Коррупционер

— Нет, конечно. Фотоаппарат есть?

— Есть конечно, в машине.

— Тащи. Только не вздумай попытаться уехать. Все равно не получится, но тогда всем нашим договоренностям конец.

Миша достал из «Москвича» чехол с фотоаппаратом, протянул мне. «Зенит-12». Аппарат не знаком, но несколько снимков приоткрытой сумки в багажнике, так, что в кадр входил государственный регистрационный знак Мишиного автомобиля, я, все таки, сделал.

— Все? — Миша протянул руку за аппаратом, но я прижал «Зенит» к себе.

— Не так быстро, Мишенька. Завтра мы с тобой встретимся в шестнадцать часов, в Сердце Города, у памятника Основателя. Ты привезешь письмо из своей редакции, аналогичного содержания, за подписью главного редактора или его зама, с печатью, все как положено. И еще пятьсот рублей, в возмещение моего морального ущерба. Тогда получишь обратно свой фотоаппарат и забудешь эту историю, как страшный сон. А, чтобы тебе, всякие глупости в голову не пришли, пиши расписку, что ты мне должен деньги в сумме пятьсот рублей, срок возврата — завтрашнее число.

Проводив взглядом Мишину машину, я забросил сумку с порнухой в свой багажник, и поехал в сторону ближайшего магазина «Культтоваров», предварительно забрав маячившего вдалеке, уже потерявшего терпение, Олега. Со своей задачей сегодня он справился блестяще, скинув на ходу спортивную сумку в зияющее чрево багажника "Москвача". Но, оставалось еще несколько дел. В магазине "Культтовары", у парка культуры имени Ленинградской жертвы, на мое счастье, в продаже был фотоаппарат «Зенит -12». Под пристальным взглядом продавца, я изучил инструкцию, как сматывать фотопленку и вынимать фотокассету из этой модели, затем, к разочарованию работника торговли, покинул магазин, не купив дорогую фототехнику. Время, когда советские фотоаппараты сметались с прилавков магазинов, чтобы вывести их за границу, еще не наступило. А кассету с пленкой Мише возвращать я не собирался. Если меня, завтра, прихватят на центральной площади за попытку вымогательства, никаких следов порнографии при мне быть не должно. Только фотоаппарат и расписка должника.

В шестнадцать часов, я, на подгибающихся от волнения ногах, подошел к исполинскому ботинку основателя государства. Сегодня был сдан последний экзамен, через пару дней, в деканате, обещали выдать справку о моем переводе на третий курс института, с которой можно идти в кадры, для зачисления в резерв на офицерскую должность. Но, если сейчас меня задержат за попытку вымогательства, то я, конечно, отбрешусь, на уголовное дело меня натянуть не получится. Но скандал, в любом случае, выйдет знатный. А учитывая инстинктивное желание милицейского, да и вообще, любого советского начальство, любым способом, мгновенно, избавляться от проштрафившегося сотрудника, скорее всего, судьба моя будет грустной.

Я, конечно, пришел заранее, пытаясь обнаружить "заряженных" на меня скорохватов, но, масса спешащего по центральной площади народа, кого-то подозрительного, обнаружить не позволила.

Чугунов появился с опозданием на пятнадцать минут. Понятия, о недопустимости «проколотить стрелку», в сознание граждан, еще не вбили. Увидев крайне злое лицо фотокорреспондента, я вздохнул с облегчением. С таким лицом, под контролем милиции на встречу с преступником не ходят. С такой, красной от гнева, рожей, с материальными ценностями расстаются окончательно, навсегда, без вариантов. Миша, не здороваясь, ткнул в мою сторону дешевую картонную папку, на матерчатых завязочках, в которой лежало письмо из газеты, вроде бы, оформленное по всем правилам. На письме покоилась тоненькая пачка двадцати пяти рублевых купюр. Я не стал их пересчитывать, сунул кипящему от возмущения журналисту чехол с фотоаппаратом и расписку. Миша нервно расстегнул кожаный футляр, чуть не выронив дорогую аппаратура, а потом, с презрением глядя мне в глаза, стал тщательно рвать расписку на мелкие кусочки. Последний клочок бумаги, еще не успел коснуться асфальта, когда шум большого города прорезала пронзительная трель милицейского свистка.

Глава 29

Мы с Мишей ошарашенно уставились друг на друга.

— Что, сука, решил поиграть со мной? — неуверенно спросил я. Все-таки, ошеломленное лицо фотокорреспондента, не позволяло мне, однозначно, считать его виновным.

Из-за моей спины, к Мише, шагнул постовой милиционер, мазнув по мне равнодушным взглядом:

— Гражданин, вы что себе позволяете? Памятник основателю государства вам что, мусорка?! Немедленно поднимите то, что бросили.

Миша хотел вскипеть, но понял, что скандал по поводу мусора между ног вождя, по последствиям, будет чуть меньше, чем скандал с порнушкой. Во всяком случае, до конца августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года.

