Корректировщик

Бородачи в сутанах переглянулись.

И атаковали без предупреждения.

Вспышка.

Я даже представить не могу, какие силы задействовали святоши. Текучие силуэты экспедитора и его помощника замерцали, окутались серо-стальным полупрозрачным коконом. Что-то с гудением промчалось через весь двор. Мне кажется, сутаны церковников окутались жидким голубым пламенем. Губы монаха Никона шевельнулись — похоже, он начал читать «боевую молитву».

Идеальный момент для побега.

Пусть рвут друг другу глотки, мне пора.

Зачерпываю побольше эфира, добавляю взвеси и ускоряюсь, одновременно запуская «пространственную раскладку».

Ныряю в дом.

Раздвигаю стены, перекрытия, трубы и другие коммуникации. Разбираю на отдельные компоненты мебель. Перемещаю на верхний этаж пятилетнюю девочку, направлявшуюся в туалет. И насквозь пронизываю собой многометровую толщу трехэтажного здания. Измерения складываются за моей спиной, целостность реала восстанавливается.

Я притормаживаю у кирпичной стены на противоположном краю улицы. Рюкзак — в левой руке.

Больше эфира.

Вторая раскладка погружает меня в подсобку небольшого дискаунтера, торгующего порошками, моющими средствами и прочей хозяйственной мелочевкой. Мой разум трансформирует преграды, разделяет и сворачивает фрагменты действительности. На пределе восприятия, почти не задумываясь.

Миг — и я в тесном переулочке.

Зажат боками старых домов — обшарпанных, заплесневелых, с облупившейся краской.

У раскладки имеются естественные ограничения. Я не умею телепортироваться в общепринятом смысле. Дистанция броска — до ста метров. Препятствия устраняются лишь временно — я прячу их в многомерности. И тут же возвращаю на прежнее место, заштопывая бреши в измерениях. Здорово напоминает способности тварей, с которыми я сражался в прежнем мире. Мы многое у них позаимствовали…

Эфира на раскладку тратится много. Организм работает на износ. Другие техники во время броска я применять не могу — требуется абсолютная концентрация. Есть и другие минусы.

Переулок совсем крохотный. Машина с трудом проедет. Справа — участок, обнесенный сетчатым забором. Штабеля деревянных ящиков и пустых картонных коробок. Тут же — два мусорных контейнера. Слева — дверь, оснащенная камерой и домофоном.

Бежать.

Магию не использую.

Пулей вылетаю из переулка, который на деле представляет собой тупичок. И оказываюсь на оживленной улице с двусторонним движением. Сворачиваю направо и быстрым шагом иду к троллейбусной остановке. Окружающее не сканирую. Мало ли — привлеку корректировщика. А то и святых отцов со своими артефактами…

Я почти не рассчитываю на успех.

Просто разрываю дистанцию.

К остановке подъезжает желтый троллейбус, борта которого усеяны рекламой. Мне почудилось движение на противоположном краю улицы. Не задумываясь, протискиваюсь в салон.

Час пик.

Ну да, время-то обеденное.

Меня зажали со всех сторон, не шевельнуться. Под ребро втыкается локоть старушки-киборга.

— Занял весь проход! — орет очумевшая карга.

Даже кинетику не выставить.

Тут же спалюсь.

Приходится терпеть. Через две остановки позволяю толпе вынести себя из салона. Я не понимаю, куда попал, и это хорошо. Сейчас важно оторваться от преследования, а церковники и агенты спецслужб в ряде случаев могут считывать поверхностные мысли жертвы. Отсюда вывод — пока я не врубил защиту на максимум, лучше не смотреть на названия улиц и номера домов. Ориентиры, которые отслеживаются по карте, тоже в топку.

Бегу к перекрестку, пересекаю «зебру» и вижу перед собой торговые ряды. Отвернуться, не смотреть. Налево, к остановке.

Очередной троллейбус.

Новая толпа хмурых людей.

Втискиваюсь внутрь — и сталкиваюсь с контролером. Троллейбус медленно трогается с места. Пути к отступлению отрезаны. Вот же дерьмо.

— Готовим билетики.

Мужеподобная тетка с комплекцией борца сумо движется по проходу, словно ледокол. А троллейбус, как назло, застрял у светофора. Мельком глянув в окно, я вижу силуэт в черной сутане. Блюститель Иннокентий. Получается, церковники уделали экспедиторов? Даже не знаю, грустить или радоваться. На хвост мне сели плотно…

Троллейбус сдвинулся с места, набрал ускорение и ввинтился в плотный транспортный поток.

Черный человек выпал из поля зрения.

— Парень!

Я не сразу дорубил, что обращаются ко мне.

Сделал вид, что не слышу.

— Молодой человек! — женщина-ледокол вцепилась мне в плечо мертвой хваткой. Луноподобное лицо заслонило обзор. — Ваш билет!

— Сколько?

— Что — сколько? — опешила контролерша.

— Штраф. Нет у меня билета, я заплачу штраф.

Сейчас это самое простое решение.

— Так не пойдет, — угрожающе прогудела тетка. — На линии генеральная проверка. Мы высадим тебя, сынок, на конечной, отвезем в участок и составим протокол. По всем правилам.

— Не несите дичь, — огрызнулся я. — Какой протокол? Я несовершеннолетний.

— Там и разберемся, — победоносно оскалилась женщина-ледокол. — Если потребуется — родителей вызовем. На учет поставим. Привыкли тут, понимаешь, кататься бесплатно. А нам премии режут…

Я шевельнул плечом, но хватка «борца сумо» только укрепилась.

— Не дергайся, — посоветовала женщина. — За нами патрульная машина едет.

Меня гораздо больше интересуют служебные машины.

— Эй, — говорю я одними губами, приблизив их к уху необъятной кондукторши. — Денег хотите?

Вопрос приводит тетку в замешательство. «Зайцы» еще ни разу в жизни не предлагали ей взятку вместо уплаты штрафа.

— Оборзел?

— Много, — настаиваю я.

И ловким движением извлекаю из кармана куртки пачку мятых купюр. Ладно, не пачку. Тонкую стопочку. Преимущественно пятирублевки и червонцы.

Глаза кондукторши округляются.

— Вот, — засовываю деньги в ее нагрудную борсетку. — Тут рублей сто будет. Берите всё, только отпустите.

Никакой магии, Ярослав.

Никакой магии.

Женщина-ледокол в ступоре.

Двери троллейбуса с шипением раздвигаются, и руконогая пассажирская биомасса увлекает меня прочь — к свежему воздуху, пасмурному осеннему небу, новым приключениям.

Оглядываюсь в поисках церковников.

Ушлые типы пользуются маскировкой, так что сразу и не заметишь. А еще, как мне кажется, адепты Равновесия наловчились отслеживать корректировщиков по следам их вмешательства в реальность. Поэтому наемник Белозерских и затаился. Чует акул.