Кошачий айсберг

Старуха поднялась на его этаж и принялась настойчиво звонить в дверь. Конечно, Коля и не думал ей открывать – вот ведь наивная. Тогда кошатница стала яростно колотить дверь ногами. Кошки в это время истошно орали и царапали дверь снизу, стараясь не попасть при этом под ботинки своего начальства. На шум вышел сосед по лестничной клетке. Это был Александр Петрович – строитель, примерный семьянин, здоровый мужик в растянутой футболке и замызганных шортах. Он был главным блюстителем порядка в парадной. Александр Петрович в свое время отучил соседей-курильщиков смолить на лестнице. А это было не так уж легко – без драк не обошлось.

Атака на дверь в квартиру Коли внезапно стихла.

– Слышь, мать, чего затеяла-то? Чего бузишь? – крикнул Александр Петрович.

Прошло несколько секунд, и он вновь подал голос. Только на этот раз он кричал гораздо громче:

– Не приближайся ко мне, я милицию позову!

Удары, проклятия, предсмертный крик и мягкий звук падающего на цементный пол тела.

Старуха и коты продолжили ломиться к Коле. В это же время возобновился и знакомый нарастающий ритм: пауза-стук, пауза-стук, пауза-стук. Это шло по лестнице подкрепление – еще две старухи с котами. Когда они поднялись на этаж и присоединились к штурму, дверь затрещала, из косяка полетела побелка.

Коле было не до того. Ему нужно было писать. Успеть изложить все факты, какими бы неправдоподобными они ни казались. О заговоре, об убийствах, о Ларисе, об Олежке, о кошатницах, а теперь еще и о соседе по лестничной клетке. Он должен отправить текстовый файл коллегам. В чатик в мессенджере, где обмениваются сообщениями и контактами городские журналисты. Должен успеть. Это будет самый серьезный удар по коварному врагу – ломиком, обернутым в мощь новых медиа. Даже если ему не поверят, история об инопланетных кошатницах заставит присмотреться к ним всех – от властей до общественников. Тогда у Петербурга и всей России появится шанс на выживание – а это уже не так мало.

Наверное, голосом рассказать эту историю можно было быстрее. Записать на диктофон и отправить. Звучало бы даже достовернее – под звуки надвигающейся гибели. Но, что поделать, Коля не радийщик. Вся его жизнь – это текст. И если уж эта жизнь, видимо, подходит к концу, он имеет право выбрать, как именно открыть правду. Каким каналом воспользоваться. И если ему хочется сделать это при помощи набранных на клавиатуре символов – почему нет.

Вскоре удары обрели новую мощь – количество старух у двери вновь увеличилось. Теперь они выбивали ее вшестером. «Им бы пойти драммерами в рок-группу», – подумалось Коле. Дверь не выдержала – они сорвали ее с петель и бросили вниз по лестнице. Та с грохотом упала на ступени. Почему никто из соседей не позвонил в полицию? Хотя, возможно, полицию вызвали. Просто она вроде как задерживается. А на самом деле и не думает приезжать.

Единственной преградой на пути старух была гора мебели. Конечно, она не сдержит их надолго. Надо заканчивать текст и отправлять уже! Пофиг на ошибки и опечатки. Кошатницы принялись раскидывать и ломать мебель, освобождая вход.

Первыми в квартире оказались коты – пользуясь своими мелкими размерами, они просочились в щели меду шкафами. Побежали в комнату, где сидел Коля.

Но не смогли войти – разумеется, он не забыл запереть дверь. Взбешенные звери разгонялись по коридору и влетали в нее со всей дури, разбивая мордочки в кровь – но результата это не приносило. Только представьте – простая деревянная дверь, закрытая на замок. Даже странно. Адовые кошаки, а выбить ее не могут. Коля улыбнулся. На самом деле все объяснялось несогласованностью их действий – они влетали в дверь не все разом, а по одиночке. Он с самого начала говорил, что блохастые слишком тупы для сложной командной работы.

