Кошачье шоу
Шрифт:
— В этом все и дело. Говоря обо мне, меня так мало, что я не испугаю даже песчанку.
— Смысл не в этом. Тебе вовсе не обязательно кого-то пугать. С другой стороны, если даже так, ты сможешь. Скажем, ты атакуешь меня…
Темпл удержалась от каких-либо приколов по этому поводу. Он был бывшим священником, в конце концов, и она находила ужасным то, что это ее новое знание подавляло ее обычные позорные фантазии.
— Подойди ко мне, — попросил он, — как будто собираешься причинить мне вред.
Темпл бодро приосанилась. Мэтт принял новую позу: ноги вместе, руки слегка вытянуты
— Нет! — завопил он низким голосом, с мужеством офицера военно-морского флота.
Темпл была в таком шоке, что у нее сердце сначала остановилось, а потом застучало снова, но уже тяжело и как-то утомленно.
— Господи! — произнесла она, прижав руки к своему трепещущему органу тела. Она чувствовала себя, как героиня любовного романа. Потом, правда, поняла, что вырвавшееся у нее слово-паразит, на самом деле, святотатство и должно быть немедленно вычеркнуто из лексикона. — То есть, ой, мамочки…
Мэтт отмахнулся от ее извинений:
— Яростное отрицание может затормозить даже насильника. Громкое «нет» заставляет вернуть страх трехлетнего ребенка в каждого, кто хоть раз стоял напротив сердитого родителя. Сама попробуй.
— Я? Зареветь, как раненый бык? Нет уж, увольте.
— Не ты ли была пиар-директором театра «Гатри»? Не ты ли говорила, что сама принимала участие в постановке школьных спектаклей? Не ты ли бывший ТВ-репортер? У тебя должны быть какие-то драматические инстинкты…
Раздраженная его подстрекательствами, Темпл отвечала на все его вопросы душераздирающим, рычащим, как в греческой трагедии басом: «Нет!»
Мэтт подпрыгнул: он не был готов, что у маленькой слабой девочки может быть такой сильный голос. А Темпл практически саму себя напугала. Затем он улыбнулся:
— Ты никогда не слышала выражение, что ружье в женских руках смотрится куда страшнее, потому что они меньше мужских, и из-за этого ружье кажется больше?
— Нет, не могу припомнить. К тому же, я не хожу по оружейным шоу, — мужественно ответила она.
Мэтт только покачал головой:
— Ну, от тебя этот раскат грома звучит определенно точнее, потому что ты такая изящная. Эффект удивления — твое лучшее оружие. Используй его.
— Мышь, которая рычит.
— Точно.
— Чему еще ты можешь меня научить?
— Ну, у человеческого тела есть две уязвимые точки. Можешь догадаться, какие?
Темпл сразу потерялась. Она везде чувствовала себя уязвимой, особенно после нападения.
— То, что закрывают и защищают в профессиональном спорте? — предположила она уверенным тоном. — У женщин? Ничего, до тех пор, пока они не начинают заниматься контактными спортивными играми для мужчин. А у мужчин… головы, мне кажется. Лица.
— Хорошо.
Темпл замолчала. Она могла бы сказать еще что-то, но это было бы неприлично, тем более — священнику. Господи. Должна ли она быть хорошим учеником или чуткой подругой?
— Что еще? — настаивал Мэтт. Темпл вздохнула:
— Пах, — по крайней мере, это звучало лучше, чем яйца.
— Правильно, — сказал он, ничуть не сконфузившись.
Теперь он был только инструктором, целиком и полностью. И Темпл вдруг поняла, что не открытость была лучшим прикрытием, а дистанция.
— У
человеческого тела есть свои недостатки, потому что оно прямое, вертикальное. Мы можем наклониться вперед или завалиться назад, — продолжал он, показывая все, о чем говорил: делая выпад в сторону Темпл, а потом отступая. — Что тогда происходит?— Если ты нападаешь… то бросаешься вперед, и твое лицо не защищено.
— А если ты кидаешься на мое лицо?
Она изобразила, как вонзает пальцы ему в глаза, и увидела, как он отступает.
— Ты можешь сделать шаг вперед, — предложил он, — и… Она двинулась на него, поднимая колено, словно толкая им, и так и застыла. Он был прав. Нападающий подставляет либо свое лицо, либо пах, оба защитить он не сможет. Все, что надо было сделать Темпл, это захотеть ударить одно или другое, применяя всю свою силу и знания.
Самозащита, поняла она, это сплошь грязное дельце. Гораздо более грязное, чем не иметь никакой обороны вообще.
После того, как она узнала еще дюжину способов стереть нападающего в порошок, Темпл отправилась к себе, принять душ. Она не приложила ни капли усилий, но еще никогда не была так напряженно занята.
Мэтт настоял, что доберется на работу своим обычным манером, так что в этот раз она села в «шевроле» одна и поехала к ветеринару, забрать Черныша Луи.
Доктор Дулитл дала ей положительные прогнозы относительно Петра.
— Он — такое милое, спокойное создание, — сказала она, когда они стояли возле стойки, где в легком смятении лежал Луи, который выглядел еще печальнее, чем Ниро Вульф на принудительной экскурсии в дешевом магазинчике: его только что вынесли из самой укромной комнаты клиники. — Как жаль, что кто-то тайком схватил такого хорошего, сильного кота, да еще и сделал ему больно, — на эти слова Луи жалобно завыл, несомненно, полагая, что говорят о нем, а не о раненном Петре, потому как его обманом заставили быть донором. — А что до этого здорового уваль-ня^ _ посоветовала доктор Дулитл, — давайте ему побольше мяса, может, почки или печень. Ему нужно отдохнуть какое-то время и восстановить силы.
Когда упомянули еду, уши Луи встали торчком. Темпл с ужасом поняла, что ее отважная попытка приучить его к «Кошачьему счастью» снова откладывалась, в этот раз по приказу врача.
Она натянула ремешок своей сумки как можно ближе к шее и понесла Луи в машину. Чтобы открыть дверь, ей пришлось положить его на землю. Он полулежал, потирая свою спину об асфальт, и выглядел слабым. Она испугалась, что его мутит, но когда открыла дверь, он запрыгнул на пассажирское сиденье, однозначно, как собака — порой Луи действительно ее напоминал.
— Что ж, Луи, — сказала она, включив передачу и выезжая с парковки. — Ты пропустил много интересного, пока валялся вчера дома, а сегодня у ветеринара. Но тебе придется еще какое-то время полежать. Думаю, я захлопну тайный выход до тех пор, пока твои силы полностью не восстановятся.
Луи сощурился и свернулся на сиденье в большой черный клубок. Он и правда был таким понятливым, послушным котом, подумала Темпл, потрепав его за ушко.
Глава 20 Кровные братья