Корунд и саламандра. Серебряный волк

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Расскажу.

— Поклянись, человек Господа.

Пресветлый говорил, что никто лишний не должен знать о моем даре, думаю я. И сам удивляюсь спокойной отстраненности этой мысли.

— Клянусь Светом Господним.

Пресветлый меня не похвалит. Из братьев монастырских мало кто знает о дознании этом. А я — подземельным… и виноватым себя не чувствую! Я хочу знать.

Гном кивает.

— Тогда люди начали вторгаться в исконные владения Подземелья. Эээх… а ведь мы пытались решить дело миром. Хоть люди и не верят в это…

— Я знаю, что было так, — говорю я. — Вы хотели договориться с королем по-соседски. Но король счел себя оскорбленным. И тогда вы похитили маленького принца Карела. Я знаю, вы не причинили ему зла.

«Принц, надежда Подземелья», — вспоминаю я. Да, ему не хотели зла…

— Мало кто из людей знает о Каменном Оракуле… — Гном снова вглядывается мне в глаза пронзительно и остро. — А ты знаешь.

— Мне рассказывали, — шепчу я. — Давно. Я мальчишкой тогда был.

— А я никогда не слышал, — говорит Серж. — Расскажете?

— Каменный Оракул говорит редко. — Гном кивает нам с Сержем, чешет заросшее курчавой сивой шерстью ухо, вздыхает. — Очень редко. И никогда — к добру. И только к худу — никогда. Он указывает выход из тьмы и смуты. Выход, которым почти невозможно будет воспользоваться. Узкую лазейку. И часто путь этот оказывается почти за гранью возможного. Э-э-эх… а все-таки это надежда.

— И часто надежда оправдывается? — спрашивает Серж.

— Иногда. — Гном мрачнеет. — А в тот раз Подземелье чуть не погибло.

— И люди тоже, — добавляет мастер.

— Люди тоже, — соглашается Серж. — Не зря же те времена называют смутными. Хотя по мне — люди склонны сильно преувеличивать свои подвиги и свои страдания.

— А пророчество звучало так… — Старшина вспоминает, сдвинув брови. — Если я правильно помню, так: «Подземелье поставят на грань…» Нет. Вот: «Подземелье люди поставят на грань, и людям ответит тем же народ Подземелья. И в дни отчаянья, когда умрет надежда, под землю опустится принц, юный принц с чистой душой, и станет надеждой он. И не будет иной надежды у Подземелья, и не будет иного пути — только путь, которым пройдет сын короля, гордый сын жестокого отца».

— Не очень-то понятно, если не знать, чем все закончилось, — говорит Серж.

— Э, кто из людей знает?! Слыхал я ваших менестрелей! Принц Карел принес когда-то мир своей стране и Подземелью, но мы помним, какой ценой, а люди?

— Я потому и спросил, — отвечаю я гному.

— Наша память крепче людской. — В голосе гнома слышатся печаль и торжество. — Подземелье чтит принца Карела и всегда будет чтить. Мы помним, какой путь прошел он ради мира.

— Ты расскажешь нам?

— Э-э, может быть. Не знаю. А может, и нет. Расскажи сначала ты, Анже, человек Господа.

— Что ж, — говорит Серж. — У нас впереди долгая дорога. Рассказывай, друг Анже.

Я начинаю рассказывать. И уже на второй фразе меня осеняет, почему Серж предложил мне рассказать — зная, что я и сам собираюсь сделать это. Он — старший. Он взял на себя ответственность.

Я запинаюсь.

— Серж, — начинаю я.

— Рассказывай. — Серж улыбается обычной своей широкой улыбкой. — Мне, знаешь ли, и самому интересно послушать еще раз — теперь, когда мы знаем пророчество.

4. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Мы ужинаем вместе с гномами, прибавив к их угощению скудные остатки своих припасов. Мы ночуем у гномьего костра, укрывшись гномьими одеялами, защищенные от ночных опасностей гномьими заклятиями.

Я долго не могу уснуть. Гномы храпят басовым хором, а я смотрю в ночное небо, на яркие весенние звезды, и думаю о Каменном Оракуле.

Почти весь следующий день мы едем на гномьей телеге. Я успеваю рассказать подземельным все, что сам узнал. Это очень странное чувство — рассказывать гномам о том, что сами они знают лучше меня. Но я чувствую их интерес, я ощущаю его — не душой даже, а всей кожей.

— Почему это так важно для вас? — спрашиваю я.

— Это взгляд с другой стороны, — отвечает гномий старшина. — Если смотреть с одной только стороны, никогда не придет понимание. Мы помним о тех временах, но мы многого не понимаем.

Так и получается, что гномий обоз доезжает до Коронного леса, до красновато-коричневого, в рост человека, валуна, отмечающего начало Королевской тропы, а гном так и не рассказал мне о Кареле.

Понятное дело, я печалюсь. Но гномий старшина говорит так:

— Если остались меж нами нерешенные дела, Анже, — это знак. Мы еще встретимся с тобой. И знай, я рад буду этой встрече.

Мы спрыгиваем с телеги и останавливаемся. Трудно уйти сразу.

— Спасибо, мастера Подземелья, — говорит Серж. — Доброй дороги вам.

— И вам того же, люди Господа, — отвечает гном. — И запомните: вы будете желанными гостями в Подземелье. Ты, Анже. И ты, Серж. Вы можете рассчитывать на помощь Подземелья. Вы оба.

Мы кланяемся в ответ. Страж гукает, телега трогается… мы смотрим вслед обозу, пока последний пони не исчезает за близким поворотом.

МОЛОДОЙ КОРОЛЬ

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Королевский егерь встречает нас у начала тропы: молодой ладный парень, высокий, широкоплечий, очень красивый в зеленом, отделанном бело-фиолетовым шнуром охотничьем костюме.

— Кто из вас Анже? — неожиданно мрачно спрашивает он.

Я отзываюсь.

— А ты? — спрашивает он у Сержа. — Мне сказали, зван только Анже.

— Брат Серж, — коротко представляется Серж. Медлит мгновение и добавляет: — Анже всего только послушник.

— Вы там, в монастыре, боитесь отпустить своего послушника одного в гости к королю?

— Боимся, — покладисто соглашается Серж.

— Ладно, — ухмыляется егерь. — Раз так, ступайте оба за мной.

Он поворачивается и идет по тропе впереди нас, легким, неслышным шагом охотника. Широкие плечи, соломенные волосы до плеч, самострел за плечом, широкий нож на поясе. Нужны ему два монаха… оттого и злой, верно.