаю, частично простаивают. Руководству не до курортов, слышали, что в спорте творится?

Уединившись в Абхазии, я отключился от внешнего мира. А ведь за один неполный сентябрь столько всего произошло…

Во-первых (не потому, что самое важное, а просто первое сентября), окончательно слился Спасский — просрал матч с Фишером. Тем не менее бабло получил, с родиной делиться не стал, купил джип, набил его капиталистическими товарами и отправил в Союз.

Во-вторых, Олимпиада в Мюнхене, про которую как ни спросишь, первым делом вылазит про теракт палестинцев против евреев. Хотя СССР завоевал там максимальное количество медалей. И… там под конец, произошел самый знаменитый баскетбольный финал СССР-США. Невероятный по накалу матч, каких не было и возможно никогда больше не будет в истории. Матч, где два раза переигрывали последние три секунды, что в итоге принесло победу советской сборной, кажется первый и последний раз.

Ну и наконец, в-третьих (наверное, более важная для советских людей, чем та террористическая олимпиада) началась суперсерия по хоккею СССР — Канада.

В первой, канадской части победили мы. А теперь вот канадцы приехали в Москву и всё высокое начальство хочет попасть на матчи московской серии. На то и намекал Алексей Николаевич, когда говорил про невысокий спрос на двухместные люксы.

Жуя хрупкие вкусные сушки, макая их в мед и попивая ароматный чаёк, я расслабился и тут же пропустил удар.

— Откуда вы знаете товарища Тохадзе? — как бы между прочим поинтересовался Косыгин. — Ведь это он забронировал вам номер?

— А… ну, да… — я лихорадочно соображал, как представить дело.

— Не суетитесь шеф, — успокоил меня Кир, — он вам с большой вероятностью поверит! Врите, только не завирайтесь.

Зачем врать, скажу правду. Не всю, конечно…

— Дело в том, что у Арчила Вахтанговича были проблемы со здоровьем и я ему помог их решить.

— Интересное дело! Ты что же, врач? — от удивления Косыгин, забыв про показную учтивость перешел на «ты».

— Нет, я не врач. Врачи, как раз ничем не смогли ему помочь.

— Если ты не врач, кто тебя пустил к больному, да еще такому… высокопоставленному?

— Он сам и пустил, а врач был против. Видите ли, Алексей Николаевич… у товарища Тохадзе мочекаменная болезнь в тяжелой форме. Из-за этого одну почку ему удалили, но и во второй камень вырос и время от времени причинял больному невыносимые страдания. Надо было делать операцию, но из-за того, что почка одна и сердце слабое… да и возраст… в общем, была очень высокая вероятность, что товарищ Тохадзе её не перенесет. Ну вот, он про меня узнал и пригласил к себе в Тбилиси. И я вывел камень из почки.