Коршун и горлица

Кадига повернулась, чтобы уйти. В конце концов, она попыталась предотвратить это. Едва ли это ее вина, если калиф не пожелает ее выслушать, но тут перед ней встали глаза Сариты, полные ужаса и страха, и она остановилась.

– Я подожду калифа здесь, - сказала она. Солдаты бурно запротестовали, заявив, что служанке не пристало находиться в подобном месте, так как таким, как она, калиф не дарует аудиенции.

– Я служанка госпожи Сариты, - сказала она, как могла, твердо, господин Абул выслушает меня.

Потом, не дожидаясь, что они выпихнут ее из приемной силой, она села на полу возле колонны и стала ждать.

Стражники обменялись взглядами и пожали плечами. Когда дело касалось пленницы из башни, оно часто принимало необычный оборот.

Так что, когда Абул, мрачный после несчастливой ночи и принужденных дружеских прощаний с Каледом, вернулся в свои апартаменты, чтобы приготовиться к дневным заботам, взгляд его упал на темную фигуру Кадиги.

Завидев его, она вскочила и устремилась ему навстречу:

– Мой господин Абул, я очень прошу вас...

– Женщина сказала, что у нее к вам личное дело, - прервал ее один из стражников.
– Она была очень настойчива и сказала, что оно касается женщины из башни, и мы подумали, что будет лучше, если мы позволим ей остаться. Но если вы хотите, чтобы мы удалили ее, мой господин...

Абул жестом велел ему замолчать. Он посмотрел на Кадигу, стоящую тут же, в глазах ее была тревога.

– Пойдем, - сказал он тихо и прошел в палату.

Стражник прикрыл за ней дверь, и она постаралась вернуть себе мужество, несколько подтаявшее за долгие минуты ожидания.

– Какое у тебя дело ко мне, Кадига?

В его мягком тоне и спокойном взгляде было нечто, придавшее ей сил.

– Я боюсь говорить, мой господин калиф, но все же не могу молчать.

– Тебе нечего бояться, - сказал он, ставя бокал на стол.
– То, что будет сказано в стенах этой комнаты, останется исключительно между нами. Так что о госпоже Сарите ты должна мне сказать?

– Я думаю.., думаю.., мой господин, думаю, что она проглотила нечто такое, что не пойдет ей на пользу.

Колени Кадиги дрожали, ладони вспотели, Ну вот она и сказала, сделала признание, целиком отдавшись на милость Мули Абула Хассана.

– Ты знаешь, когда Сарита проглотила это вещество?
– спросил, наконец, Абул.

– Думаю, регулярно, в течение многих недель, мой господин.

– Ты знаешь, кто давал его ей?

Кадига увлажнила губы.

– Я сама, мой господин.

Абул понял ее правильно.

– Как ты делала это?

Ноги Кадиги подогнулись, она сгорбилась и наклонила голову, как бы пытаясь преодолеть свой ужас. Если она скажет, султанша сможет обвинить ее в чем угодно.

– Не бойся, - сказал Абул, скажи.
– Он протянул к ней руки и поставил ее на ноги.
– Нет никакой нужды тебе сидеть на полу. Сядь сюда, - и он подтолкнул ее к дивану - Сядь.

Кадига повиновалась ему.

– Давай будем говорить прямо, - сказал Абул.
– Ты ведь начала говорить о яде?

Кадига медленно кивнула.

– И ты.., давала его?

Она снова кивнула.

– В чем, Кадига?

Кадига видела перед собой палача с занесенным над ее головой ножом, чувствовала его железную хватку, слышала крики возбужденной толпы. Она не в силах была говорить.

– Если ты не скажешь это, Кадига, то зачем вообще сказала мне что-то?

Абул старался сохранить терпение, хотя и не понимал, почему женщина не хочет рассказать все до конца.

– Потому что думаю, что она умрет, если врач не поможет ей, судорожно сглотнула Кадига.
– Отрава проникла уже глубоко и я не знаю никакого способа остановить ее действие. Но, возможно, Мухаммед Алахма знает его?

– Но как он сможет найти противоядие, если ты не скажешь, кто подсыпал яд и какова его природа?

Голос его не выдал той паники, которая охватила его, когда он узнал, что жизнь Сариты висит на волоске. Жизнь без Сариты.., без этого трепетного и такого живого существа.., она была бы непереносима.

– Скажи мне, - он был уже не в силах скрывать своего отчаяния и Кадига ответила ему.

– Думаю, он содержался в снадобье, которое она принимала против зачатия.

– И ты смешивала это снадобье?

Кадига кивнула.

– Из.., из зелья, которое готовит...
– Кадига не могла подавить свой страх.
– Она обвинит меня в лжесвидетельствовании, мой господин, и мне отрежут язык.

– Тише, замолчи, - сказал он, кладя руку ей на плечо, - никто и ни в чем тебя не обвинит. Я уже сказал тебе, что все, что ты скажешь мне, останется между нами.

Кадига продолжала всхлипывать, поэтому он вышел на коллонаду в надежде на то, что утренняя прохлада успокоит его, если вообще, что-либо могло его сейчас успокоить.

– Ты ведь говоришь о госпоже Айке, не правда ли?

Он взглянул на нее через плечо.

Кадига кивнула, хотя и не перестала всхлипывать.

– И ты думаешь, что Сарита уже несколько недель принимает этот яд?

Она еще раз кивнула.

– Действие его медленно, мой господин. Но по-моему, оно уже стало...

– Я знаю, что уже произошло, - неожиданно жестко прервал он ее, но жесткость эта была направлена целиком на него самого, так как он винил себя в том, что не сумел распознать саритиного нездоровья.

– - А что, ты не знаешь, яды всегда так действуют?

– Некоторые, да, мой господин, но у меня нет такого опыта, как у Мухаммеда Алахмы.

– Да, если кто и сумеет ей помочь, то только он.

Ну иди в башню и ухаживай за Саритой. Об остальном я сам позабочусь. Тебе нечего бояться, - продолжал он.
– Защита калифа пока еще кое-что значит здесь, наградить же он может так, как никто.

Кадига посмотрела на него глазами, затуманенными слезами, в которых, однако, страха уже не было.

– Да, мой господин Абул, - сказала она и поспешила в саритину башню.

Оставшись в одиночестве, Абул почувствовал, как отчаяние вползает ему в душу. Так, значит, Сарита сейчас находится в цепких объятиях насланной на нее болезни. Он слишком хорошо знал, что это такое, чтобы не бояться худшего. Она потеряна для него. Но тут к нему пришла решительность. Он не позволит этому случиться. Сарита должна победить. Он придаст ей сил, сделает все, чтобы она не поддалась действию отравы. Она молода, здорова, а Мухаммед Алахма - прекрасный лекарь и алхимик. Он сделает так, что Сарита поправится.