Кортик
Шрифт:
– Мама на концерт ушла, – сказал Слава. – Знаете что, ребята? Пошли в кино! Ведь сегодня «Красные дьяволята», вторая серия.
– А деньги?
Слава замялся:
– Мне мама дала два рубля. Я хотел ноты купить…
Генка вскочил:
– Что же ты молчишь? Пошли в кино! Где ты сейчас ноты купишь? Все магазины уже закрыты.
– Но я могу завтра купить, – резонно ответил Слава.
– Завтра? Завтра будет видно. И вообще никогда ничего не надо откладывать на завтра. Раз можно сегодня идти в кино – значит, надо идти.
Мальчики купили билеты и вошли в кино.
От входа узкий коридор вел в тесное фойе. На стенах вперемешку
Здесь была самая разнообразная публика: демобилизованные в кепках и военных шинелях, работницы в платочках, парни в косоворотках, пиджаках и брюках, «напущенных» на сапоги.
Раздался звонок. Публика заторопилась в зрительный зал, спеша занять лучшие места. Погас свет. Киноаппарат начал яростно стрекотать. Разнесся монотонный аккомпанемент разбитого рояля. Зрители теснились на узких скамейках, шептались, грызли подсолнухи, курили, пряча папиросы в рукав…
Картина кончилась. Ребята вышли на улицу, но мыслями они были там, с «красными дьяволятами», с их удивительными приключениями. Вот это настоящие комсомольцы! Эх, жалко, что он, Миша, был в Ревске еще маленьким! Теперь-то он знал бы, как разделаться с Никитским.
Вот и кончился первый день каникул. Пора домой. На улице совсем темно. Только освещенный вход «Арса» большим светляком дрожал на тротуаре. За железными сетками тускнели фотографии. Оборванные полотнища афиш бились о двери.
Глава 23
Драмкружок
Когда на следующий день Миша пришел во двор, он заметил дворника, дядю Василия, выходившего из подъезда черного хода с молотком и гвоздями в руках.
Миша зашел в подъезд и увидел, что проем, ведущий в подвал, заколочен толстыми досками. Вот так штука!
Он выбежал из подъезда. Дядя Василий поливал двор из толстой брезентовой кишки.
– Дядя Василий, дай я полью! – попросил Миша.
– Нечего, нечего! – Дворник, видимо, был не в духе. – Много вас тут, поливальщиков! Баловство одно.
Миша испытующе посмотрел на дворника и осторожно спросил:
– Что это ты, дядя Василий, плотничать начал?
Дядя Василий в сердцах тряхнул кишкой и обдал струей воды окна второго этажа.
– Филин, вишь, за свой склад беспокоится, а ты заколачивай. Пристал, как репей. Из подвала к нему могут жулики залезть, а ты заколачивай. В складе-то, окромя железа, и нет ничего, а ты, обратно, заколачивай. Баловство одно!
Вот оно что! Филин велел забить ход в подвал. Тут что-то есть. Недаром Борька не пускал его вчера в подземный ход… Это все не зря!
Борька торговал у подъезда папиросами. Миша подошел к нему:
– Ну, пойдем в подвал?
Борька осклабился:
– Держи карман шире! Ход-то заколотили.
– Кто велел?
Борька шмыгнул носом:
– Кто? Известно кто: управдом велел.
– Почему он велел? – допытывался Миша.
– «Почему»… «Зачем»… – передразнил его Борька. – Чтобы мертвецы не убежали, вот зачем… – И, отбежав в сторону, крикнул: – И чтобы ослы вроде тебя по подвалу не шатались!..
Миша погнался за ним, но Борька юркнул в склад. Миша погрозил ему кулаком и отправился в клуб…
Записка
Журбина подействовала. Митя Сахаров отвел ребятам место, но предупредил, что не даст им ни копейки.– Основной принцип театрального искусства, – сказал он, – это самоокупаемость. Привыкайте работать без дотации… – И он наговорил еще много других непонятных слов.
Шурка Большой назначил испытания поступающим в драмкружок. Он заставлял их декламировать стихотворение Пушкина «Пророк». Все декламировали не так, как следовало, и Шура сам показывал, как это надо делать. При словах: «И вырвал грешный мой язык» – он делал зверскую физиономию и отчаянным жестом будто вырывал свой язык и выбрасывал его на лестницу. У него это здорово получалось! Маленький Вовка Баранов, по прозвищу Бяшка, потом все время глядел ему в рот, высматривая, есть там язык или уже нет.
После испытаний начали выбирать пьесу.
– «Иванов Павел», – предложил Слава.
– Надоело, надоело! – отмахнулся Шура. – Избитая, мещанская пьеса. – И он, гримасничая, продекламировал:
Царь персидский – грозный КирВ бегстве свой порвал мундир…Знаем мы этого Кира!.. Нет, не пойдет, – добавил он не допускающим возражений тоном.
После долгих споров остановились на пьесе в стихах под названием «Кулак и батрак»: о мальчике Ване – батраке кулака Пахома.
Шура будет играть кулака. Генка – мальчика Ваню, бабушку мальчика Вани – Зина Круглова, толстая смешливая девочка из первого подъезда.
Миша не принимал участия в испытаниях. Подперев подбородок кулаком, сидел он за шахматным столиком и все время думал о подвале.
Борька обманул его, нарочно обманул. Он сказал отцу, и Филин велел заколотить ход в подвал. Значит, есть какая-то связь между подвалом и складом, хотя склад находится в соседнем дворе.
Что же угрожает складу, где хранятся старые, негодные станки и части к ним? Эти части валяются во дворе без всякой охраны. Кому они нужны? Кто полезет туда, особенно через подвал, где нужно ползти на четвереньках?..
И потом, ведь Филин – может быть, это тот самый Филин, о котором говорил ему Полевой. Миша вспомнил узкое, точно сплюснутое с боков, лицо Филина и маленькие, щупающие глазки. Как-то раз, зимой, он приходил к ним. Он дал маме крошечный мешочек серой муки и взял за это папин костюм, темно-синий костюм с жилетом, почти не ношенный. Он все высматривал, что бы ему еще выменять. Его маленькие глазки шарили по комнате. Когда мама сказала, что ей жалко отдавать костюм, потому что это последняя память о папе, Филин ей ответил: «Вы что же, эту память с маслом собираетесь кушать? Ну и кушайте на здоровье».
Мама тогда вздохнула и ничего ему не ответила… Нет! Нужно обязательно выяснить, в чем тут дело. Пусть Борька не думает, что так легко провел его.
Миша встал, внимательным взглядом обвел клуб. А нельзя ли попасть в подвал отсюда? Ведь клуб тоже находится в подвале, правда, под другим корпусом, но это неважно: как-то он должен соединяться с остальной частью здания.
Миша обошел клуб, тщательно исследовал его стены. Он оттягивал плакаты, диаграммы, залезал за шкафы, но ничего не находил. Он зашел за кулисы. Пол был завален всякой рухлядью. В полумраке виднелись прислоненные к стенам декорации: фанерные березки с черно-белыми стволами, избы с резными окошками, комнаты с часами и видом на реку.