Коты жалобно замяукали, призывая старух на помощь. Вот уже и кошатницы оказались в квартире и медленно ковыляли по направлению к комнате, где сидел Коля. Их тележки сталкивались и сцеплялись между собой, мешая передвигаться в узком коридоре, но старухи все равно не бросали их.

Коля продолжал остервенело стучать по клавиатуре. Ему оставалось совсем немного. Буквально пара последних предложений.

Восстание петербургских сугробов

Белый снег так ненужно и сказочно

Танцевал у подъездных дверей

Белый снег, неподкупен он, кажется

Вам хотел пожелать теплых дней

Из песни Юры Шатунова

1.

Витя уже не мог бежать быстро. Дыхания не хватало. Ноги гудели. Ему стало казаться, что шарф слишком сильно сдавливает горло, душит его. Тогда Витя сорвал с себя шарф. Дышать будто бы стало легче. После этого он продолжал двигаться еще несколько минут – перебирать кроссовками, утопающими в серой снежной каше. Толкать вперед свое одетое в черный пухан и спортивные штаны тело. Потом, когда сил бежать уже не было, он остановился и огляделся. Никто его не преследовал. Витя поднял голову к темному зимнему небу и сделал глубокий вдох.

Всего полчаса назад ничто не предвещало беды. Если бы кто-то сказал ему тогда, что совсем скоро его жизнь изменится и никогда больше не станет прежней – Витя дико заржал бы ему в лицо. И назвал бы прорицателя каким-нибудь хлестким матерным словечком. А Даня бы добавил кое-что от себя – в бранном богатстве русского языка он ориентировался еще лучше, чем Витя.

Они с Даней, два веселых студента питерского вуза, возвращались вечером из кино. Веселились, толкали друг друга. Изображали голоса и поведение преподавателей. Получалось очень похоже по их мнению. Хоть в КВН сценку ставь. Затем играли в снежки. Им было классно без всякого алкоголя и разных других веществ. Оба они занимались спортом и вели здоровый образ жизни. Были активистами студенческих организаций.

Нельзя сказать, что учились они блестяще, но руководство факультета многое им прощало. У ребят было по несколько наград за участие в добровольческой деятельности, победы на городских чемпионатах по армрестлингу. К тому же оба были большими патриотами страны и города. Время от времени декан факультета Павел Павлович подходил к особо суровым преподавателям, чтобы шепнуть за спортсменов доброе словечко. Мол, ребята очень позитивные и яркие, сил на учебу не всегда хватает – сделайте-ка им скидочку.

В один момент Даня опустил перчатку в сугроб, чтобы собрать очередной снежок, а затем влепить его Вите в морду. А то до этого Витя как раз отправил ему круглую порцию снега прямо в лоб. И Дане хотелось отмщения.

Вдруг Даня закричал и задергался. Он орал так громко и истерично, что Витя остолбенело уставился на него. И почти сразу же заметил, что в облике Дани кое-что изменилось… У друга больше не было кисти правой руки, а из запястья хлестала кровь. Витя не сразу осознал, что случилось. Мозг сопротивлялся новым сведениям, которые выдавала реальность. А она, сволочь такая, настойчиво впихивала в него картинки-факты, словно родители кормили ребенка: «Эту ложку за маму… Эту – за Михаила Боярского… Сыночек, ты ведь так любишь народного артиста России Михаила Боярского… Вот и съешь за него ложечку, а то он расстроится и заплачет».

Мозг Вити давился, плевался, но все-таки постигал происходящее. Руку Дане откусил сугроб, в который тот только что опустил ладонь, чтобы зачерпнуть снег. Сугроб этот был необычный. Не часто ведь увидишь у кучи снега широкую пасть, усеянную большими прозрачными ледяными зубами. Окровавленный рот бездонно зиял в чем-то вроде головы – в приплюснутом конусе над округлым туловищем. Над пастью блестели два черных глаза, расставленных ассиметрично – один почти у пасти, а другой, можно сказать, на лбу. И выглядели эти зенки так, будто маленькая собачка забралась на сугроб и нагадила в двух местах. Периодически какашечки моргали и бросали грозные взгляды.