Кошачья голова

— Точно! Вы ж за раками ходили. Река у нас знаешь, как называется?

— Ичетинка. А-а-а, ичетик — это животное такое речное?

— Пф-ф, животное! Скажешь тоже. Ты его видел?

Я замялся:

— Ну не то чтобы... Скорее его труп, тушу. На нем действительно было очень много раков, но ребята не

стали ловить. Уехали сразу. Я не очень понял, как он выглядит. Руки как человеческие. Ужасный, если честно.

— Потому что это не животное и не труп, парень. И правильно вы уехали с реки. Вон Нина Терехина, судя по всему, не сообразила сбежать. Ичетик до неосторожных детей охоч, а она, вишь, пожадничала. Так бывает, если не побережешься.

— Так кто этот ичетик?

— Теперь уж и Нина может быть.

Что? Что?

Михал Семеныч достал из кармана горсть семечек и начал меланхолично закидывать их в рот, сплевывая в траву шелуху.

Тут же набежали толпой куры и принялись копошиться у наших ног, бестолково толкаясь и кудахтая.

— Нина, которая утонула? — уточнил я.

Кажется, меня нарочно дурят.

— Семок хочешь? — Дед из ладони сыпанул мне семечек. — Ты же видел его, так? Видел. Сначала с человеческими руками, так? Был бы посмелее, полез бы утопленника спасать. Задумался, глядь: какая-то дохлая туша, и раки прицепились. Был бы пожаднее, тоже поперся бы, только за раками. Вот и стал бы ичетиком. Утоплышем. Нечистиком. Злился бы, других топить начал, живых.

Ладно, логика в этом есть. Но я-то видел, как эта будто бы Нина ехала с нами из Никоноровки!

— То есть в деревне он появиться не может? Только у реки?

— Тут такое дело: ежели родные позвали, то и в деревне может быть. Только это так, образ, фикция. Все одно нечистый шалит. Не упустит случай заполучить еще одну душу. Особливо если ты не против. Вот и шастает тут у нас то одно, то другое... Понял?

Я не знал, что ответить. Я видел собственными глазами. Но не может же быть все настолько... Настолько реально! Не все же сразу!

— А Анцыбаловка что такое за место?

Михал Семеныч чуть семечком не подавился, закрутил головой:

— И про Анцыбаловкууже наплели. Ой, народ! Язык что помело.

— И все же?

— Ишь, все-то ему знать нужно. Вот, считай, Никоноровка чистенькая была, пока сюда из Анцыбаловки народ не попер. Сбегали те, кто потрусливее. Которые не по правилам жили, а потом решили, что в другом месте им больше повезет. А кто с собой беду везет, тому нигде не повезет. Слыхал поговорку? Там место такое, знаешь, гиблое. Всегда было, испокон веков. Жить можно, отчего ж не жить. Земля-то хорошая сама по себе, плодородная, зелень, то, се. Умные-то избегали, а непутевые, кому есть от чего бежать, рискнули. Вот построили Анцыбаловку. Везде же человек живет: хоть на Крайнем Севере, хоть в Африке в пустыне. Только там природа, а тут эта... нечистая сила. Вишь, не она пришла, а к ней пришли. Разбурамошили там чего-то, как дверь открыли запертую. Она и поперла наружу. Для нечисти-то человеческая душа — самое лакомство.

Я невольно вздрогнул от холодка, пробежавшего по спине.

Совершенно не хотелось признавать, что нашей семьи коснулась нечистая сила. Да и бред! Какая еще нечисть в двадцать первом веке?!

И вот мы, такие прогрессивные, такие современные, такие несуеверные, сидим здесь в деревне, чтобы избавить Алину от икотки...

— Ну вот, деваться было некуда. Как-то скумекали, что можно договориться. Вот, откупился кем-то одним — всю деревню спас. Что значит одна душа по сравнению со всей общиной? Вроде как жертва благое дело совершает, спасает семью. Нехорошие там люди жили, негодные. И своих не щадили, лишь бы по легкому пути пойти. Правила соблюдай, и вроде ничего не происходит, и жалеть не о чем. Не о ком... Были и те, кто, как до их близких дело доходило, сразу соображали, что к чему. Своих-то жалко, поди. Но кто из Анцыбаловки сбегает, тот как слизень — тянет за собой след. А по нему, как по проторенной дорожке, и анцыбаловская дрянь расползается. Вот так вот у нас кругом нечисти полно. Понял? — Михал Семеныч ухмыльнулся: — Понял, да не поверил, так? Мол, втираешь, старый. Ая и не прошу верить. Не верь. Ведь про вашу девушку тоже никто не верил, а? Эх, парень. Правильно делаешь: никому не верь.