— Извините, я случайно — Миша покорно присел на корточки и, сметая пыль с асфальта полами длинного, фасонистого пиджака, стал собирать в ладонь многочисленные клочки.

— Всего хорошего — я с облегчением покинул сакральное место.

Следующее утро я встретил, как всегда, на утреннем селекторе, но к моему удивлению, в пару к Олегу назначили какого-то молодого милиционера, которого я до этого не видел. Меня же, после окончания развода, ротный поволок в кабинет зама по строевой. Подполковник делал вид, что изучает важные бумаги, я изображая подобие стойки смирно, изучал портреты Дзержинского и Ленина. Ротный, сидя в уголке, бросал на меня сочувственные взгляды, но, благоразумно, молчал. Наконец, через пару минут, в кабинет зашел оживленный замполит, неся в руках несколько листков бумаги, зажатых скрепкой.

— Извините, бумаги собирал.

— Докладывайте — зам по строевой благосклонно кивнул замполиту.

Тот с важным видом разложил перед собой свои записи и начал:

— Служебная проверка показала следующее… так, так…а вот. Милиционер ППС Громов прислал по почте рапорт — замполит повернул голову в мою сторону: — Натворил дел, а теперь боишься в отделе появится, да?

Я, неопределенно, пожал плечами.

— Так вот, прислал по почте рапорт, в котором сообщил, что вместе с отделом был на вещевом рынке, где стал свидетелем эпилептического приступа у ранее незнакомого ему гражданина. По просьбе родственников больного сунул тому в рот палку ПР-73, якобы, чтобы предотвратить прикусывание языка. Потом приступ закончился, и, якобы, больной, своими силами, покинул вещевой рынок. Громов утверждает, что снимок, помещенный в газету, сделан именно в этот день. Мной получено сообщение, со станции «скорой помощи», что примерно в это время на вещевой рынок вызывалась бригада врачей, на приступ эпилепсии. Этот вызов, через пятнадцать минут, был отменен самим Громовым, якобы, больной ушел с вещевого рынка самостоятельно. Имеется письмо из газеты «Юная Сибирь», полученное пять дней назад, что снимок взят из архива, когда и при каких обстоятельствах он сделан, редакции не известно. Опрос сотрудников отдела, бывших в этот день с рейдом на вещевом рынке, показал, что никто не видел, как Громов оказывает помощь пострадавшему. Самого приступа, так же, никто не видел. Установить гражданина, первоначально вызывавшего «скорую», не представилось возможным, так как, он назвался, явно, вымышленными данными. Во всяком случае, подходящего человека мы, по данным адресного бюро, в Городе не нашли. Полагал бы проверку считать законченной, так как все возможные данные собраны в полном объеме.

— Ваши предложения, товарищ майор?

— Я, считаю, что снимок сделан при других обстоятельствах, а Громов, по своей привычке, пытается просто подогнать факты под случайно увиденный им на «барахолке» приступ. С одной стороны, вина его прямо не доказана, а с другой стороны, подозрение в жестокости и незаконном использовании спецсредства с Громова снять невозможно.

— Ладно, я вас понял. Громов!

— Я, товарищ подполковник.

— Я бы тебя, с удовольствием, уволил, но начальник РОВД запретил принимать р, с утра, сиди дома. Как начальник РОВД с накопившимися делами разберется, тебя вызовут, пока свободен. Все, иди, что ты стоишь?

— Жду бумаги о моем отстранении. Я вам, товарищи командиры, почему-то, тоже не доверяю. Сейчас уйду без бумажки, я вы меня за прогулы уволите.

— Вот, скажи, мне Громов, почему ты человек такой? Никому не доверяешь, все какими-то бумагами обкладываешься. Ладно, иди в отдел кадров, они тебе распоряжение выдадут. Свободен.

Ну, я и пошел на свободу.

Переодевшись дома, я поехал к Алле, в винно-водочный.

— Привет, а ты что пришел? — женщина, оторвав глаза от горы накладных на столе, с удивлением, уставилась на меня.

— Привет. — я поцеловал «водочную королеву» в щеку: — от работы отстранили. Дома без тебя скучно. Как гаишник, трудится?

— Алексей Иванович? Да, вроде, нормально. Сначала, конечно, друзья его сюда рвались, но я сказала, что если еще раз увижу посторонних, они все уйдут вместе и, навсегда. Он все понял с первого раза, сейчас нормально работает. Если до конца месяца ЧП не случится, оформлю его в штат.

— Ну, вот и хорошо. Скажи, а тебе еще грузчик нужен?

— Пашь, ты знаешь… — Алла задумалась: — Когда машина приходит, то бывает очень нужен. Одному разгружать тяжело и долго, а за простой машины меня автоколонна ругает. А что, у тебя есть, кто ни будь, на примете?