Подмигнул мне и сплюнул шелуху.

Я грыз семечки и чувствовал себя тупым. Прямо как эти куры, с одинаковой жадностью клюющие то семечки, то несъедобную щепку. Точнее, каким-то оглушенным.

Нечистая сила... Не в фильме ужасов каком-нибудь, а вот тут, прямо сейчас, с нами... Про происходящее с Алиной все же довольно легко найти логичное объяснение, да, неприятное, но более-менее вменяемое. Но остальное здесь...

Не может же целая деревня сговориться и дурить приезжих? Или может? Ладно, сговорились и дурят. Но разве я такая важная персона, чтобы тратить на меня силы и время? У нашей семьи ни богатства, ни влияния, ничего. Мы самые обыкновенные, как все. Ни за что не поверю, что мы ни с того ни с сего стали избран

ными и огромное количество людей занято тем, чтоб нас морочить. Ну глупо же.

Михал Семеныч похлопал меня по плечу, встал и пошел заниматься делами по хозяйству, будто ничего не произошло.

А я сидел и думал, что на самом деле это хороший способ: притворяться, что ничего не было, что все в порядке вещей, что просто показалось, не так понял. И пока что-то необъяснимое происходит не с тобой, а с кем-то другим, чужим, беспокоиться совершенно не стоит.

Когда мои вернулись, мама выглядела даже более уставшей, чем Алина.

Сестра спала на ходу. Едва разлепляя веки, чисто по инерции всем молча кивнула, типа пожелала спокойной ночи, и, как есть, не раздеваясь, рухнула на свою кровать. Она ничего не рассказывала об отчитке, не обсуждала, что там с ней происходит. Если бы я не знал, что Алина ничего не принимает, решил бы, что она под действием каких-то одурманивающих лекарств. А она точно ничего не пила. Палашка даже прописанные врачом таблетки заставила ее выкинуть. Разве что ей Ульяна Ильинична что-то давала?

Мама вон тоже не особо распространялась на эту тему. Но очевидно, что ей эти сеансы давались психологически тяжело. Я вон одного-единственного раза не выдержал, а она каждый день ходит, так что понять ее можно. Но она старалась не показывать виду и, едва завидев меня, немедленно начинала улыбаться. Остальное время просто сидела, обхватив голову руками, рядом со спящей Алиной.

Сегодня мама радостно сообщила, что звонила папе и рассказала, что я поехал с местными ребятами за ра

ками. Мне стоило большого труда сохранить спокойное выражение лица при воспоминании об этих... Но не рассказывать же маме про ичетика и девочку, которой не могло быть, а она была.

Тем более что мама с таким воодушевлением говорила о том, как обрадовался новости отец. Он, оказывается, горд за меня, что не ударил в грязь лицом перед деревенскими. Что не маменькин сынок, доказал в очередной раз.

Можно подумать, не за раками с ребятами съездил, а подрался стенка на стенку. Лучше бы мама не сообщала мне этих подробностей. Как-то не очень они... Ну ладно. Пусть думают оба, что хотя бы у меня все нормально. Пусть думают.

Еще мама рассказала, что хозяева попросили отправиться к Ульяне Ильиничне сразу после того, как я уехал с деревенскими. Оказывается, в срочном порядке в Никоноровку прибыла Снежанина прабабка, что ли, очень сильная знахарка и лекарка.

Как объяснила, словно извиняясь, Лида Пална, со Снежаной бабка сходилась по крови и вообще благоволила девочке. Так что сломанную руку примчалась лечить без разговоров. Но с Ульяной Ильиничной старушка не ладила, и наша Алина вполне могла оказаться крайней в извечной вражде знаток. Причем не в том плане, кто быстрее вылечит, а как раз наоборот. Как поняла мама, бабушка Клавдия вполне могла подгадить и помешать отчитке просто из вредности характера.